Маллед в ответ пробурчал нечто невнятное. То, о чем говорил жрец, новостью не являлось, хотя кузнецу было интересно услышать, как существовали жрецы в старое время. Простые деревенские жители не имели возможности по первому желанию встретиться с оракулом.

— Мы очень не любим строить догадки, Маллед, — продолжал Вадевия, — поэтому сейчас изыскиваем новые пути, чтобы узнавать, чего желают боги и какое будущее они нам сулят. Мы пытаемся использовать все возможности для выяснения воли луножителей. Моя задача состоит в том, чтобы изучить все до единой рукописи, хранящиеся в этом храме, выписать то, что было когда-либо сказано о каждом из богов и попытаться все это классифицировать и осмыслить.

— Так вот, значит, что это такое! — Маллед махнул рукой в сторону полок.

— Именно, — кивнул Вадевия. — Оглянись, Маллед, и подивись тому, что видишь. Это все, что жрецы удосужились записать за девять веков существования храма. И оно умещается в одной крошечной комнате. Я начинал кодификацию с двумя жрецами, Мезизаром и Лазридиром, но уже через год выяснилось, что троих для этой работы слишком много, и моих коллег направили записывать воспоминания старейших жрецов о годах их юности. Теперь я просматриваю и систематизирую записи, сделанные Мезизаром и Лазридиром, а они беседуют уже со жрецами, которые были неофитами в то время, когда умолкли оракулы. Эти ещё не старые люди рассказывают, какими воспоминаниями делились с ними когда-то их более старшие коллеги.

— О!.. — На Малледа произвела впечатление грандиозность замысла.

— И в этом проекте принимают участие не только ученые жрецы, — продолжал Вадевия. — Астрологи изучают движение лун ещё более тщательно, чем ранее. Нас всегда интересовало сближение двух или более лун, поскольку это означало взаимодействие заселяющих их богов. Но в то время у нас всегда имелась возможность задать прямой вопрос. А теперь, когда мы лишены её, это чрезвычайно важно! Все математики, все жрецы, обладающие острым зрением, заняты тем, что вычерчивают лунные орбиты, выискивая в их сочетаниях систему, на основе которой можно делать предсказания.

Геомансеры изучают следы, оставленные на земле, а онейроманты записывают сны, в надежде на то что некоторые из них ниспосланы богами… В течение многих столетий, Маллед, мы, жрецы, были слугами богов и их посыльными. Мы выполняли их поручения, пересказывали людям их желания и передавали им молитвы простых смертных. Одним словом, мы были чем-то вроде мальчиков на побегушках у крупных купцов. И вот купцы уплыли в неизвестном направлении, оставив нас в неведении не только о том, когда и с чем придет следующий корабль, но и где находятся их склады.

Мы не знаем, чего хотят боги.

И это нас пугает. Нам очень страшно.

Цо Хат жевал хлебную корку, беспокойно оглядываясь по сторонам. Солнце склонялось к закату на противоположной стороне бесконечной плоской равнины, которую предстояло пересечь. Бредущие в нощи начинали проявлять признаки пробуждения. Нет, ничего особенного с ними не происходило, он не замечал никаких движений, на которые могли бы обратить внимание другие. Цо Хат просто чувствовал, что, уложенные рядами на влажную почву, мертвецы стали каким-то непостижимым образом менее мертвыми, чем за минуту до этого.

Однако по-прежнему они источали скверный запах, отбивая тем самым у Цо Хата аппетит. По правде говоря, сухая хлебная корка и без того была достаточно безвкусной.

Тем не менее он упорно продолжал жевать, не глядя на покойников. Он видел, что находящиеся справа и слева от него люди поглощают свой жалкий ужин, тоже избегая смотреть на трупы. Примерно через полчаса после того, как солнце полностью скроется за горизонтом и небо потемнеет, эти тела начнут шевелиться, садиться и оглядываться по сторонам в предвкушении ночного похода.

Цо Хат и остальные живые люди к тому времени тоже будут готовы под командованием Ребири Назакри шагать вслед за Бредущими в нощи на запад, в направлении Зейдабара. Когда же утром солнце опять начнет подниматься из-за горизонта, нежити вначале станут передвигаться медленнее, затем остановятся, а там и вовсе рухнут на землю. Живые люди после этого разобьют лагерь и отойдут ко сну — если, конечно, на лагерь снова не нападет Домдар. В случае нападения днем они встанут на защиту мертвецов, так как все, кто жил и дышал, были обязаны охранять нежитей вплоть до очередного заката. Если же домдарцы ударят ночью, сражаться будут жмурики, а живые отойдут на безопасное расстояние.

Цо Хат покрутил бедрами, чтобы ощутить покачивание меча, взятого им у убитого судьи. Его жизнь была наполнена тяжким трудом, который сопровождался постоянным чувством усталости и галлюцинациями, вызванными необходимостью спать днем и шагать ночью, стараясь при этом не навлечь на себя гнев Назакри. Такую жизнь даже с большой натяжкой нельзя было назвать хорошей.

Вовсе не такое существование представлял себе Цо Хат, присоединяясь к мятежникам. Он мечтал о коротких победоносных уличных схватках в городах провинции Матуа, когда жители радостными криками встречают своих освободителей, а лорды Домдара спасаются бегством и под ногами у них горит земля. Вместо этого Цо Хату пришлось долго, к тому же с боями, карабкаться по обледенелым каменистым склонам хребта Говия. А теперь ему предстояло прокладывать путь на запад к легендарному городу-крепости Зейдабар, который, по слухам, лежит за этим бесконечным, плоским как стол пространством. Но это ещё не все. Цо Хат чувствовал, осада города продлится немало времени — весьма сомнительно, чтобы обитатели столицы встретили ходячих покойников как своих освободителей. Во всяком случае, большинство матуанцев этого не сделали.

Он посмотрел на хлеб в своей руке и бросил остатки в котелок. Даже питание у них никуда не годное! Он, как цивилизованный человек, должен есть рис, но о рисе на сухих западных склонах Говия оставалось только мечтать. Они были вынуждены красть зерно на фермах или в деревнях, мимо которых проходили, молоть и выпекать из него этот несъедобный, клейкий корм.

Сидящие вокруг него люди дожевывали свои пайки, тихонько жалуясь друг другу. Они не осмеливались протестовать громко, у Ребири были повсюду уши, а сам он не видел разницы между недовольством и изменой. Цо Хат никогда не жаловался. Что толку в пустом нытье?

Один труп дернулся в подступающем сумраке. Цо Хат взглянул на него и тотчас отвернулся.

Иные жмурики выглядели вовсе неплохо. Они, конечно, были бледны, как покойники, и изрядно пованивали, но если не смотреть в мертвые, черные глаза и стараться при этом не дышать, то их можно было принять за живых, хотя и серьезно больных людей.

Остальные, однако, не были столь же сносными — особенно те из них, что принимали участие в боях. На них зияли раны, обнажая кости и внутренности. Над ними кружили тучи мух, а искромсанная плоть разлагалась, чернела и смердила. Ни у кого не могло возникнуть сомнения, что это трупы. Цо Хат мечтал о том дне, когда ему не придется оставаться рядом с ними.

Ужасающая внешняя сторона его службы, конечно, играла свою роль. Но это было далеко не все. Цо Хат считал для себя унизительным занятием охранять банду реанимированных трупов. Он мнил себя революционером, стратегом восстания, лидером крестьян и членом правительства свободного Матуа. В самом кошмарном сне он не мог бы увидеть, что станет простым кладбищенским сторожем, — причем на кладбище, где трупы остаются незахороненными.

Бесспорно, кто-то должен охранять Бредущих в нощи — они абсолютно беззащитны при свете дня, — но он, Цо Хат, в этой охране находиться не желал.

Однако выбора, честно говоря, у него не было. Каждый, кто служил Ребири Назакри, служил одновременно и стражем у нежитей. Все, кто отказывался, умирали, пополняя собою число ходячих трупов. Лучше уж охранять их, чем стать одним из них, думал Цо Хат.

Если б он правильно оценил ситуацию, то ни за что не примкнул бы к мятежу. Ведь он считал Ребири Назакри революционером, преисполненным решимости освободить восток от ига Домдара и восстановить древние государства. Цо Хат никак не предполагал, что ему придется иметь дело с одержимым жаждой мести безумцем. Цо Хат считал, что повстанцы, свергнув правление Домдара, сформируют новые правительства, которые станут продолжать борьбу с Империей или вступят с ней в переговоры. Цо и его друзья верили — теперь, когда оракулы умолкли и боги ничего не говорят о необходимости сохранять Империю, Домдар не станет тратить силы на то, чтобы отвоевать Олнамию, Матуа и Грею.