Но вот лично Алексея больше всего радовали проросты урожая картошки: машина собирала в том числе и очень мелкие клубни, сантиметров до трех — а таких было все же немало. Для употребления внутрь человеческих организмов такая картошка была все же не очень удобна (хотя с голодухи и не такое сожрешь), но вот в качестве корма для скотины или сырья для получения крахмала она подходила прекрасно. Заменяя, между прочим, крупную картошку на крахмальных заводах, а скорее, вообще ее вытесняя: много было «мелочи», крахмальные заводы теперь вообще с перегрузкой работали. Производя заметно больше крахмала — а в Белоруссии, пользуясь наличием этого ценного сырья, сразу на трех фабриках наладили выпуск продукта, о котором Алексей раньше только от родителей слышал: киселя в брикетах. Конечно, для этого брикета еще и сахар требовался, причем сахара вдвое больше, чем крахмала, а еще — раз уж речь шла именно о киселе — и какой-то сироп, но с этими компонентами к осени сорок шестого тоже стало получше. В Белоруссии случился очень неплохой урожай яблок, опять же народ насобирал много ягод в лесу (и особенно много клюквы на болотах насобирали), так что «продукт пошел в массы». Еще для киселя нужна была лимонная кислота, но ее все равно делали из сахара или крахмала, так что по большому счету кисель делался из трех компонентов.

Его вообще-то еще до войны начали производить, но делали его тогда в основном для армии, а теперь он и в магазинах появился. Точнее, появлялся, и по карточкам брикет белорусского или российского производства стоил три рубля двадцать копеек, а Днепропетровского завода — всего два-восемьдесят, но почему-то украинский брикет был весом в двести граммов, а другие — по двести пятьдесят. И украинские народ в Москве вообще не брал (на карточки не брал), так как он продавался по карточкам на сахар, и вместо килограмма сахара людям давали пять брикетов, причем любых. Кисель этот имелся (причем практически всегда) и в «коммерческих» магазинах, но там брикет стоил уже двенадцать рублей… собственно, потому он там и всегда был: его почти никто не покупал за такие деньги. Ну, почти никто.

Особенно студенты не покупали. В первом меде стипендия на первом курсе составляла всего сто сорок рублей, тут уж не до киселя. Хорошо еще, что карточки студентам выдавали по высшей рабочей категории, а еще руководство института старалось хоть как-то студентов еще подкормить. Очень старалось, однако успехи их в этом деле были довольно скромными, тем более что в сорок шестом на Украине и в Молдавии случился, мягко говоря, «неурожай». Проще говоря, там крестьяне просто забили на сельхозработы, да и с погодой было не очень — и две республики остались без хлеба. Но тем не менее Хрущев «планы по сдаче зерна государству» выполнил, попросту выметя под метлу собранное зерно в колхозах и полностью забрав урожай у оставшихся единоличников. Но в стране зерна больше-то не появилось, просто в деревне жрать стало нечего.

Неурожай (причем без кавычек) случился и в Поволжье — но там действительно случилась засуха, и туда были направлены изрядные запасы как хлеба из госрезерва, так и «сверхплановые» сборы из других республик. Но суть от этого тоже не поменялась: в подмосковных колхозах институт ничего закупить не мог, да и в неподмосковных тоже — а приобретать продукты на рынке было нельзя, да и цены там были совершенно неподъемные…

Андрей Гаврилович Лихачев на работу приходил довольно рано, а уходил поздно — но все равно времени катастрофически не хватало. Потому что руководство одним из крупнейших ВУЗов страны отнимало очень много времени, а ведь и медицинскую работу никто не отменял. То есть формально профессор Лихачев от научно-медицинской и преподавтальской работы был освобожден, но он прекрасно понимал, что новые врачи сами собой в стране не появятся и новые способы лечения — тоже. Однако чтобы эти новые врачи все же появлялись, их требовалось не только обучить: как заметил товарищ Бурденко на вчерашнем совещании, теперь задача усложнилась и институт должен не просто дать стране много хорошо подготовленных врачей, но и сделать так, чтобы они в процессе обучения просто не поумирали от голода. И в этой грустной шутке была, к сожалению, немалая доля суровой правды.

Так что на работу Андрей Гаврилович шел в настроении не самом веселом, и, вероятно поэтому, он ответил перехватившему его у дверей института товарищу довольно неприветливо:

— Вы из горкома комсомола? К сожалению, у меня нет времени на разговоры с вами.

— Я не из горкома, а просто студент первого курса.

— Тогда запишитесь на прием в канцелярии.

— Времени на это нет. У нас студентам буквально жрать нечего…

— Вы ошибаетесь, все студенты — и даже имеющие невысокие оценки — получают карточки по рабочей норме.

— Это замечательно, но стипендии не хватает даже на то, чтобы выкупить продукты по карточкам. Но я вообще не об этом, лично у меня денег хватит чтобы в коммерческих ресторанах питаться. Однако я такой один здесь, а вот студенческие столовые…

Этот студент категорически не желал отстать от директора института. И тот, забыв на минуту о своих обычных заботах, едва не сорвался:

— С подобными вопросами обращайтесь в профсоюз, или…

— Времени нет. Я могу хоть завтра… точнее через неделю, привезти в институт четыреста тонн картошки…

— И по какой же цене вы предлагаете институту приобрести эту картошку? — вкладывая максимум сарказма в свои слова, поинтересовался директор ММИ. — Институт на рынке даже мешка купить права не имеет…

— Я могу помочь институту приобрести ее по закупочной цене, то есть по пятьдесят рублей за тонну. И приобрести ее по безналичному расчету, но это нужно проделать очень быстро.

— Почему быстро? — озвученная цена его так удивила, что он даже остановился.

— Потому что картошка сейчас лежит в поселке под Витебском, и если ее не перевезти сюда до ноября, то потом ее можно будет доставить в Москву только мороженной. Но в институте ее сейчас хранить негде…

— Четыреста тонн, вы говорите? — он уже совершенно иначе посмотрел на молодого человека, стоящего рядом с ним в коридоре.

— Да. Но я знаю, как эту проблему решить, да и не только эту.

— Это действительно интересно… сколько времени займет… сколько времени вам нужно, чтобы рассказать все более подробно?

— Минут десять, не больше. Но потом…

— Давайте зайдем ко мне в кабинет и вы мне там все расскажете. Итак, вы сказали, что где-то в Белоруссии…

— Да, в моем поселке, там картошки много собрали в этом году. Очень много, ее даже хранить негде…

— Но вы же сами сказали, что и здесь ее негде хранить.

— Да, однако в конце улицы лежит большой пустырь. Если вы, как директор института, договоритесь, чтобы их этого пустыря пару гектаров выделили институту под хознужды, то силами студентов за пару субботников там можно будет легко выкопать временное картофелехранилище. И каждый наш студент будет иметь в запасе почти что центнер картошки сверх всяких пайковых норм. И если эту картошку готовить в столовых, то и студент не разорится, потому что порция в столовой уложится в гривенник, и вообще…

— Понятно… а почему вы говорите о двух гектарах пустыря? Мне кажется, что для хранилища вполне хватит участка соток в двадцать.

— Для хранилища — да, но я думаю, что одним хранилищем мы не отделаемся. Вы и сами знаете, что творится у нас в общежитии: в комнате по шест, а то и по восемь человек, и все равно четь ли не половине абитуриентов институт вынужден отказывать в приеме из-за того, что их селить негде. А на пустыре можно будет, кроме хранилища, выстроить новое общежитие, по моим прикидкам, на паре гектаров получится четыре корпуса поставить, на три с половиной тысячи метров каждый. То есть на бедного студента получится уже метров по шесть, даже если прием иногородних втрое увеличить. А чтобы это побыстрее обеспечить, то опять студентов на субботники привлечем, причем я уверен, что энтузиазма на стройке у тех, кто сейчас в общежитии живет, будет не меньше, чем на постройке хранилища.