— Но захотят ли они продолжать путь?

— Разве их желание столь важно? — пожал плечами Алдасси. — Если кто-то вздумает дезертировать, отец и Бредущие в нощи поймают и убьют беглеца. Это всем известно. Они уже видели, как поступают с изменниками. — Алдасси обвел рукой пространство. — Да и куда здесь можно убежать?

С последним аргументом Азари был вынужден согласиться. Великая равнина между горами Говия и западными холмами оказалась не очень гостеприимной. Во все стороны вплоть до самого горизонта простирались поля ячменя и пшеницы с вкраплениями домов землевладельцев. Кочевники, населявшие эту территорию много лет назад, либо ушли, либо превратились в домдарских фермеров. Сейчас почти все они бежали от наступающей армии мертвяков. Фуражиры мятежников оббирали брошенные дома до последней нитки, такая же судьба ждала и поля, которые бывшие хозяева не успели сжечь. Один из таких домов возвышался футах в тридцати от собеседников, а сами они сидели на поле, под колышущимися на ветру бурыми колосьями.

— Значит, ты считаешь, мы дойдем до Зейдабара?

— Конечно, — кивнул Алдасси.

— И Зейдабар падет?

— Как может быть по-иному? — Алдасси всецело перешел на архаичные обороты речи, словно был участником традиционных для Олнами ритуальных межплеменных дебатов. — Моя семья жила с мечтой о реванше более трехсот лет, и вот в конце концов мой отец нашел способ отмщения. Отмщение свершится, ибо сами боги не позволили бы нам пройти столь далеко, если б не желали нам полного успеха.

— Но боги благоволят Домдару, — столь же выспренно произнес Азари. Он никогда не обучался древнему ритуалу ведения спора, но присутствовал несколько раз на дебатах. — Всем известно, что это именно так.

— В наше время все изменилось, — несколько помрачнев, возразил Алдасси.

— Ты в этом уверен? Я слышал, что благоволение богов подразумевает…

— Лично я ничего не подразумеваю, — оборвал его Алдасси. — Я просто объявляю тебе об этом. Божество беседует с моим отцом, направляет его действия, указывает Ребири Назакри на его Предназначение. Именно это божество позаботилось о том, чтобы мой отец обучился Новой Магии, и открыло ему возможность использовать её более эффективно, нежели могли предполагать обнаружившие Новую Магию дикнойцы.

— Божество… беседует с твоим отцом? Я знаю, что Ребири утверждает, будто его влечет какое-то Предназначение… — как-то неуверенно произнес Азари.

— Теперь ему известно, что по предназначенному пути его ведет божество. — Немного подумав, Алдасси продолжал:

— “Беседует” — возможно, это преувеличение. Божество, как считает отец, не обращается к нему лично с определенными словами, как это делали боги, обращаясь к домдарским оракулам. Тем не менее оно позволяет отцу понять, что от него требуется.

— Ты все время называешь бога “оно”, а не “он”. Почему?

— Потому что нам ничего не известно об этом божественном существе. Оно может быть богом, богиней или чем-то совершенно иным, — пожал плечами Алдасси. — Нам достаточно знать о его божественной сущности. Боги лишили Домдар своей милости. Их оракулы умолкли. А нам удалось освободить древние силы, заточенные богами в земном чреве. Мне не известно, что произошло. Может, старые, давно забытые боги моей страны низвергли с небес богов Домдара, или, может быть, сами боги Домдара, устав от грехов, совершенных Империей, отвернулись от нее. Причины меня не волнуют. Мне достаточно знать, что Домдар лишился божьей благодати, в то время как моего отца в его Предназначении ведет божество. И мы, вооруженные дарованной нам могущественной силой, снова вступим в бой с Домдаром, и на сей раз наше дело восторжествует.

— Значит, Зейдабар падет?

— Зейдабар должен пасть!

— Ну а что потом?

Алдасси в недоумении уставился на собеседника.

— Что потом, спрашиваю? — повторил Азари. — Зейдабар, предположим, пал. Что произойдет после этого?

Повисла тишина.

Наконец Алдасси сказал:

— Это будет означать, что мы отомстили.

— Ну а что произойдет после того, как вы утешитесь отмщением? — не унимался Азари. — Домдар продолжает править половиной мира под Сотней Лун. Даже после того, как падет Зейдабар, останутся провинциальные правительства и местные гарнизоны.

— Наступит период общего хаоса, — ответил Алдасси. — Когда мы вырвем сердце из груди Домдара, рабы поднимутся против своих хозяев, и начнется повсеместное истребление домдарцев. Воссоздадутся прежние государства, и мы с отцом с триумфом возвратимся в Олнами.

— А как быть всем остальным?

— Не знаю, — пожал плечами Алдасси, вернувшись на миг к своей обычной манере речи. — Что будет, то будет.

— Не кажется ли тебе, что будет справедливо, если мы заранее захотим быть уверены: то, “что будет”, придется нам по вкусу? — не без сарказма заметил Азари, по-прежнему придерживаясь официальной манеры речи. — Может быть, мы не желаем, чтобы давно исчезнувшие государства были восстановлены! Разве в древние времена Домдар был нашим единственным недругом?

— Ха, — бросил Алдасси, — никто не посмеет противиться воле моего отца.

— Это именно то, что я хочу сказать, — произнес Азари. — Почему вы должны возвращаться в Олнами, чтобы стать простыми военными вождями олнамцев? С какой стати позволять матуанцам, греанцам или кашбаанцам поступать как им заблагорассудится? И не опасаетесь ли вы, что в один далеко не прекрасный день Домдар сможет оправиться, даже если Императрица и её наследники сейчас будут истреблены?

Алдасси не удостоил Азари ответом, лишь вопросительно взглянул на него.

— Я говорю, — продолжал Азари, — почему бы нам не занять место Домдара и не стать правителями мира?

— Провозгласить отца Императором?

— Почему бы и нет?

— В мире не найти столько олнамцев, чтобы укомплектовать гарнизоны и заполнить губернаторские дворцы, — молвил Алдасси. — И кроме того, олнамцы — свободолюбивый народ, они не будут служить солдатами.

Азари не стал спорить, хотя и знал, что олнамцы любят свободу ничуть не больше, чем все остальные народы.

— Разве все солдаты Империи — домдарцы? Неужели кровь Домдара течет в жилах всех жрецов, всех магов-вестников, всех губернаторов и советников?

— Они служат Домдару независимо от того, к какому народу принадлежали их предки.

— И так же охотно станут служить Олнамии.

— Будут ли? — усомнился Алдасси.

— Наверняка.

Он говорил таким тоном, словно его точка зрения была неоспоримой. Алдасси склонил голову набок и изучающе посмотрел на Азари.

— Ты уже успел поговорить с отцом на эту тему?

— Нет, твой отец пока не одарил меня своим вниманием, — покачал головой бывший попрошайка.

— Я с ним потолкую, — пообещал Алдасси.

— Это правильно, — кивнул Азари. — Я не хочу делать вид, будто тема нашей беседы возникла совершенно случайно.

Алдасси снова обратил взор на запад.

— Неужели ты хочешь сделать вид, будто вся эта идея является продуктом только твоего разума?

— Нет, не хочу. Я разговаривал со множеством людей.

— Включая кое-каких врагов, которые в надежде на помилование готовы служить Олнамии?

— Не исключено.

— Но почему нам следует сохранить им жизнь? Что они могут предложить нам взамен?

— Возможность управлять Империей, вместо того чтобы просто её уничтожить. Вот что означает мое предложение, Назакри!

— Могут ли те люди, с которыми ты говорил, действительно сделать то, что обещают.

На сей раз Азари ответил не сразу.

— По правде говоря, О Назакри, я вел речь только с гонцами. Если подписи под посланиями настоящие — я отвечу утвердительно. Да, эти люди способны обеспечить то, что обещают.

Немного поразмыслив, Алдасси спросил:

— Почему ты позволяешь себе обращаться ко мне “О Назакри”, как будто это мой титул? Ведь мой отец — единственный, кто имеет право именоваться Властитель Назакри.

— Конечно, — тут же согласился Азари.

Алдасси, переключившись на современный олнамский, который можно услышать на рынке, а не на официальном диспуте, поинтересовался: