— Нет, тогда приходил Мезизар, — ответил Маллед. — Во всяком случае, так говорили. Вадевия появлялся здесь несколько лет назад, когда начались волнения на востоке. Он просто хотел со мной поговорить.

— Поговорить — о чем? — спросила она с несчастным видом.

Маллед задумался, но, так и не найдя способа уйти от правдивого ответа, молвил:

— Обо мне, как об Избраннике богов.

Анва посмотрела на мужа, перевела взгляд на Аршуи, спящего у неё на руках, и пролепетала:

— Мне надо уложить ребенка в постель.

Осторожно, чтобы не разбудить младенца, она поднялась и прошла в большую хозяйскую спальню, где в углу стояла колыбелька сына.

Очень скоро придется переселять Аршуи в мансарду, подумал Маллед, а может быть, и отдать ему комнатушку Пории. Пория когда-то спала несколько триад наверху, однако из-за постоянных раздоров с братом пришлось отгородить ей каморку. Но теперь, когда дети подросли, их отношения, возможно, выровняются.

Он все ещё стоял у входа, когда Анва вышла из спальни, плотно закрыв за собой дверь. Она повернулась лицом к мужу.

— Маллед, я знаю, ты не любишь говорить на эту тему, но мы должны все обсудить. Неужели ты и в самом деле считаешь, что боги тебя каким-то образом отметили и ты стал их любимцем?

— Нет, любимцем богов я себя не считаю. Но они принесли мне величайший дар. И этот дар — ты! Однако жрецы из Бьекдау сказали, что я — Богоизбранный Заступник Империи, наподобие Урзуана, Рубрекира или Фаяла.

— Но ты же в это не веришь?

— Я — обыкновенный человек, — развел руками Маллед. — Кузнец. Если б я был чем-то большим, то разве Баранмель не сплясал бы на нашей свадьбе? Я его там что-то не видел. Но, по правде говоря, я в тот день никого кроме тебя и не видел, — улыбнулся он.

— Но тогда почему… — возвысила она голос, но видимо, осознав, что почти кричит, начала снова, уже значительно тише:

— Но тогда почему ты хочешь видеть Вадевию, если не веришь в эту историю?

— Хочу узнать, что в действительности происходит на востоке, — объяснил Маллед. — Услышать, как поживают наши земляки. Мне почему-то кажется, что нам все время врут. Разве не должна бы война к этому времени уже закончиться?

— Не знаю, — раздраженно бросила Анва. — Так же, как и ты! Никто из нас ничего не смыслит в войнах.

— Но я хочу выяснить, что происходит, — стоял на своем Маллед.

— А почему ты считаешь, что жрецы скажут тебе больше, чем Хелсии, Комморину и всем остальным?

— Да потому, что у меня есть письмо Главного Жреца Долкаута, в котором он приказывает им сделать это.

Анва страшно побледнела и недоуменно воззрилась на Малледа. Это было нечто новое. Она впервые узнала о существовании вещественного доказательства того, что жрецы Бьекдау действительно считают её мужа чем-то большим, нежели обычным смертным.

— Письмо?

— Да. Его принес Мезизар, а мне передала мама.

— Ты мне ничего о нем не говорил, — с упреком заявила она.

— Просто не было повода.

— У тебя, Маллед, от меня не должно быть секретов.

Слова её были осуждающими, но выражение лица вызывало жалость.

— Я не делал из этого тайны, — возразил Маллед, чувствуя, как у него запершило в горле. — О письме просто никогда не заходила речь.

— И в послании действительно говорится, что жрецы обязаны отвечать на все твои вопросы?

— Там сказано… — Маллед задумался, припоминая точные слова. — Там сказано: “Каждый жрец в Империи, и в первую очередь оракулы, обязан предоставить любую помощь, в которой ты нуждаешься”.

— Но ведь оракулов больше нет, — удивленно заметила Анва.

— Мне это известно! Но другие же остались. Там сказано “каждый”.

— Значит, ты считаешь, жрецы в Бьекдау все тебе сообщат только потому, что имеется такое письмо?

— Считаю, даже только ради того, чтобы узнать об этом, стоит прошагать в Бьекдау.

— Только в Бьекдау?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты не собираешься отправиться в Зейдабар или в какие-то другие места, где сейчас дерутся?

— Только в Бьекдау.

— Ты уверен?

Маллед не хотел ей врать и потому сказал:

— Я так думаю, хотя и не уверен.

Анва помрачнела, скрещенные на груди руки упали и бессильно повисли вдоль тела. Но она не желала просто так сдаваться.

— Предположим, Маллед, они скажут тебе о происходящем в Олнамии, и окажется, что дела там или где-то в ином месте незавидные. Предположим, им нужны все до одного кузнецы, чтобы ковать мечи и доспехи. Я, так же как и ты, слышала обращение, и уже тогда подумала, что ты можешь уйти. Когда же ты остался, я решила — вопрос исчерпан. Я даже молилась, чтобы на этом все кончилось!

— Полагаю, вопрос действительно исчерпан. В мире помимо меня существует масса кузнецов.

— Но, допустим, они скажут, что возникла потребность в Богоизбранном Заступнике. И что же? Разве этот вопрос исчерпан? Я не желаю, чтобы ты покидал меня, Маллед. Не хочу, чтобы ты уходил. Я верю, ты не собираешься идти дальше Бьекдау, но, представь, когда они начнут умолять тебя спасти Империю, разве ты сможешь им ответить: “Прошу прощения, но мне надо домой”?

— Не знаю, — уныло ответил Маллед. — Все будет зависеть от обстоятельств.

— Неужели ты в глубине души веришь, что можешь быть Богоизбранным Заступником?

— Я…

— Если ты любишь меня, Маллед, то говори правду.

— Конечно, люблю!

— В таком случае скажи: ты действительно считаешь себя Богоизбранным Заступником?

Маллед долго молчал.

— Не знаю, — наконец произнес он. — Мне не известно, Заступник ли я — но в то же время я не могу с уверенностью сказать, что Заступником не являюсь. Кто способен понять богов?

— Уж ты-то точно не способен!

Она снова скрестила руки на груди и развернулась так, что взметнулись юбки. Малледу показалось, будто в её глазах блеснули слезы.

Он подошел к Анве сзади и обнял, коснувшись подбородком её макушки.

— Анва, я тебя люблю и отправляюсь в Бьекдау только для того, чтобы узнать о происходящем. Не сердись на меня, пожалуйста.

К его удивлению, жена кричать на него не стала. Она только шмыгнула носом, как бы пытаясь сдержать слезы.

— Не беспокойся, — молвила она. — Может, сегодня будет наша последняя ночь, проведенная вместе.

Эти слова потрясли его, и на какое-то время он потерял дар речи. Наконец он произнес:

— Эта ночь — не последняя. Я вернусь, вот увидишь. Даже если боги явятся в храм и прикажут мне идти на войну, я все равно возвращусь к тебе.

Она обернулась, ещё раз шмыгнула носом и бросилась ему на шею.

Маллед прижал к себе Анву и поцеловал в лоб.

— Ты можешь погибнуть! — выдавила она сквозь рыдания.

— Я не погибну, — заверил он её. — Отмеченные богами, как ты знаешь, всегда возвращаются домой. И уж наверняка ни одного из них не ждала жена, даже отдаленно напоминающая тебя.

Он взял её на руки, поцеловал и понес в спальню.

На следующее утро Маллед проснулся поздно. А к тому времени, когда он собрал необходимые вещи и вышел из дома, солнце уже успело одолеть половину дневного пути и теперь застряло где-то между узким полумесяцем Баэла и парой небольших темных лун, названия которых Маллед не знал.

Когда-нибудь, думал кузнец, глядя вверх, он выучит имена всех богов и всех лун и сможет указывать их местонахождение на небе. Он знал, что лун несколько больше сотни, но точное их число ему было не известно, а уж все их названия — и подавно.

Однако луну Баэла он распознавал безошибочно даже при ярком свете дня, когда она казалась лишь едва заметным пятном. Во-первых, она была крупнее остальных и, во-вторых, выделялась своим красным цветом. Интересно, не является ли присутствие Баэла прямо над головой в тот день, когда он отправляется к жрецам, каким-то особым предзнаменованием?

Он надеялся, что это все же не так. Баэл мог слыть наиболее могущественным в небесном сонме, но, как бог войны и раздоров, он был далеко не самым милостивым и, уж конечно, не самым любимым.