Доктор засмеялась и вероятно растаяла окончательно после такого чистосердечного признания. Он сразил её наповал своим видом и своей уверенностью. Эва искоса посматривала на него, понимая, почему доктор забыла о пациентке. На первый взгляд, казалось, небрежно накинутый на плечи спортивный пиджак; голубые джинсы и белая водолазка. Но никогда он не выглядел небрежно. Он и дома в драной футболке выглядел так, будто над ним поработали стилисты. Это шло изнутри и выдавало его. Он вырос таким, и ему не нужно было особо стараться. Эва слушала его и поражалась, как ладно он пел свою песню. Даже на мгновение была готова поверить ему.
— Однако, иногда мне кажется, что и меня начал мучить токсикоз, — вызвал он очередную улыбку Роббинс.
— А он ещё не прошёл? — обратилась она к Эве. — По срокам уже должен пройти.
— Нет ещё. Вероятно к концу недели, — вежливо ответила Эва.
— Прекрасно-прекрасно.
Далее последовала подробная лекция «Для будущих пап». Монотонный голос доктора успокоил Эву и ввёл в какой-то транс. Пусть говорит и пусть говорят. Роббинс старательно распиналась в изъяснениях и единственное, что Эву беспокоило по-настоящему, это как ей не заснуть в кабинете у доктора.
Эва намеревалась устроить Яну выволочку, но после того, как они немного прогулялись, она совершенно обессилила. Уже было на всё наплевать. Если он собирается каждый раз таскаться с ней к врачу, то пожалуйста. Не сомневалась, что после двух раз он передумает, потому что больше ничего интересного не услышит. Хотелось только быстрее добраться до кровати. И поспать. И ещё поесть.
И это была их последняя вылазка за несколько дней.
— Ян, — она подошла к нему, — пойдём погуляем. — Я уже не могу сидеть взаперти.
— Погуляй на террасе. Сто метров для прогулки тебе хватит.
Она ошеломлённо отступила от него. Отошла и направилась в спальню. Прошла в ванную и закрылась. Разрыдалась.
Он выругался и пошёл за ней. Постучался в дверь и позвал её. Она, конечно же, не открыла, а он прекрасно слышал, как она плачет за дверью.
Ян прислонился спиной к двери. Сердце разрывалось от боли, и кажется, сам готов был расплакаться. Собственное состояние бесило. Знал о своей невозможности в такие моменты, как сейчас. В моменты болезни. Понимал, что зарывается. Знал, что жесток, но ничего не мог поделать. Злился, что она не понимает его. Напоминал себе, что она просто ничего не знает.
Не знает, не знает, не знает, не знает…
Он твердил себе это как заклинание, чтобы не забыться, но иногда рычал на неё. Рычал от бессилия, потому что не мог нормально ей сказать, почему валяется почти как труп который день. Лежит, не потому что ему так приятно это. Не встаёт, даже головы не поднимает, не потому что пренебрегает ей, а потому что тошнит от таблеток, потому что болит всё тело. Потому что физически невыносимо. И ждёт, ждёт… Снова ждёт этого чёртового звонка…
Бесится… После разговора с доктором он вообще не представлял как может выдать ей то, что хотел. Как рассказать ей всё… Ведь у неё и так уже три раза была угроза выкидыша.
Он горько усмехнулся. Однако же она плачет. Волнуется. Нервничает. И делает как раз то, чего он не хотел допустить.
Он вытащил из кармана вибрирующий телефон. Сразу вышел из спальни, как только увидел номер.
— Включи телевизор. Новости.
Ян положил трубку, не сказав в ответ ни слова. Сделал то, что попросили.
Услышал то, что и предполагал.
«…сразу несколько самоубийств. Полиция отказывается комментировать…»
Он прослушал ряд хорошо известных имён преступной верхушки, которые покончили жизнь самоубийством. Прослушал коротенький сюжет, одну часть из общего выпуска новостей. Он даже не присел, так и стоял перед телевизором с пультом в руке. Он смотрел в экран, хотя новости уже кончились.
Теперь он должен вздохнуть свободно?
По-видимому, да…
Но что-то не вздыхалось.
Теперь можно идти гулять.
Он думал, что что-то всколыхнётся в её душе, но этого не произошло.
Но сначала нужно выудить Эву из ванной. Он бросил пульт на диван и вышел из комнаты, где стоял телевизор. Это была небольшая комната, напичканная всевозможной аппаратурой, угловыми стеллажами и удобным диванчиком. В гостиной у него не было ничего подобного.
Она не будет сидеть там вечно, поэтому он встал у двери, прислонившись к стене здоровым плечом. Щёлкнул замок и широкая, застеклённая матовым стеклом дверь открылась. Увидев его Эва попыталась юркнуть обратно, но он не дал.
— Эви…
— Отстань от меня, — она стёрла слезинку со щеки.
— Прости меня.
— Ты готов извиняться за что угодно! За что угодно, но только не за то, что нужно! — бросила она ему справедливое обвинение.
— Пойдём погуляем. Пойдём, куда хочешь, только успокойся, — он придержал рукой дверь, а она шагнула назад. Стояла посреди ванной обиженная и заплаканная.
— Не хочу я никуда с тобой идти!
— Пойдём, поговорим.
Она протиснулась мимо него в спальню. Отошла подальше и развернулась к нему лицом.
— Я не просила тебя приезжать! Не просила, понятно! Если я так тебя раздражаю… мешаю тебе… То ради Бога на все четыре стороны! Я жила без тебя! Справлялась и не просила появляться! Ты мне не нужен! Я уже привыкла без тебя! — в ней говорила обида. Злость и гнев затмили разум. Она и не пыталась остановиться, высказывая ему всё это.
— Эви, прости меня, — сказал он так жалобно, что она замерла, не зная, что ей сделать. Возмутиться ещё больше или рассмеяться. Она выбрала второе, но сквозь смех из глаз снова полились горькие слёзы. Она отвернулась и подошла к окну. Сразу отшатнулась, как всегда впечатлённая увиденным, и наткнулась на него. Попыталась отойти, но он не дал.
— Отстань от меня, — спокойнее сказала она. Вытерла слёзы.
— Не отстану.
— Я пошлю тебя подальше, — стянула резинку с волос и заново собрала хвост, заправив выбившие прядки.
— И не собираюсь никуда идти.
Она пыталась обойти его, но он переступал то влево, то вправо.
— Какой ты приставучий! — она возмущённо топнула ногой.
— Пойдём. Погуляем, где ты хотела. Поговорим. Доктор сказал, что тебе надо гулять.
— Да, и поэтому так долго выпендривался, — упрекнула она.
— Иди сюда, моя крошечка, — он сел на кровать и увлёк её за собой, усадив на колени.
— Я не хочу с тобой обниматься, — заявила она, тем не менее, крепко обнимая его за плечи.
— А мы и не будем, — он прижал её к себе.
Она всхлипнула и уткнулась ему в шею. Несколько раз вздохнула и затихла. Некоторое время они молчали. Он просто поглаживал её по спине.
— Пойдём в парк, — определилась она с выбором.
— Пойдём.
— Туда, где пруд с уточками.
— Хорошо, туда, где пруд с уточками. Сейчас ты успокоишься, и мы пойдём на пруд с уточками.
— А когда мы полетим в Лас-Вегас?
Она стояли у пруда и смотрели на воду. Так как она и хотела: у пруда с уточками. Наблюдали за кружащей стайкой. Они попрошайничали. Плавали у берега, прекрасно зная, что их покормят. Все, кто гулял у пруда, кормили уточек. Поблизости тут же на берегу дети кидали в пруд кусочки хлеба и утки сноровисто вылавливали его из воды и гонялись друг за другом, выхватывая хлеб друг у друга из клювов.
— На днях и полетим. Можем хоть завтра, — ответил Ян.
— Нет, мне нужно собрать чемодан. Лучше тогда послезавтра.
— Хорошо, послезавтра, — он улыбнулся. И она улыбалась. Успокоилась и с виду была абсолютно счастлива. Смотрела на воду, следила за утками, хихикала и посматривала на него, комментируя поведение птиц. С ней даже такое бестолковое занятие приобретало другой оттенок.
— «Уточки»… Это целые утки, — усмехнулся он, глядя на жирных и раскормленных птиц.
— Ну, когда-то они ведь были маленькими. Были именно уточками. Видишь вот эта большая точно мама, а остальные детки, потому что они поменьше неё. А ты когда-нибудь видел маленьких уточек? Утят?
— Наверное. Может быть, и видел.