— Ира, — останавливает меня. Я оборачиваюсь, встречаясь с его серьезным взглядом. — В квартале отсюда есть гостиница, можешь там пожить до тех пор, пока не освободится студия, но я бы настоял на том, чтобы ты осталась здесь, ты еще недостаточно окрепла, мало ли что случится, вдруг почувствуешь себя плохо, а рядом никого не будет? Подумай об этом.

— Хорошо, — говорю едва слышно и скрываюсь за дверью. Сердце в груди колотит с бешеной силой. Спрашивается, почему так разволновалась? Ложусь на кровать и прижимаю ладонь к груди, делаю несколько глубоких вдохов, обдумываю все, что происходит со мной в последнее время, обходя стороной заманчивое предложение Максима. Потому что к квартире прилагается заботливый мужчина, хоть и чертовски угрюмый, а иногда кажется, что совершенно негостеприимный.

На следующий день мы с Максимом избегаем разговоров о моем переезде. Я, конечно, начала собирать с разных углов квартиры свои вещи и пробовать упихнуть все в два чемодана, с которыми приехала полгода назад, но тщетно, за это время слишком много чего нового у меня появилось. Мужчина лишь молча наблюдал за моими действиями, никак не комментировал, спал, ел, играл в компьютерную игру, иногда спрашивал что-то незначащее. Вечером мы снова устроились в спальне, на разных сторонах кровати, за просмотром очередного фильма.

Где-то на середине фильма я замечаю, что Максим уже крепко спит, как и Тимур в моих руках. Я осторожно кладу сына в коляску, поправляю одеяльце, а потом долго стою посреди комнаты, таращась на спящего мужчину. Он в футболке, которая обтягивает его тело, давая возможность разглядеть бугры мышц, одна рука за головой, вторая вдоль туловища. Я не решаюсь его будить. Выключаю телевизор, забираюсь под одеяло и долго лежу, смотря в темный потолок. Прислушиваюсь к тяжелому дыханию Максима, а через какое-то время он неразборчиво что-то бубнит, потом разворачивается на бок и закидывает на меня руку.

Я не двигаюсь. Боюсь даже сделать лишний вдох. Дрожу от такой близости мужчины. От его запаха, тяжести его руки на моей груди. Я так давно не была близка ни с кем, все ждала своего Чернова, бредила им, желала оказаться в его крепких объятиях, а после горькой правды так захотелось найти утешение, поддержку, мужскую, настоящую, что от такого случайного соприкосновения наших тел меня буквально взрывает.

Вихрь эмоций проносится мимо меня, врезается в самую душу, и я, прикрыв глаза, представляю, что рядом спит мой мужчина. Любимый, желанный, единственный. Не могу противостоять этой маленькой слабости хотя бы минутку, мечтать ведь никто не запрещал?

Но мой идеальный выдуманный мир рассыпается, когда раздаётся мелодия звонка телефона Максима. Он вздрагивает, резко отстраняется от меня, берет телефон, отключая звук, сонно смотрит на экран и все же отвечает.

— Да? — хрипло и едва слышно. Потом проворачивает голову в мою сторону, и я резко закрываю глаза, притворяясь спящей, хотя и не уверена, что он может разглядеть меня хорошо в полумраке. Прислушиваюсь к этому разговору, словно от него зависит моя жизнь. — Наташа, давай не сегодня. И не завтра.

В тишине квартиры до меня доносится женский голос на том конце трубки. Слов не разобрать, только интонации. Кажется, она раздражена и недовольна.

— Да, я сам наберу тебя. Занят. Не вру, серьезно. Ага, давай.

Наташа.

Значит, Вика ошиблась: у него все же кто-то есть. Почему-то этот факт вызывает досаду внутри меня. В горле застревает ком, настроение портится, хочется встать и уйти. На тот же диван, например. И в то же время чувствую себя глупо: с чего вообще меня интересует наличие женщины в его жизни?

Комната вновь погружается в темноту. Максим тяжело вздыхает. Потом встаёт и уходит. И вдруг становится так одиноко на душе, что я, идя на поводу своих чувств, всхлипываю и чувствую, как по щеке скатывается одинокая слеза.

Жалость к себе — самое ужасное, что может быть. И все же мне удаётся уснуть этой ночью. Так крепко, что я не слышу, как возвращается мужчина и ложится на свою сторону кровати. Обнаруживаю его лишь утром, проснувшись от детского плача.



Ирина

Чемоданы так и остались стоять в углу комнаты, Максим сказал, дороги не расчищены, никуда меня с ребенком не повезет, а на такси не отпустит. Правда, на следующий день, с самого утра, напомнил о визите к доктору. Когда увидел меня в легкой водолазке, заставил надеть свитер потеплее, даже несмотря на то, что я буду в теплой шубе и до машины от крыльца всего несколько метров.

Я смотрю на себя в зеркало и вдруг понимаю, что все эти дни ходила по квартире бледной тенью. Раньше я себе такого никогда не позволяла: женщина рядом с мужчиной всегда должна выглядеть хорошо. Нахожу косметичку, навожу макияж, быстрыми движениями расчесываю свои длинные густые волосы и придаю объем у корней.

Прозрачный блеск делает мои губы более пухлыми, а чёрная подводка для глаз — взгляд выразительным. Достаю из шкатулки золотые украшения, вдеваю в уши серьги. Придирчиво оглядываю себя в зеркале: непривычно видеть себя такой — без пухлых щек и округлого животика, но до идеала ещё далеко.

Делаю глубокий вдох и выхожу из комнаты. Максим уже ждет меня у двери, в руках — переноска с Тимуром. При моем появлении его бровь выгибается от удивления. Он осматривает меня с ног до головы, отправил ведь всего лишь переодеть свитер, а я за десять минут преобразилась так, словно собралась на свидание.

Я делаю вид, что ничего не понимаю, достаю из шкафа шубку, которая до этого не сходилась на мне из-за беременности, под пристальным взглядом Максима дрожащими руками нахожу пуговицы.

— Я готова.

— Хорошо выглядишь, явно идёшь на поправку, — произносит он и сразу же отводит взгляд в сторону. Открывает дверь, пропускает меня вперед.

В зеркале лифта ловлю наше отражение и понимаю, что мы и в самом деле очень похожи на семейную пару. Красивую пару, стоит отметить. Наши взгляды встречаются, и на какое-то мгновенье мы застываем, смотря друг другу в глаза. Воздух вокруг нас электризуется, дышать становится тяжело, и я не понимаю такой своей реакции на этого мужчину. Чужого. Едва знакомого. Не моего. Смущенно отвожу взгляд в сторону первой, наблюдаю за тем, как на табло меняются цифры этажей.

Щелчок лифта приводит все в движение: вы быстро выходим из него, другие же люди наоборот.

Стоит нам выйти на улицу, как в лицо бьет холодный ветер. Я взволнованно смотрю на спящего сына. Хоть он и в тёплом комбинезоне, под одеялом, но все равно очень волнуюсь, чтобы он не простыл. Максим придерживает меня за поясницу и ведёт в сторону автомобиля. Мы с Тимуром располагаемся сзади, мужчина — на водительском сиденье. Заводит мотор и мягко трогается с места. Едет медленно, дороги скользкие, трафик минимальный. В салоне тихо играет музыка, Максим выбивает ритм пальцами по рулю и тихонько что-то напевает.

Чем ближе мы подъезжаем к больнице, тем больше я начинаю волноваться. Вдруг окажется, что мое состояние все ещё нестабильно? Как же страшно, не хочу больше расставаться с сыном. Но мои опасения напрасны: все в норме, я иду на поправку, мне даже отменяют один из препаратов, которые принимала все это время.

Обратно возвращаюсь в приподнятом настроении. Смотрю в окно и сполна наслаждаюсь зимней сказкой, хотя какая зима? Через два дня наступит первый день весны. Время прошло невероятно быстро, а я ещё до сих пор не осознала, что стала матерью.

— Ты выходи, а я заберу Тимура сам, — поворачивается ко мне Максим. Я киваю в ответ. Дергаю за ручку, выхожу на улицу, делаю вдох полной грудью. На душе и в мыслях так хорошо от осознания того, что моей жизни ничего не угрожает. Оказывается, все это время я была напряжена именно из-за этого. Даже предательство Чернова отошло на задний план в сравнении с тем, что я не смогу быть полноценной матерью своему ребенку.