— Я так не думаю, — угрюмо ответил Лаврентий Павлович, но все же постарался взять себя в руки. — И когда нам удастся его в этой Корее разыскать…

— Его товарищ Ким уже отыскал, и даже уже отправил в Советский Союз. Утром… корейским утром отправил нам телеграмму… довольно интересную телеграмму. Извиняется, что сам не смог Воронова должным образом наградить и просит, чтобы мы его в том числе и от его имени наградили. И сообщает, что в составе какой-то разведывательно-диверсионной группы товарищ Воронов лично уничтожил больше сотни врагов…

— Запросите подробности… только не по телеграфу, конечно. Товарищ Ким прав, за такие подвиги наградить его необходимо, но чем именно… мы должны о его подвигах разузнать все досконально. И соответствующим образом всё это задокументировать.

Двенадцатого августа на вечеринке, устроенной шведским посольством в связи с каким-то то ли национальным праздником, то ли днем рождения какого-то важного шведа, Андрей Януарьевич Вышинский как бы ненароком подошел к американскому военному атташе:

— До меня дошли слухи о том, что президент Трумен рассматривает возможность использования атомной бомбы в Корее.

— Это всего лишь слухи, причем, скорее всего, ложные.

— А еще до меня дошли ложные слухи, что в таком случае СССР может применить новейшую бомбу по американской базе на Окинаве. А так как мне очень не хочется, чтобы наши страны начали такие бомбы ронять на головы друг другу… Кстати, наша новая бомба примерно в сто раз мощнее той, что вы сбросили на Хиросиму.

— Да что вы говорите!

— Если желаете, я могу вам устроить… экскурсию на следующее испытание: бомб таких у нас уже достаточно, а наши экспериментаторы собираются мощность ее еще раза в три увеличить. Так что если вы сможете донести мою мысль до вашего президента… по крайней мере воздержаться от необдуманных шагов до тех пор, пока вы лично в правоте моих слов не убедитесь, то это было бы крайне полезно для обеих наших стран.

— Я постараюсь… а когда вы мне можете такую экскурсию устроить?

— В сентябре. Сейчас я точную дату вам не назову, но, думаю, что уже в первой половине сентября или во второй декаде… извините, тут меня ждут господа из шведского посольства, я им кое-что пообещал…

В Корее все шло примерно так, как и в «прошлый раз»: к середине августа за Ли Сын Маном осталась крохотная территория вокруг Пусана, на которой противнику удалось собрать примерно пять южнокорейских дивизий, а так же пять уже американских, одну британскую и одну «сборную» из Австралии, Новой Зеландии и Канады. И янки, все еще делая вид, что они действуют под мандатом ООН, приготовились всеми силами перейти в наступление и разгромить «проклятых коммунистов». Но «в новой реальности» все пошло совсем не так, как ожидали американцы. За день до намеченного наступления почти полумиллионная северокорейская армия сама перешла в наступление сразу на всем фронте в сто пятьдесят километров, предварив это наступление мощнейшей артиллерийской подготовкой. Сколько у Кима было задействовано пушек, американцы даже подсчитать не смогли, но им хватило и того, что они узнали о восьми сотнях задействованных в этом мероприятии «Катюшах». Нужно американцам отдать должное: они за четыре дня смогли почти все свои войска эвакуировать морем, а вот британскую и «сборную» дивизии они с собой брать даже не собирались, и они — эти дивизии — были практически полностью уничтожены. А после взятия Пусана вместе с изрядным количеством кораблей в порту войска Северной Кореи высадили десант на Чеджу и заняли остров практически без сопротивления. Трумен по этому поводу закатил истерику командующему ВМС, но тот очень спокойно ответил:

— Мы получили информацию от нашей разведки, что русские действительно взорвали бомбу мощностью до двух миллионов тонн, а из Госдепа нам сообщили, что Сталин уже отдал приказ на уничтожение нашего флота в случае дальнейшего вмешательства… во внутренние дела Кореи. Лично я не считаю, что нашей стране ради каких-то обезьян необходимо подвергать флот столь сильному риску уничтожения, а ведь дядюшка Джо может на уничтожении нашего флота и не остановиться. А бомб таких у него наверняка много, ведь русские даже пригласили нашего военного атташе поглядеть на очередные испытания своей супербомбы…

В это же время Иосиф Виссарионович с очень усталым видом расспрашивал Алексея:

— Вы, насколько я понял, в своей записке сообщили, что по вашему чертежу можно сделать бомбу мощностью в миллион тонн…

— По эскизу…

— Это неважно. А в результате, согласно измерениям, мощность получилась более двух миллионов…

— Это плохо?

— Были жертвы, в Семипалатинске один человек погиб и несколько десятков были серьезно ранены выбитыми стеклами, вроде и в степных поселках были пострадавшие. Однако это все же терпимые жертвы, а меня интересует вопрос, в чем вы… и наши физики просчитались?

— Насколько я понял, они запихнули в бомбу, — Алексей кивнул на положенный перед ним лист бумаги, — двадцать килограммов моего металла, так?

— Так.

— Для взрыва мощностью в мегатонну теоретически нужно чуть даже меньше килограмма трития…

— А вы откуда это знаете?

— Из учебника физики, это подсчитать довольно легко. Так вот, шестого лития в этом металле было примерно шестнадцать килограммов, при взрыве инициатора из него получилось почти семь килограммов трития… теоретически должно было получиться. То есть на самом деле было в реакции использовано меньше трети материала, то есть КПД бомбы был меньше тридцати процентов. Но, хочу сказать, даже это — очень хороший результат, тем, кто сумел такую бомбу сделать, нужно сразу по несколько медалей Героев Соцтруда выдать.

— Мы товарищей, безусловно, наградим. А вот вы, товарищ Воронов, поступили безответственно, уехав, вместо того, чтобы товарищам физикам помогать, на войну. Да, по просьбе товарища Кима вам присваивается звание Героя Советского Союза… вот, держите медаль и орден. Постановление об этом награждении закрытое, как и о награждениях за новую бомбу будет… Ладно, ваше объяснение я понял, с предложением о награждениях, пожалуй, соглашусь… Все, идите. Только выезжать из страны мы вам пока запрещаем. И даже из Москвы… А когда вы нам понадобитесь снова… Самое удивительное, что хочется, чтобы вы больше уже не понадобились, но… До свидания, Алексей Павлович. До скорого свидания…

Алексей, выйдя из Кремля, решил, что товарищ Сталин на него сильно обиделся. И вообще-то было за что — но по мнению попаданца раньше передавать участникам атомного проекта те немногие знания об устройстве термоядерной бомбы, которые у него имелись, было бы совершенно неправильно. Во-первых, в проекте были отдельные товарищи, которых он считал «совсем не товарищами», и до их удаления из проекта имелся серьезный риск того, что эта информация попадет не туда, куда надо. А во-вторых, пока они не изготовят «нормальную плутониевую бомбу», эта информация пользы бы не принесла, но сильно отвлекла бы ученых от главного проекта. Поэтому он к неудовольствию Иосифа Виссарионовича отнесся довольно безразлично, в том числе и потому, что считал свою деятельность «в новой реальности» малозначимой и особой пользы не приносящей. То есть конечно новые лекарства помогали, причем каждый день помогали спасать жизни огромного числа людей — но ему-то на всех этих людей было вообще плевать, он с ними даже знаком не был и знакомиться не собирался.

То есть все же не плевать, Алексей искренне радовался, когда читал очередную сводку Минздрава о том, сколько людей были вылечены с применением новых лекарственных препаратов. И сколько денег сэкономила страна на том, что этим людям не требовалось оплачивать больничные листы. А о том, сколько этих сэкономленных денег страна направила на поддержку детства и материнства…

Почему-то поддержка этого самого детства и материнства была возложена немного на профсоюзы (в части оплаты декретных отпусков и выплат по уходу за больными детьми), но в основном материальную поддержку страна возложила на Минместпром. То есть на республиканские Минместпромы, поскольку общесоюзного не существовало — и эта поддержка в разных республиках получилась очень разной. Самой, что ли, основательной она была в Белоруссии: там с рождением первого ребенка в семье (или «без семьи») матери выдавали бесплатно и кроватку, и коляску детскую, и полный комплект одеяний для младенца, а так же ежемесячно выплачивали довольно приличную сумму деньгами. Не гигантскую, в Белоруссии ежемесячная доплата «за первенца» составляла сто двадцать рублей, но в республике и срок послеродового оплачиваемого отпуска установили в полгода, так что поначалу прибавка к семейному бюджету получалась заметной. А матерям-одиночкам (но не «разведенкам», что, по мнению Алексея было весьма разумно) старались сразу и жилье получше предоставить, и работу надомную подыскать, и таким еще отдельные доплаты полагались, которые в народе иногда называли довольно неприлично, но позволяли все же жить молодой матери относительно безбедно.