— Принято. То есть вы считаете, что инфаркт у него не был вызван какими-то медикаментами, или просто вам о таких медикаментах не известно?

— Ну… я могу придумать препарат, вызывающий инфаркт, хотя сделать его будет и не очень просто…

— Второй вопрос: преподаватели довольно высоко оценивают ваши знания в диагностике. А то, что вы, как только узнаете о каком-то новом виде болезней, сразу придумываете лекарства от нее…

— Я не придумываю. То есть придумываю не я, в институте…

— Я даже не стану интересоваться, как вы добились того, что девушки даже под пыткой не расскажут, что все эти препараты вы придумали, но мы-то в этом абсолютно уверены. Можете поверить, мы умеем собирать и анализировать информацию. Но вопрос в другом: раз вы знаете… почти всегда знаете, как болезнь лечить, знаете ли вы по каким признакам можно определить, врач просто ошибся или специально лечил человека неправильно?

— А, вот вы о чем. Это сделать просто…. в вашем случае просто, хотя работы будет много и быстро такое не сделать. Вы берете истории болезней других пациентов этого же врача, выбираете людей со сходной симптоматикой и смотрите, как врач лечил других… в особенности — я говорю именно о вашей ситуации — как он лечил своих соплеменников с аналогичными диагнозами. Если лечил так же — то он просто допускал врачебную ошибку, от которых ни один врач не застрахован. А если он лечил их совершенно иначе, то ответ очевиден.

— Хм… до такого мы как-то не додумались. Спасибо, мы, пожалуй, именно так и поступим… а тогда вернувшись… вы сказали, что знаете препарат, вызывающий инфаркт? Какой именно?

— Вы меня не так поняли. Я примерно представляю, как такой препарат изготовить, но во-первых, он будет так действовать не на каждого человека… то есть мне сначала потребуется медицинская карта человека, и только после этого я. с определенной вероятностью, смогу изготовить препарат, который именно его отправит в ад. Вы от меня этого ответа ждали?

— Примерно. А как трудно будет определить, что такой препарат был применен?

— Нетрудно, если заранее знать, что его следует искать. Но если вам… а знаете, я могу предложить вам иные подходы в решении… определенных проблем.

— Слушаю вас.

— Человек может заболеть, причем заболеть он может не чем-то экзотическим, а, скажем, простой простудой… нет, пневмонией.

— От которой изобретенный вами тетрациклин излечивает за пару дней.

— Ну да, излечивает. Практически всех излечивает, но у конкретного человека может оказаться аллергия как раз на тетрациклин. Это я для примера только говорю…

— А если человек не заболеет? Ведь пневмонией той же люди поголовно не болеют по несколько раз в год. И даже по разу в несколько лет.

— А вот это уже не ваша забота. Если человеку потребуется заболеть, он заболеет. А уж как он будет лечиться… он же, как я понимаю, сам врач, причем довольно опытный, тут даже на участкового свалить не получится…

— Я вижу, что мы друг друга поняли. Что вам нужно для приготовления… подобных препаратов?

— Миллион долларов и самолет. Извините, каков вопрос, таков и ответ. Я же уже вроде сказал, что мне нужна подробнейшая медицинская карта… пациента. А уж чем он заболеет и как будет лечиться — это будет уже моей заботой.

— Вы уверены?

— Абсолютно. То есть я понимаю, что вам моя идея может сильно не понравиться и вы можете… Но вот без меня вы точно не сможете проделать то, что я вам сейчас рассказал.

— Ну, судя по тому, что вы один за пару лет придумали очень хороших лекарств больше, чем вся мировая фармакопея за предыдущие двадцать, в последнем вы правы. А вот первая, недоговоренная часть вашего высказывания — просто глупость. Тогда я все же хочу кое-что уточнить: техническую часть вы готовы самостоятельно проделать, но ведь вам что-то наверняка потребуется для этой работы? Какое-то сырье, материалы, установки специальные, еще что-то…

— Что мне потребуется для работы, я пока сказать не могу. Это относительно материалов. Но мне нужны какие-то гарантии, очень серьезные гарантии, что впоследствии мне эту работу никто не припомнит…

— Я уполномочен дать вам такие гарантии.

— К сожалению, все люди смертны. Вы, Лаврентий Павлович, даже Иосиф Виссарионович. И я абсолютно точно знаю, что если что-то нехорошее случится с товарищем Сталиным, вполне определенные люди… если они просто меня уничтожат, это не страшно, но они уничтожат все завоевания социализма, они Советский Союз уничтожат!

— И вы знаете, кто конкретно? У вас есть какие-то доказательства ваших слов?

— Доказательства вы и сами можете найти, я вам просто подскажу, где искать. Но — и тут наши интересы совпадают — когда вы их найдете, у меня должно уже все быть готово. Вас такое сотрудничество устроит?

— То есть вы ставите условия…

— Виктор Семенович, я уже умер, а мертвые смерти не боятся. Я умер там, в белорусском лесу, когда латышские эсэсовцы сожгли мою деревню вместе со всеми жителями. А теперь я просто существую, и хочу всю эту сволочь, позволившую уничтожить и мою, и много других деревень и городов, отправить в ад. И вы мне можете в этом помочь — а я с радостью помогу вам. Не нарушая советских законов помогу: вы докажете, что определенные люди — последние сволочи и заслуживают смерти, а я… я просто поработаю палачом.

— Ну, если так…

— И еще одна просьба. Есть некоторые люди… вы их не знаете, но знаю я… точнее, я знаю, что они существуют. Когда мы закончим работу по… основным персонажам, я вам о них расскажу. Но пообещайте, что вы… что вы просто постараетесь и с ними… разобраться, не спрашивая почему они тоже не должны жить. Я не смогу ответить на этот вопрос, я просто это знаю. И я прошу не выполнить мою просьбу не задумываясь, а просто… постарайтесь, а? А там уж как получится…

В самом начале сорок девятого года в поселке Владимировка рядом со строящимся аэродромом испытательного центра НИИ ВВС с невероятной скоростью поднялся новый фармацевтический завод. В такой глуши его выстроили по очень простой причине: ботаники пришли к выводу, что выращивать полынь лучше всего в орошаемой приволжской степи — а завод по производству противомалярийных лекарств было желательно возвести поближе к полям, так как ценнейшее лекарственное вещество из полынного сена довольно быстро улетучивалось, так что далеко его возить было бы неправильно.

Кроме заводика рядом с Владимировкой началось и другое строительство: ведь поля нужно было орошать (и защищать от всяких вредных суховеев), а для орошения требовалась вода. С водой, конечно, особых проблем вроде и не было, рядом Волга протекала (точнее, Ахтуба) — но из реки воду требовалось все же до полей как-то доставить — и выделенные саперные части очень быстро стали прокладывать водопроводы, по которым должна была столь нужная вода перекачиваться в поля. Но чтобы воду качать, нужны были насосы — которым требовалось или топливо какое-то, или электричество. Но топлива (то есть бензина или солярки) в стране и так не хватало, да и возить его было в такую глушь все же накладно, и поэтому проектировщики всего комплекса остановились на электричестве. Однако и тут было не все так хорошо: волжские ГЭС пока еще существовали лишь в проектах.

Но героический советский народ смог… Но сообразительные советские инженеры смогли эту проблему решить относительно простым и довольно недорогим способом: в степи начали ставить ветряки с генераторами киловатт по двести. Эти генераторы, конечно, будут не всегда работать — но ведь и воду нужно качать не по строгому расписанию, а если воды будет слишком много… Менее чем в двадцати километрах от Владимировки нашлось довольно интересное место: обширный участок степи, поднимающийся над уровнем Ахтубы почти на двадцать пять метров, а рядом — довольно глубокий овраг. И если овраг слегка так расширить и углубить, то там можно выстроить электростанцию уже гидроаккумулирующую. Небольшую, на пару мегаватт всего, но зато и стоить она будет довольно недорого…