— Подождите, — растерянно произношу я, теряя суть разговора, — это, должно быть, какая-то ошибка. Вы ведь сами мне вчера по телефону сказали, что сегодня ее выпишут.

— Ребенка выпишут. Ирине… Что ж, не буду ходить вокруг да около, скажу правду: позавчера Ирине стало хуже. Мальчик здесь уже восемь дней, у него прекрасное здоровье, никаких отклонений, за ним присматривает персонал, но что, если это затянется на месяцы? Никто не может спрогнозировать, когда она очнется. Это может произойти через неделю, а может через месяц. Здесь все индивидуально. Думаю, вашему сыну будет гораздо лучше дома, в окружении любящей семьи. Да и вам, наверное, уже не терпится увидеть малыша.

Она нервничает, и я начинаю понимать, что здесь что-то нечисто. Вспоминаю, что там говорила Ира о том, что ей нельзя рожать самой. Скорее всего, заведующая волнуется насчёт того, что я могу предать огласке это дело, потому что как ни крути, а случилась врачебная ошибка.

— А что вообще с моей… кхм женой? Мне может кто-то объяснить это внятно?

Глаза заведующей расширяются, она отводит взгляд, постукивает ручкой по столу.

— Думаю, с этим вопросом вам лучше обратиться к Олегу Викторовичу. Моя специализация, молодой человек, — принимать роды, — нервно усмехается она.

— Ясно. Тогда я пойду.

— Подождите, я попросила, чтобы вам ребеночка сюда принесли, — поднимается она со своего места, заискивающе улыбаясь мне.

— Что? Зачем? — получается немного резко, но вся эта ситуация меня начинает доставать. Надо бы найти, наверное, родственников девушки. Пусть озаботятся ее судьбой.

— Как зачем? Это же ваш сын, — прищурившись, произносит она, и в эту минуту я понимаю, что зря не опроверг ее уверенность в том, что мы с Ирой пара, а сын — мой. На кой мне ребёнок, да ещё и чужой? Что я буду с ним делать?



Макс

Я хмурюсь. Что ж, стоило с самого начала прояснить всю ситуацию, чтобы не было потом вот таких сюрпризов, но я так хотел поскорее отделаться от долгих объяснений, что в прошлый раз просто молча согласился со всеми догадками врачей в надежде, что видимся мы в последний раз. И я даже предположить не мог, что им в голову придет мысль вручить мне чужого ребёнка.

Я прикрываю глаза и резко выдыхаю, чтобы успокоиться и не наговорить лишнего. Вся эта ситуация, мягко говоря, начала выходить из-под контроля.

— Послушайте, произошла ошибка. Это не мой ребенок, и раз Ира не очнулась, то пусть он еще побудет у вас.

После этих слов я надеюсь спокойно покинуть здание роддома и в ближайшем будущем не возвращаться сюда. Мне даже перехотелось узнать, как незнакомка попала ко мне в квартиру. Мне нужно просто спокойствие. Хотя бы на несколько недель. Потому что перед глазами все еще мельтешат волны, в ушах гул мотора, а по ночам — бессонница, потому что я привык к ночной вахте и за полгода полностью сбил режим сна.

— Та-а-ак, все понятно, — протягивает Евгения как-то-там, снимает очки в тонкой оправе, отодвигает в сторону потрёпанный журнал с записями и смотрит на меня цепким взглядом. — Знаете, сколько я насмотрелась на таких, как вы, за годы своей работы?

Я вопросительно приподнимаю бровь. Любопытно.

— Рожают, а потом бросают своих детей. Ну ладно одинокие матери без гроша в кармане, но вы, Максим, по вам же видно, что человек вы не бедный и ребенка в состоянии поднять.

Ее взгляд проходится по массивному золотому браслету на моей руке, по дорогому свитеру, хотя сомневаюсь, что она знает толк в брендах, а вот по брелоку на моих ключах несложно догадаться, какое авто я вожу. И оно уж точно не из дешевых.

— Я понимаю что это шок для вас, понимаю, что с матерью ребёнка у вас могут быть не самые лучшие отношения, что вы даже не представляете, что делать с младенцем, но есть же родственники, в конце концов няни. Ваша жена ценой своей жизни родила вам малыша, а вы вот так вот… Если вы откажетесь от мальчика, то его отдадут в дом малютки и он пробудет там до тех пор, пока Ирина не придет в себя. Вы представляете, какой это стресс для ребенка? Кто там будет уделять ему должное внимание, дарить любовь и заботу? Сможете ли вы спокойно спать по ночам, зная, что ваш сын лежит один в кроватке и недоедает?

Она пытается давить на жалось, и я даже проникаюсь, вот только проблемка: это не мой сын. Потому ничего не выйдет. Никаких мук совести — и что там у меня еще должно проснуться?

Ее пламенную речь прерывает стук в дверь. Я поворачиваюсь на звук и наблюдаю за тем, как девушка в белом халатике входит в кабинет со свертком в руках.

— Вот, только что поел, так что спать будет всю дорогу. — Она подходит ко мне с широкой улыбкой на лице и пытается вручить «конверт», внутри которого находится розовый и немного страшненький ребенок. Мать его вроде ничего такая, наверное в отца пошёл.

— Нет, нет, — поднимаю ладони вверх, отказываясь брать мальчика на руки, а потом обращаюсь к заведующей роддома: — Послушайте, произошла и в самом деле небольшая путаница. Меня тоже зовут Максим, но я не отец этого пацана, поэтому не собираюсь забирать его. Если нужны деньги — пожалуйста, я готов дать их, но такую ответственность на свои плечи брать точно не буду. Да и что мне с ним делать? Давайте я попробую отыскать каких-нибудь родственников Ирины либо настоящего отца, и пусть они заботятся о нем.

— Молодой человек, вы окончательно запутали меня. В прошлый раз вы не отрицали, что это ваш сын, в этот раз вы говорите совершенно другое. Что мне делать с ребенком? Вы можете определиться наконец-то?

— Пусть за ним кто-то присмотрит. Я заплачу. И если можно, я хотел бы забрать личные вещи Иры, телефон и документы. Мне нужно связаться с ее родными. Я оставлял вам сумку в прошлый раз, помните?

Заведующая поджимает губы. Недовольно смотрит на меня. Вздыхает. Она явно недовольна сложившейся ситуацией, и мой отказ забирать ребенка добавил ей головной боли.

— Да, конечно. Марта, принеси, пожалуйста, вещи Антоновой.

— А… а ребенка куда, Евгения Александровна? — растерянно спрашивает та.

— Обратно в палату, слышала же: отец вдруг оказался ненастоящим отцом, — язвительно отвечает она, определенно не поверив мне. — Попросите кого-нибудь из мамочек пока что кормить мальчика.

Несколько мгновений она молчит, задумчиво смотря в спину Марты с ребенком, а когда за ними закрывается дверь, вновь переводит на меня свой цепкий недовольный взгляд.

— А вы, Максим, надеюсь, как можно быстрее найдете родственников вашей… "не жены".

— Конечно, — киваю в ответ и чувствую, что этот отпуск пройдет весело. Неделя, как вернулся, а все стало только хуже.

Я молча жду, пока медсестра принесет мне вещи Ирины, прощаюсь и выхожу на улицу. В нос ударяет свежий воздух, стирая собой больничный запах. Через дорогу замечаю аптеку, первым делом покупаю все по списку и возвращаюсь на территорию больницы, пытаясь найти нужный корпус. Добрых полчаса жду доктора, потом вполуха слушаю о том, что он говорит, и когда мне надоедает эта болтовня — просто спрашиваю, сколько денег нужно. На этом вопрос исчерпан.

К машине возвращаюсь на взводе, весь день пошел наперекосяк из-за этой горе-роженицы, нервно вытряхиваю содержимое женской сумочки прямо на соседнее сиденье и нахожу смартфон. Последней модели, как и у меня. Нехило. Подключаю к зарядке и разочарованно стону. Пароль. Либо отпечаток пальца. А у меня нет ни того, ни другого. Что ж, ладно, значит — не судьба. Придет в себя, сама найдет и родственников, и отца ребенка. Не будет же она и в самом деле целый год валяться без сознания?

Я возвращаюсь домой поздно вечером. Сначала пересекся с несколькими друзьями, а потом долго кружил по городу в раздумьях, все поглядывая на соседнее сиденье. Антонова Ирина Николаевна, двадцать семь лет, прописана в какой-то дремучей глубинке. Так указано в паспорте. Не замужем. Владеет черной «Тойотой» десятого года. Зарегистрирована частным предпринимателем и держит цветочный магазинчик, как и рассказывала Вика. Обычная девушка, на аферистку не смахивает, да и из дома ничего не пропало, разве что мебель из кабинета.