Кэрр не довольствовался синицей в клетке, его всегда манил журавль в небе, и в его задачу входило уцепить эту птичку за хвост. А пока он еще не знал, как это сделать, то решил начать с Чинара.

Его приятель появился в забегаловке в мундире. Кэрр знал, что значит, если Чинар в мундире, но его ничто уже не смогло смутить, репортер вошел в раж.

Чинар был приветлив, но его лицо носило непонятный отпечаток напряженности.

— Рад видеть тебя, Майкл. Извини, что опоздал. Ты отлично выглядишь. Загорелый, красивый. Ну, а как Кристина?

— В ближайшие две недели я еще остаюсь холостяком. Из Майами она поехала к матери в Огайо. Хочет погостить пару недель.

— Ну, понятно, сдерживать тебя некому, и ты решил сунуть голову в костер.

— Обычная работа, не более того.

— Если бы так, то ты мне не позвонил бы на второй день после отпуска. Но червячок тебя гложет, покоя не дает.

— Ладно, не буду крутить, Эд. Я думаю, что нам есть смысл опять объединить усилия, как мы когда-то это делали.

Чинар помотал головой, будто муха лезла ему в глаза.

— Нет, Майкл. Это касается банды Дэйтлона, и здесь мы с тобой объединяться не будем. Не тот случай.

— Ты что, старина, забыл, как я тебе помогал?

— Нет, конечно. Мы всегда отлично дополняли друг друга.

— Слушай, капитан, не валяй дурака. Мы ведь всегда с тобой шли в одной упряжке, вместе поступали в университет, вместе закончили юридический факультет, мечтали вместе открыть адвокатскую контору, но не вышло. Кишка оказалась тонка! Башлей не хватило. Ладно, черт с ним! Нас раскидало по углам, но мы от этого не стали другими!

— Не стали, Майкл. Но ведь нет никаких ходов! Здесь нет расследования, как такового. В этом случае возможна только охота и стрельба на поражение. Хочешь подставить голову под пули?

— Хорошо поешь! Быстро ты забыл, как я подставлял свою задницу под статью, когда у тебя не было санкции на обыск. Помнишь, как расследовал дело об убийстве на Гоновер-стрит и как ты меня уверял, что улика в доме? Я, рискуя своей шкурой, лезу ночью в окно, произвожу обыск, ничего не нахожу, а соседи тем временем вызывают полицию. Мне чудом удалось унести ноги. А все это ради того, чтобы ты убедился, что твоя версия ошибочна. Сам ты законы не нарушаешь, тебе твой статус не позволяет, а я не в счет… Сколько раз я лазил в форточки, заглядывал в карманы чужих пиджаков и выпытывал сведения у жен про их мужей, валяясь с ними в кроватях, проникал в двери с надписью «Служебное помещение. Вход посторонним запрещен!»? Вот тогда ты меня не спрашивал, каким образом я добывал для тебя информацию! Вроде бы я находил ее на помойке. Тебе статус не позволял знать такие подробности. Мол, ты не попался? Молодец, парень! Действуй дальше в том же ключе. А, может быть, нам с тобой стоит поделить пополам два ромбика, которые ты носишь на погонах? Мы тогда оба станем лейтенантами, уж за один я несу полную ответственность, и не без моей помощи ты его заработал.

Чинар покраснел. Веснушки еще больше стали выделяться на его лице.

— Ты хочешь, чтобы я встал и ушел?

В эту секунду подошел официант с подносом, и на столе появилось свежее пиво и яичница с беконом.

— Ладно, не будем омрачать нашу встречу глупыми перепалками, — пошел на мировую Кэрр.

— Что ты от меня хочешь?

— Информацию о следствии. Где, где и еще раз где? Я должен быть первым, а не последним. А то, что узнаю я, ты будешь знать раньше редактора газеты. У нас неплохо получалось до сих пор, а за меня не стоит волноваться, я за себя умею постоять.

— Но ведь ты безоружен!

— Терпеть не могу оружия! Мое оружие — фотокамера и блокнот. Ни один гангстер, даже самый грязный убийца, не будет стрелять в журналиста или в ребенка. Эти люди тоже имеют собственное достоинство и собственный имидж.

— Чего ты хочешь добиться?

— Конечный результат — это интервью с Дэйтлоном. Он завершит серию репортажей о нем и его банде, а через пару дней вы его ловите, и я помещаю в номер две фотографии. На первой он будет сидеть в мягком кресле в гостиной шикарного отеля с сигарой в зубах, где он живет инкогнито, а второй снимок, где он ежится в камере за решеткой, дрожа от страха перед казнью.

— Извини, Майкл, но ты еще совсем ребенок и фантазер.

— Вы ничего не понимаете, мистер коп! Такие вот дети с фантазией и наивным взглядом на вещи становятся лучшими редакторами в мире и делают лучшие газеты и журналы. В тебе нет легкости, Эд. У тебя нет крыльев. Тебя тащит к земле твой многозарядный пистолет и тяжеловесный жетон копа.

— Я живу тем, что вижу. Преступники не носят крыльев, они стреляют из автоматов.

— Ты не прав. Может быть, Дэйтлон-банкир и не витает в облаках, но полет его фантазии заставляет нас разевать рты. Он незаурядный преступник, и поймать его может только такой человек, как мы с тобой: не ты отдельно, не я отдельно, а такой, какого нет. Наша смесь. Вот поэтому мы должны быть вместе. Ты правая рука, я левая, а голова общая.

— Ладно, Майкл, я буду подбрасывать дрова в твою топку, но с одним условием. Без моего ведома ты не будешь давать материалы в номер.

— Хочешь заделаться цензором? Ладно, согласен. Но это будет касаться только тех материалов, которые исходят от тебя. Твоя цензура не будет касаться материалов, добытых мной лично. Но я буду ставить тебя в известность. Мне кажется, Эд, что у меня больше возможностей встретиться с Дэйтлоном, чем у тебя.

— Ну, если так, то тогда мне надо было назначать эту встречу и мне надо было просить тебя о сотрудничестве. Извините, маэстро, я, кажется, недооценивал вас.

— А ты всегда меня недооценивал… Ты очень скуп на эмоции, Эд. Сухарь! О человеке можно судить лишь после того, как он напьется. Мы часто с тобой напивались, я пел песни, а ты еще больше замыкался. Может быть, это удел всех рыжих? Ты читал Конан-Дойля? Ты помнишь о «союзе рыжих»? Пора подумать об аналогичной организации в Чикаго.

Кэрр развеселился. Лицо Чинара также стало мягче.

Сидящий спиной к стулу Майкла здоровяк тоже улыбался. Он слышал весь разговор, мирно и тихо попивая пиво. С каждой новой встречей Кэрр нравился ему все больше и больше. Он не видел в нем опасности, он не знал, как можно использовать этого парня с наибольшим эффектом.

После того как Чинар и Кэрр ушли, Слим заказал себе завтрак и решил, что ему пора возвращаться назад. Информации набралось столько, что ее стало трудно сохранять в голове. Информация всегда требует соответствующей переработки и фантазии. Слим был полностью согласен с Кэрром.

Одним из самых шикарных и фешенебельных ресторанов Ист-Чикаго был «Савой». Обычно здесь собиралась публика, чьи банковские счета перевалили рубеж шестизначных чисел.

Красивая дама в строгом темно-зеленом платье, с высокой прической вошла в зал и осмотрелась.

Хрустальные люстры, мозаичные потолки, мраморные колонны; зеркальные стены делали зал бесконечным, паркет, набранный из разных пород дерева, сверкал, как зеркальные стены. Здесь пахло хорошей европейской кухней, роскошью и деньгами.

К даме подошел сухопарый метрдотель с набриолиненными волосами и дежурной улыбкой на лице.

Дама шепнула ему несколько слов, он отвесил поклон и провел ее через весь зал в другой конец, где находились отдельные кабинеты, отгороженные от посторонних глаз тяжелыми дорогими портьерами.

Остановившись у одного из них, мэтр отодвинул занавеску и пропустил гостью вперед.

Стол был накрыт на две персоны; белая скатерть, серебряные приборы, фрукты, хрустальные бокалы и свежесрезанные цветы.

Мужчина, сидящий за столом, встал и поцеловал даме руку. Когда они назначали эту встречу, они договорились по телефону, что не будут называть друг друга по имени.

Мэтр задвинул занавесь, и они остались вдвоем. Устроившись напротив, они долго разглядывали друг друга.

Она подумала о том, как он изменился с тех пор. Усталость, заботы, беспокойство отражались в его глазах. На висках появилась седина, а морщины стали более глубокими.