— Об этом я тебе скажу через пару дней. Я выясню этот вопрос.

— И надеешься выяснить?

— Конечно. Я же дал тебе наводку на Дэйтлона, и ты получил интервью.

— Конечно. Но ты знаешь, что с ним сделали.

— Не исключено, что получится во второй раз, но только не тащи материалы в свою газету. За ней установлен контроль. Договорись с небольшой многотиражкой, сам туда не ходи, а передай материалы через посредника. Хотя бы через Чинара. Его никто не заподозрит. Если ты хочешь, чтобы твои материалы читали, то делать надо все по-хитрому. Ты же видишь, что власти взбешены! Ну, ладно, Майкл, мне пора. Мы еще созвонимся.

— Как твоя книга, Слим? — крикнул вслед уходящему репортер.

— Пока Дэйтлон жив, в ней рано ставить точку. Возможно, что и мне не суждено будет ее опубликовать, как тебе твое интервью. Но я верю, что найдется авторитетный парень, который напишет правду, и ему поверят.

Кэрр видел, как Слим сел в шикарный «кадиллак» и уехал. Он не переставал удивляться на этого типа. Каждый раз он преподносил новые сюрпризы. И Руди Малик, который так настороженно относился к Слиму, теперь возводит его до небес. У Кэрра хватало тайн, и он не собирался разгадывать загадку Слима Патерсона.

А у Слима были свои проблемы. Он не знал, как доложить Крису о случившемся. Гибель Чеза значила, что в синдикате образовалась огромная трещина, которую нелегко будет замазать. Крис не хотел брать новых людей и был прав, но если дела так пойдут, то вскоре он останется один.

Слим не верил, что Дэйтлону нужны были деньги. Принцип «одному больше достанется» не подходил здесь. Что такое Дэйтлон, никто не мог бы сказать определенно. Никто не мог дать ему точную характеристику. Никто не мог предсказать его следующий шаг.

Но в одном его верный слуга был уверен. Даже если Дэйтлон останется один, он не остановится. Остановить его может только смерть.

Следуя инструкциям хозяина, Джо подогнал машину к указателю на ферму и, свернув на проселочную дорогу, остановился. Кончилась зеркальная поверхность шоссе, где, словно марионетки, подпрыгивали, ударяясь друг о друга, крупные капли дождя. Небесный поток создавал такой шум, что пальбу из пушки услышать было бы невозможно. На проселочной дороге шум затихал. Вода впитывалась в почву или образовывала лужи.

Джо в спешке не взял ни плаща, ни пиджака. На нем был легкий свитер с высоким воротником.

Сейчас у него не было времени на принятие особых решений. Он не думал о дожде, он думал о том, как ему удастся выгнать машину из кустарника.

Джо включил фары и свернул с дороги в лес. Машина шла легко, и колеса не вязли в рыхлой почве, но во что превратится земля через час, если ливень не прекратится?!

Джо загнал «кадиллак» в кустарник, выключив двигатель, и, подняв воротник под горло, вышел из машины. Он не успел выбраться на дорогу, как промок до последней нитки.

Он не предполагал, сколько времени у него займет дорога до фермы, он знал, что она будет нелегкой, но и это не смущало Джо. Больше всего он боялся опоздать. Путь от коттеджа до места занял два часа. Он делал все, что можно, но погода и пробки в городе задержали его, отняв не менее получаса.

Столько же времени потребуется на обратную дорогу, а Джак ранен. Выдержит ли он такую нагрузку?

Редкие вспышки молнии озаряли голубым светом зелень кустарника. Джо прибавил шагу и устремился вперед, с трудом различая дорогу. Он скользил, ступал в лужи, падал, вставал и шел, ускоряя шаг еще больше.

Шестидесятилетний здоровяк Ирвин Гровелл подбросил угля в камин и потер руки.

— Обожаю тепло, когда за окном льет как из ведра!

Сидящий в кресле Джак усмехнулся. Как этот человек может еще что-нибудь обожать кроме своей жены. Старый ветеринар прожужжал гостю уши про свою тяжкую долю, после того как связал себя узами брака. Правда, Джак забыл, в который раз Ирвин клялся в вечной любви перед алтарем, но он не сомневался, что этот сельский детина переживет свою любимую женушка, которая на тридцать лет была его моложе и на десять лет моложе старшей дочери от первого брака.

Гровелл поправил угли и вернулся к своему креслу. Джак сидел напротив. Забинтованная нога в гипсе покоилась на табурете, где заботливо была подложена подушка. Правое плечо было закутано в шерстяную шаль, а рука висела на перевязи. Он походил на раненного в бою пирата, если ему еще и глаз перевязать черной повязкой.

Гровелл разлил вино в стаканы и раскурил трубку. Джак уже знал, о чем сейчас заговорит старик. Жалобы на любимую жену сопровождались тягучей заунывной монотонной песней об одиночестве, тоске и непонимании. Ирвин всю свою жизнь провел в этих местах. Его дед создал здесь рай, а его отец этот рай промотал. Ирвин метался. Он очень хотел возобновить то, что сделал дед, но был ленив, как отец, и любил лазить в подвал за домашним вином.

Работы у него хватало, молодая жена не очень-то утруждала себя, увлекаясь бульварной литературой, а для прикрытия, как считал Гровелл, родила ему дочь. Этого он ей и не мог простить. Четвертая дочь и ни одного наследника. Сейчас она вновь ходила с животиком, и Гровелл молил Всевышнего о сыне.

Перед Джаком Ирвин хорохорился, но перед супругой он не рисковал стучать кулаком по столу. Эти фокусы удавались с первой женой, но сейчас он превратился из кота в мышку, и его бас никого не пугая кроме коров, коз и баранов, на которых он срывал свое зло.

Джак полулежал в мягком удобном кресле, откинув голову назад, и, глядя в потолок, слушал монотонную болтовню ветеринара.

— Послушай, Ив, — перебил его гость. — Ты можешь сказать определенно, сколько времени будет заживать эта конечность?

Он похлопал по гипсу здоровой рукой.

— Ну, я полагаю, не меньше трех недель. Все зависит от костей. У всех по-разному, но ты парень молодой, и я думаю, что ты быстро встанешь на ноги. А с плечом тебе не везет. У тебя не зажила еще старая рана, а пуля потревожила то же место. Прострел сквозной, но может начаться нагноение, и к этому делу нужно отнестись как можно внимательней. Я тебя понимаю, тебе здесь скучно, хочется вернуться к своим кошечкам. Придется потерпеть. Привыкай к спокойствию и тишине.

— На кой черт привыкать к скуке? У тебя даже телефона нет. Я отрезан от мира. Как там ребята? Как Чез?

— Но у нас есть радио. Как только волки завоют и выйдут на охоту, нам сразу сообщат. Давай-ка выпьем, и тебе станет веселее.

Джак выпил вино и поморщился.

— И как ты можешь пить такую дрянь?

— Великолепный напиток! Я не могу себе позволить бегать по магазинам и тратить деньги на виски. Если бы я пил виски, я бы разорился в два счета.

Гровелл взглянул на пустые бутылки, а затем на настенные часы.

— Семь часов. Сейчас Нора пошла доить коров, и я могу проникнуть в подвал и взять еще пару бутылочек.

— В такой дождь?

— От дома до дома тридцать ярдов. Это пустяки. К тому же у меня есть панцирь.

Гровелл встал, вышел в коридор и через несколько секунд вернулся назад. Джакобо взглянул на него и улыбнулся. Черный прорезиненный плащ касался пола, а квадратный капюшон закрывал половину лица.

— Ты похож на посланника ада, Ив. Если тебя осветит молнией, то любой от такого зрелища лишится дара речи.

— Но здесь некого пугать. Собаки и те забились в норы. Но этот плащ не имеет цены. Ни одна капля сквозь него не просочится, никакой дождь ему не страшен. Ладно, я пошел, через десять минут вернусь.

Ветеринар вышел в прихожую и скрылся за дверью. Джак откинулся на спинку, и ему показалось, что он услышал шум двигателя автомобиля.

В первую минуту он не поверил своим ушам. Дождь может имитировать любой шум, но если он не ошибся, то это счастье.

Шум двигателя стал более отчетливым, и за окном мелькнули фары. Джак облегченно вздохнул. Он уже не верил, что о нем вспомнят. А может быть. Чез догадался прихватить с собой Патти, и они устроят хорошую пирушку.

Джак дотянулся до костыля и приподнялся, пытаясь выглянуть в окно.