— Нет, позови какого-нибудь другого друга, раз я для тебя совсем ничего не значу, — обиженно ответил он.

— Ну прости… — снова попросила Эва жалостливым тоном.

— Нет, мне такая неблагодарная подружка как ты не нужна. У меня других полно.

— Да, но так как я тебя больше никто любить не будет, — самолюбиво отозвалась она.

— А мне такая любовь не нужна, — проворчал он. — Такая наплевательская любовь как у тебя мне не нужна.

— Альфи, я тебя жду. Разве ты можешь меня бросить?

— Могу. Очень даже могу. Особенно после того как ты это первая сделала. Ты уехала и ничего мне не сказала. Даже не позвонила. И вообще не звонила. А теперь ей, видите ли, нужно пройтись по магазинам. Я всё равно на днях лечу обратно. Удивительно как ты меня вообще застала.

— Видишь, Альфи — это судьба. Давай приезжай. Не упрямься.

— И не подумаю! Так что пока, крошка!

Он положил трубку и Эва улыбнулась. Нужно привести себя в порядок, потому что Альфи точно приедет. Он просто не мог не приехать. Эва посмотрела на картину и осталась довольна увиденным. Что-то менялось. Написать её так же как в тот раз не получалось. Краски смешивались по-другому, расплывались на холсте совершенно не так. И рука двигалась не так. Но это не исправить — это импульс её мозга, а потому так тому и быть. Впрочем, наверное, всё её состояние отображалось на этом холсте. Все чувства, вместе взятые, и к Нему и к их ребёнку. Она решила отпустить их. Не отказываться, а отпустить; позволить им вылиться во всей чистоте, красоте и игре.

Это было прекрасно…

Это было именно то, чего ей так не хватало все эти долгие убийственно-мрачные дни. А сейчас она оживала и ожила. Сейчас она как никогда в жизни чувствовала, что это её призвание. Никогда Эва не смогла бы заниматься ничем другим. У неё просто ничего бы не получилось. Она жила по-другому… думала по-другому и чувствовала совершенно не так, как обычные люди.

Да… Она заметила, что остальные для неё просто «обычные» люди, как бы это ни звучало. Они были понятны и опосредованы. Не замечали ничего вокруг кроме своих проблем и забот. Тонули в попытках решить их. Пропускали красоту жизни… её сладость… Ведь жизнь она… ведь её можно почувствовать на языке… то приторная… у кого-то горькая… бывает кислая, а бывает совсем безвкусная…

А у неё… у неё началась сладкая жизнь… яркая как солнышко… такое, как она растила в себе. Хотя беременность ещё не была заметна, и живота у неё не было, она знала, что она растёт — её кроха. Её частичка. И Его тоже. Но об этом она старалась не думать. Она чуть-чуть поправилась, совсем не много. Стала есть нормально в часы свободные от тошноты. Но в это время жизнь казалась невыносимой. Однако это чувство исчезало вместе с последними рвотными позывами. Она старалась питаться полноценно, как это возможно, несмотря на бурную реакцию организма на некоторые продукты; скупила почти все запасы витаминов в соседней аптеке и даже начала соблюдать режим дня. Но это все, точнее пресловутый распорядок, благополучно закончился, как только она взяла в руки карандаш и лист бумаги. Она ещё долго не подходила к своим художественным материалам после того как купила их. Не боялась, просто настраивалась, как и в тот раз. Осознанно и долго. Вынашивала всё в себе, хотя сейчас идея была знакома и проста. Как и в прошлый раз, она начала с карандаша; пробовала пастель, но отбросила. Набросала всего несколько штрихов, и этого оказалось достаточно. Она взяла краски и смешала их. Смешала свои чувства, смешала две свои жизни, потому что так и было. Теперь у неё было до него и после… она не пыталась нарисовать то, что уже делала, не копировала уже известный пейзаж. Она просто писала эту картину, а как она выходила судить не ей. Судить будут на выставке Национальной Академии Дизайна, ради которой Альфи, собственно, и прибыл в Нью-Йорк. Эва улыбнулась, на секунду представив, какую картину привёз он. Натюрморт… другого и быть не могло…

Эва потёрла затёкшую поясницу, не в силах встать с дивана. Удивлялась и не представляла, что с ней будет на восьмом, нет хуже, на девятом месяце. Уже сейчас она чувствовала себя шариком, круглой и неповоротливой, хотя тело было стройное и никаких намёков на полноту. Но так проворно двигаться, как раньше она не могла. Быстро уставала, и всё время хотела спать. Вот и сейчас, пока ходила туда-сюда была в силах; пока передвигалась, писала картину, была активна. Но как только присела на диван и облокотилась на удобную спинку, навалилась страшная непереносимая усталость.

Эва чуть сползла и откинула голову. Опустила отяжелевшие веки на одну минутку. Прикрыла глаза, расслабляясь, думая о своём… Потом резко открыла их и уставилась непонимающе перед собой. А когда осознала реальность, в ушах зазвенело. И не только в ушах. Все вокруг звенело и дребезжало. Кто-то не переставая трезвонил в дверь Звук не был резким, но нарушил внезапно приобретённые тишину и покой. Нужно было подняться с дивана и открыть дверь, но она не находила в себе силы сползти с дивана. Не сразу, но она всё же сделала это и открыла дверь.

— Альфи! — запищала она радостно и кинулась ему на шею. Он подхватил её, но даже не чмокнул в щёчку, а отодвинул от себя, недовольно скривившись.

— Ну, всё-всё… Хватит уже…

Эва слегка опешила, явно не ожидая такой встречи со старым другом. Она думала, что он шутит, но он был серьёзным, высказывая явное пренебрежение.

— Альфи… — она внимательно посмотрела на него, не веря. Ион не выдержал. Альфи сдался и лицо его осветила добрая улыбка, такая привычная и милая.

— Да, ладно, — он махнул рукой и уже сам сгрёб Эву в объятья. Она поняла как сильно скучала по нему. Всё-таки скучала…

— Альфи, ты поганец, — я и правда поверила, что ты в смертельной обиде на меня. Так нельзя.

— Да, ладно… Он снова махнул рукой, а другую закинул ей на плечо и осмотрелся. — Ничего тут у тебя… Уютненько… Только вот я смотрю ты ещё не готова к походу по магазинам, — он слегка улыбнулся осмотрев её совершенно домашний вид.

— Я заснула, пока ждала тебя, — сознавшись в своём «грешке» Эва пошла переодеваться, а Альфи решил обследовать жилище подруги. Подруга, впрочем, не заставила себя долго ждать и через пять минут уже была готова.

Уговаривать Альфи посетить пару магазинов было совсем не нужно, поэтому они обшарили всё, что только могли за отведённое на это время. Эва настаивала, и Альфи согласился, хотя не совсем понимал, что её так ограничивает. Но и за этот недолгий отрезок, они успели всё. Перемерили всё, что только было возможно и накупили кучу вещей. Покупала, в основном, Эва, а Альфи добросовестно оценивал её наряды намётанным взглядом. Иногда их мнения расходились, но общего настроения это не меняло.

Эва вышла из примерочной и застыла перед огромным зеркалом. Посмотрела на себя, а потом покрутилась. Попыталась оглядеть себя сзади. Получилось так себе, но увиденным она осталась довольна. Улыбнувшись своему отражению, она расправила подол чёрного платья и, повернувшись чуть боком, посмотрела на Альфи. Всё то время пока она крутилась у зеркала он молчал. Не вымолвил ни слова. И теперь она поняла почему. Он смотрел на неё с выражением полнейшего недоумения и восторга. Как у него смешались два этих чувства, только одному ему известно, но именно эти эмоции отражала его холёная физиономия.

— Ну что ты молчишь? И даже ни одного слова нет для меня? Даже одобрения? Ну, или, давай, скажи, что это всё полный бред… вот этот мой наряд…

Но Альфи молчал. Пытливо глядел в её лицо и молчал. Осмотрел её с ног до головы, казалось, остановился на каждой детальке этого чёрного платья, но молчал. Эва повернулась к нему другим боком.

— Ну, Альфи! — воскликнула она. — Пока ты молчишь, у меня точно появится комплекс неполноценности. Ты какой-то странный…

— Эва… — благоговейно промолвил он. — Ты надела каблуки… — он уставился на чёрные сапожки, которые она только что купила.

— Да, каблучки совсем маленькие.

— Да, но это всё равно каблуки, Эва. Это совершенно другой вид. Всё по-другому… И ты, Эва… Ты совсем другая… Совершенно… — почти шептал он, приобняв её и уставившись в зеркало. Так они и стояли, рассматривая её отражение. — И это чёрное платье, Эва. Я никогда не видел тебя в чёрном…