В девять вечера Грэйс и Чико уехали на «бентли», а Кейси на «паккарде», но ни Феннер, ни Дэйтлон не собирались отходить ко сну. Им нравился запах свободы, их радовали лица людей, они не думали об оружии, опасности, бегстве. Они могли позволить себе роскошь — прожить пару дней, как нормальные люди.

Из-за двери сорок шестого номера не доносилось ни звука. Юл Холэман осмотрелся по сторонам. Коридор четвертого этажа был пуст. Он постучал в дверь, ответа не последовало. Холэман постучал еще раз, более настойчиво, но результат оказался тем же. Капитан нагнулся и взглянул в скважину. Ключ торчал с обратной стороны. Нажав на ручку, он убедился, что дверь заперта. В этом он не сомневался, такие пташки не любят, чтобы их беспокоили в неурочный час. Капитан не любил попусту терять время. Достав газету из кармана, он расстелил ее на полу и просунул под дверь. Затем, достав складной нож, просунул лезвие в скважину, выровнял бородку и тихонько толкнул ключ вперед. Когда он вынул газету из-под двери, ключ лежал в центре. Как и предполагал коп, гостиничный брелок отсутствовал, иначе маневр бы не удался. Но он знал, что эта дама не станет таскать ключ в сумочке. Из любого положения есть выход, считал Холэман, и в любое помещение есть вход!

С тех самых пор, как он потерял свою ширму — полицейский значок, он не потерял нажитого опыта, пристрелянного глаза и надежных методов, которые всегда себя оправдывали.

За время его операции в коридоре никто не появился. Здесь не Нью-Йорк и толчеи быть не должно.

Капитан открыл дверь и осторожно заглянул внутрь.

В гостиной пусто. Он слышал шум воды — гарантия того, что он не ошибся дверью. Все люди, а тем более женщины, любят принимать душ с дороги. Пташки, типа этой, делают долгие перелеты.

Холэман проскользнул в номер и запер за собой дверь. Ключ он не стал оставлять в скважине, а убрал в свой карман. Он прошел в спальню и услышал слабое мурлыканье из-за приоткрытой двери ванной комнаты. Чемоданы лежали на кровати, замки были открыты. Можно обойтись без помощи ножа. Сумочка из замши валялась на трюмо, рядом с телефоном.

Холэман решил начать с чемоданов. Ничего интересного. Горы женского белья, дорогие духи, три шикарных парика под блондинку, брюнетку и шатенку с разной длиной натуральных волос, грим и вещи, не характерные для такой дамы. Рядом с шикарным вечерним платьем лежал старый мятый плащ, уродливая шляпка и свинчивающаяся клюка для старух. Все это бывший капитан видел и не раз. Его внимание привлек пакет, перевязанный шелковой лентой. Под оберткой находилась деревянная коробка, а в ней несколько пакетиков с разными порошками, в том числе и с черным перцем. Тут же в свертке был седой парик, резиновые перчатки, темные очки. Холэман усмехнулся. Люди не меняются с годами. У каждого свой заработок, свои навыки, опыт. Люди любят заниматься тем, что им больше всего доставляет удовольствие и что у них лучше всего получается.

Оставив чемодан, капитан перешел к сумочке, содержание которой оказалось значительно интересней. На каждый предмет, хранимый здесь, имелась уголовная статья. Шестизарядный «Смит и Вессон» с коротким стволом, никелированный с перламутровой ручкой и полной обоймой патронов. Коробка со шприцем и пять ампул с морфием. Крепкое зелье. Марихуана и кокаин — это уже пройденный этап. Флакон с сильнодействующим снотворным. Тут был и бумажник. Холэман проверил содержимое. Три экземпляра водительских прав на разные имена, тысяча долларов в сотенных купюрах, квитанция от камеры хранения в Нью-Йоркском аэропорту и счета из ресторанов и отелей.

После беглого осмотра капитан вынул патроны из обоймы и сложил все на место. Шум воды прекратился.

Холэман подошел к ванной и встал за дверь. Через секунду в спальню вошла хозяйка номера. Ее халатик был совсем прозрачным, и капитан залюбовался безупречными формами. Но Холэман никогда не западал на таких женщин. Они были недосягаемы, они лежали на другой высоте, и за это он ненавидел их, за это он толкал их в грязь и обирал до нитки.

— Добрый вечер, мисс Гарт!

Женщина вздрогнула и оглянулась. Она не вскрикнула, не упала в обморок и не стала закутываться в простыню. Ее лицо вспыхнуло. Ненависть мелькнула в ее взгляде, и красивые зеленые глаза стали метать молнии.

— У вас есть ордер на обыск или арест?

— Не искрите, мисс Гарт. Я не собираюсь арестовывать вас. У меня есть к вам предложение.

— Пошел вон!

— Я ведь тоже могу разозлиться, и в итоге проиграете вы. Вам однажды удалось ускользнуть от меня, переодевшись старухой. На этот раз фокус не пройдет.

— Что тебе надо, коп?

У нее бил низкий красивый голос, но сейчас он срывался на крик и звучал неблагозвучно. Холэман знал, что с этой женщиной трудно договориться, почти невозможно, тут следовало проявить терпение и дать ей успокоиться. Она была его единственной надеждой.

— Что тебе от меня надо?

— Не много, дорогая Линда, или как теперь тебе больше нравится, Марта Адамс. Я ведь помню тебя под сотнями имен!

Холэман прошел к окну и сел в кресло. Женщина оставалась стоять, сверкая медными волосами и огненным взглядом. При желании она могла бы с ним справиться. Сила ее чар была беспредельна, и стоило ей захотеть, этот рябой громила валялся бы у ее ног, но Линда готова была отправиться за решетку, но подпустить к себе эту мерзость она не могла. Даже у такой беспринципной женщины, как Линда Гарт, имелись свои пределы возможностей.

Она знала, что такое тюрьма, и ее охватывала мысль при мысли о камере; это удерживало ее от опрометчивого поступка.

— Садись, Линда. Я ведь не уйду, пока мы не решим некоторые вопросы. Ты знаешь, что я не приду ради пустяков.

Женщина попыталась взять себя в руки и села на край кровати возле трюмо.

Холэман достал сигарету и закурил.

— Сейчас у меня есть более важное дело, чем ты. Но я хочу, чтобы ты мне помогла. Мне нужна юбка и длинные ноги, то, чем ты владеешь. Если мы договоримся, то расстанемся навсегда, если нет, то я вызову сюда местного шерифа и расскажу ему историю пятилетней давности, когда у молодой дамочки умер пожилой муж, жизнь которого была застрахована на сто тысяч. Помнится, я тогда помог тебе, а ты продолжаешь смотреть на меня зверем.

— Ты идиот, коп! Я купила у тебя все улики за большие деньги. Что ты собираешься предъявить шерифу, которому плевать на меня и на тебя? Не ту песню запел! Мне давно уже пора настрочить на тебя жалобу прокурору. Ты живешь за счет шантажа, а загораживаешься мундиром. Или, может, тебя уже вышибли из полиции? Что бы тебе делать в этих местах, коп?

— Линда. Я не закончил историю с твоим мужем. Она не имеет срока давности. Ты получила страховку и наследство, но все дело в том, что завещание твоего мужа так и не было найдено. Его не нашли, потому что оно осталось у меня. Ведь ты и убила его из-за того, что он переписал его за две недели до смерти и оставил состояние дочери. А чего же ты хотела от него? Какой мужчина потерпит, что его жена спит с его секретарем? Он же не виноват, что его возраст не позволяет ему удовлетворять такую кобылку.

— Ты лжешь, коп! У тебя нет завещания!

— А откуда, по-твоему, я знаю его содержание?

Холэман развалился в кресле, выпустил струйку дыма и стряхнул пепел на ковер.

— Пока мои помощники занимались трупом, а ты рыдала, изображая неутешное горе, я нашел пару конвертов на полках. Один конверт предназначался его дочери, где он уведомлял ее об изменении завещания, а второй и был оригиналом завещания. Ты нашла в сейфе копии, которые и сожгла. К сожалению, я не смог закончить это дело, а то тебе пришлось бы поделиться со мной наследством. Я никогда не уничтожаю улики, я очень аккуратный человек. — Холэман оторвал взгляд от сигареты и посмотрел на Линду. — Этим документам можно дать ход!

Лицо ее побледнело. Все, что он говорил, могло быть правдой.

— Как я понимаю, ты хочешь продать мне это письмо и оригинал завещания. А ты знаешь о том, что я продала дом, имение и все деньги спустила на бегах. У меня нет ни цента за душой. Что ты с меня возьмешь?