С протестующим выражением на лице, однако же, она просунула руки в рукава. Он развернул её к себе как куклу, застегнул пуговицы и завязал поясок.

— Красота, — остался доволен. — Где твоё пальто? Одевайся.

Они уже были у двери, когда она всполошилась.

— Подожди!

— Что?

— Мои лекарства! — она направилась на кухню, потом в спальню. Несколько раз прошлась по всей квартире и вернулась с мешочком пузырьков.

— Что за лекарства?

— Ну, всякие там… Мои лекарства… ну витамины, успокоительные… для беременных, — говорила она, засовывая в сумку свои пузырьки.

Он проснулся от дикой боли. Она отдавалась даже в кончиках пальцах. Снова этот короткий и совсем не лечащий сон. Он перебрался в гостиную и смог заснуть ещё на некоторое время.

Ещё совсем рано. Туманное утро заливало комнату каким-то молочным светом. Он подождал, пока сонная муть отпустит, и предметы обретут ясные и чёткие очертания. Правда, легче от этого не стало.

Ян прикоснулся к груди. Дотронулся до того места, где так болезненно пульсировала рана. Почувствовал неприятную липкую влагу, посмотрел на пальцы и выругался. Поднялся и сел на диване. Бросило в жар, он стер пот со лба, не сомневаясь, что поднялась температура. Стянул футболку.

Так и есть!

По белоснежной ткани расползлись кровавые пятна. Это было именно то, чего он опасался. Швы разошлись, и всё началось по новой…

Он аккуратно промокнул рану, стирая кровь. Встал, направился сначала в спальню, но потом развернулся. Постучался в комнату Билли.

— Собирайся, — коротко бросил он, когда Билли открыл дверь, потирая сонные глаза.

— Матерь божья, — проговорил он. — Стой! Стой-стой… Сынок, ты же не собираешься пойти в спальню весь в крови и напугать девочку? А ну иди сюда, — он быстро втащил Яна в комнату.

— Да, я что-то не подумал, — отрешённо проговорил Ян.

Он уже был не в том состоянии, чтобы думать.

В ванной Билли забрал у него окровавленную футболку и выбросил в мусорное ведро. Выдал стерильные салфетки, чтобы стереть кровь.

— Хорошо, что на спине не разошлись, — проворчал он сочувственно и со вздохом. — Тогда уделал бы ты весь свой шикарный диванчик…

Он тихо вошёл в комнату. Она спала, зарывшись в одеяло. Ян поставил картину к стене и подошёл к ней. Лицо её было румяное, но припухшее. Он присел на кровать. На тумбочке так и стоял стакан с водой и пузырёк с успокоительными каплями.

Она нервничала, и это невозможно было не заметить. Не находила себе места, хотя по квартире и не перемещалась. Они только поужинали и Эва удалилась в спальню. Не разбирала вещей, только нашла пижаму и переоделась. Вспомнив о том, что она упоминала про успокоительные, Ян сам нашёл заветный бутылёк. Прочитал, что было рекомендовано инструкцией. Накапал нужное количество капель, разбавил водой и набрал в стакан чистой. Запить. Потому что судя по запаху, вкус этой микстуры был не успокоительный, а умертвляющий. И на баночке нигде не было написано, что это успокоительная микстура только для беременных. А потому раздумав пару секунд…

— Хуже точно быть не может… — понадеялся он и проглотил жидкость. — Вот дрянь… — покривился он. Эву уже стало жалко. Он отмерил вторую дозу и разбавил большим количеством воды.

Вернулся в спальню и застал её в той же позе. Она полулежала в кровати с каким-то потерянным выражением на лице.

— Выпей, — он протянул ей стакан.

— Что это?

— Живительная влага, — мягко усмехнулся он.

— Фу-у-у… — она отвернулась.

— Давай, Эва… — он присел на кровать.

— Ты тоже пил это? — она почувствовала, что от него пахнет лекарством.

— М-ммм… — он кивнул, и она заулыбалась.

— Нервничал что ли?

— М-мм… — она заулыбалась ещё шире и взяла стакан, как будто он предложил ей райский напиток, а не дурно пахнущую микстуру.

— Вот и молодец, — он забрал у неё пустой стакан и поднёс ко рту бокал с водой. Она зажмурилась и отпила полстакана. Потом страдальчески выдохнула.

— Это не настолько противно, просто я очень чувствительна на запахи и у меня многое вызывает отвращение.

Она скривившись передёрнула плечами. Сгримасничав сглотнула. И снова отпила воды, но кислое выражение лица не пропало. Он забрал стакан из её рук. Туда же на тумбочку поставил и пузырёк с лекарством.

— Меня сейчас вырвет.

— Может заесть чем-нибудь, чтобы перебить вкус и запах? Хочешь конфетку? Или апельсин? Кусочек сыра?

— Сыр точно нет. На апельсин может быть аллергическая реакция. Конфетку говоришь?

— Лучше апельсин. И не ешь много, пару долек хватит.

— Уговорил. Давай апельсин.

Парой долек она не ограничилась, а съела половину апельсина. Сон её совершенно одолел, и она спокойно улеглась, съехав вниз с подушки. Он выключил ночник и уже был у дверей спальни.

— Что? — она что-то сказала, но он не понял что именно.

— Картина… — чуть громче сказала она. — Забери её оттуда.

— Заберу. Заберу, Эва. Спи.

В этих двух словах это была его Эва. Всего в двух словах и интонации его прежняя Эва.

В полусне…

В накатившей дремоте…

Но днём она была другая. И вероятно ещё долго такой будет. Пока не привыкнет и не смирится. А сейчас она закрывалась, пряталась за своей обидой и это вполне понятно, но всё равно тяжело. Тяжело чувствовать её отчуждение. Тяжело не трогать и не прикасаться лишний раз, когда соскучился. Не трогать, потому что она не хочет и не готова к этому. Тяжело, когда до боли хочется сжать её в объятьях крепко, сильно, как раньше. Но она не позволяла, зажималась. Даже когда говорила спокойно, напрягалась, словно слова давались с трудом. Хотелось ей всё рассказать. Хотелось даже встряхнуть её, но он не прикасался. Может не всё рассказать, но то, что нужно знать ей. То, что она должна обязательно знать. Но это её состояние… Не известно, как она отреагирует. Она же такая впечатлительная. Всегда была. А теперь тем более. Он и суток с ней не провёл, а она уже успела поплакать три раза. С криминальными элементами оказалось справиться легче, чем со слезами любимой женщины. Когда она плакала он чувствовал себя совсем беспомощным. Если она собирается лить слёзы в таких объёмах, возможно, он и привыкнет и перестанет так остро реагировать, но сейчас это было настоящее мученье. Такое же как и физическая боль. Всё вместе в таком диком комплексе окончательно угнетало. Он и не удивлялся, что в скором времени и сам впадёт в депрессию.

Она пошевелилась, зажмурилась, но глаз не открыла. Солнце светило в лицо. Будило её, но она упрямо зарывалась в одеяло.

Ян встал и прошёл в гардеробную. Снял все вещи, что были на нём. Кажется, что всё, да и он сам, пропахло больницей. От этого запаха воротило. Может, его и не было, но в носу всё ещё стоял запах медикаментов и лекарств, присущих тому месту. Он быстро переоделся. Быстро, потому что ничего не чувствовал. Но это только пока. Прежде чем «шить», его «обкололи» чуть не с ног до головы. Хотя и сейчас он испытывал не самые лучшие ощущения: начало подташнивать и голова кружилась. Доктор предупреждал о таких проявлениях местной анестезии. Но самое «веселье» будет, когда она начнёт отходить. Он закинул всю одежду в корзину для белья, вышел в спальню, и остановился у кровати, застёгивая пуговицы просторной джинсовой рубашки. Она открыла глаза. Потом снова закрыла, привыкая к яркому свету. Зажмурилась и снова открыла.

— Ты так и будешь стоять надо мной как цербер, пока я сплю?

— Ну, примерно, — улыбнулся он.

Даже в сонном состоянии она среагировала на его улыбку и почувствовала себя влюблённой идиоткой.

Ну, точно, как говорил Симон!

Малахольная Красная Шапочка и Злобный Волк…

— Ян! Ты забрал картину… — восторженно она приподнялась на кровати и уставилась на предмет, завёрнутый в серую бумагу и перевязанный жгутом. Другого там ничего и быть не могло. Было очень похоже на картину.