Кэмрин падает мне на грудь.

Обнимаю ее – она снова вся дрожит – и целую в макушку.

– Что ты выделываешь со мной? – спрашивает она.

Усмехаюсь и обнимаю ее крепче.

– Все, что хочу, – отвечаю тоном соблазнителя. – Все, на что ты согласилась.

– Мне наплевать на твои объяснения. – Она запрокидывает голову и смотрит на меня. – Но в этот раз ты так просто не отвертишься. Ты мне задолжал.

– А это справедливо?

– Еще как, поэтому даже не пытайся увильнуть.

– И чего же ты от меня потребуешь? – спрашиваю я, улыбаясь во весь рот.

– Да все, что захочу.

Ее улыбка еще коварнее моей.

Кэмрин встает, потом рывком ставит на ноги и меня.

– Но не здесь, – добавляет она. – Что-то похолодало.

– Тебе решать, – говорю я, позволяя увести себя с пляжа.

Мы уходим. Кэмрин оборачивается. Я знаю зачем. На песке осталось фото, запечатлевшее ее с Иеном. Я молчу. Кэмрин крепко сжимает мою руку и слегка улыбается. Мы выходим на дощатый тротуар.

Она отпустила прошлое. Сама, почти без моего участия. Я лишь подтолкнул процесс. Остальное Кэмрин сделала самостоятельно. Она вышла навстречу одному из величайших своих страхов. Вновь увидела лицо человека, которого очень любила и потеряла. И в этот раз она призналась себе: Иена больше нет. Она приняла его смерть. Все это произошло несколько странно. Честное слово, когда я выбежал из отеля ее искать, у меня не было никаких сексуальных желаний. Я лишь играл по ее сценарию. Кэмрин сама все обдумала, пока сидела одна на песке, вспоминая Иена.

Не знаю, как ей это удалось или в какой мере я должен был ей помочь. Но когда мы уходили с пляжа, она начала возвращение к себе прежней.

Кэмрин возвращалась к себе. От радости я парил в облаках.

8 декабря, мой двадцать первый день рождения

Холода усиливаются, а мы перемещаемся все южнее. В Виргиния-Бич мы остановились всего на ночь, затем двинулись дальше, вдоль побережья Северной Каролины. В Миртл-Бич (это уже Южная Каролина) мы провели несколько дней. Там я нашла первый приработок – уборку помещений. Конечно, это не работа моей мечты, особенно после рассказов Эндрю про то, какой хлев оставляют после себя люди, выезжая из номеров. И все-таки это работа. Вскоре выяснилось, что я должна мыть и мусорные ведра тоже. Видели бы вы, чтo туда бросают и что прилипает ко дну! От одних только мыслей меня чуть не вырвало. Я позвала Эндрю и попросила вымыть за меня эти чертовы ведра. Естественно, я соблазнила его обещанием расплатиться умопомрачительными минетами, предоставив ему выбирать место и время. Думаете, это уловка с моей стороны? Ничего подобного. Чесслово! Я сама люблю этим заниматься. Просто иногда делаю вид, что не хочу, что мне противно и все такое. Но мои капризы тоже нравятся Эндрю. Он обожает слушать мой скулеж.

Что касается уборки, это вечная головная боль гостиничной администрации. На такой работе особо не задерживаются. Люди уходят раньше, чем их успевают внести в платежную ведомость. Между прочим, мне такая ситуация только на руку. Неплохой способ сэкономить. Уборщиков вечно не хватает. Это с одной стороны. С другой – управляющему проще расплачиваться с вами не наличными, а снижением платы за номер. Так случилось и в Миртл-Бич. Едва я заикнулась, что хотела бы подработать, меня сразу взяли, а в качестве оплаты вдвое скостили нам стоимость проживания.

Но задерживаться в том отеле мы не собирались. Наш с Эндрю путь лежал дальше на юг. Куда именно – это решалось спонтанно. Мы не водили пальцем по карте и не намечали заранее, где остановимся. Главное – не сворачивать с побережья. Во всяком случае, до весны. А до нее еще несколько месяцев. Пока же мы, по обоюдному согласию, бросили якорь в отеле коттеджного типа. Он стоит прямо на берегу. Территориально – в красивом городе Саванна. Да, мы уже в штате Джорджия.

Сегодня мне исполняется двадцать один год.

Я крепко сплю. Чтобы меня разбудить, Эндрю раздвигает занавески на громадном окне нашего номера и впускает солнечный свет.

– Вставай, новорожденная, – говорит он.

Я его не вижу, но слышу, как он похлопывает ладонью по приоконному столику.

Недовольно мычу, поворачиваюсь к солнцу спиной и прячусь под одеялом. В следующее мгновение меня обдувает порывом холодного ветра. Эндрю стягивает с меня одеяло.

– Прекрати! – стенаю я, подтягивая колени к груди и загораживаясь подушкой. – В свой день рождения я могу спать сколько захочу.

Эндрю вдруг стаскивает меня с кровати. Цепляюсь за матрас, пытаясь удержаться. Эндрю тащит меня за лодыжку. Я лягаюсь, отталкиваю его, но он проделывает все так быстро, что я не успеваю среагировать и хлопаюсь задом об пол. Рядом валяются смятые простыни.

– Какой же ты придурок! – смеюсь я.

– Это не мешает тебе любить меня. А теперь вставай.

Вид у меня жуткий. Волосы торчат во все стороны. Я смотрю на Эндрю и дуюсь. Он улыбается, протягивает руку. Я протягиваю свою, и он помогает мне встать.

– С днем рождения, детка, – говорит он и чмокает меня в губы.

Я отстраняюсь. К сожалению, у меня по утрам попахивает изо рта. Эндрю не устает прохаживаться насчет этой моей особенности.

Не глядя на меня, Эндрю лезет в карман куртки и достает маленький черный бархатный футляр. Похоже, он уже успел смотаться в магазин. Но сейчас меня больше всего интересует содержимое футляра. Беру подарок, настороженно поглядывая на Эндрю. Я готова устроить ему взбучку, если он ухлопал кучу денег на ювелирку.

– Эндрю? – недоверчиво спрашиваю я.

– Сначала открой, – говорит он. – Честное слово, я старался. – Он поднимает руки.

Меня по-прежнему настораживает его искренность. Поднимаю крышку. Внутри лежит кулон с крупным бриллиантом. Я вскрикиваю, затем щурюсь на Эндрю:

– Эндрю, честное слово… – Снова смотрю на кулон. Мне становится стыдно даже за то, что я держу в руках столь дорогую штуку. – Ты же на это вытряхнул…

– Клянусь тебе, он совсем недорогой, – отвечает Эндрю, ослепительно улыбаясь.

– Недорогой – это сколько? – спрашиваю я, скептически покусывая губу.

– Около двадцати пяти баксов. Всего-то. Вот те крест.

Он действительно крестится! Потом достает из футляра кулон и смотрит, как он раскачивается на цепочке.

– Тебе нравится? – спрашивает он, вставая у меня за спиной.

Я инстинктивно начинаю приглаживать растрепанные волосы. Эндрю застегивает цепочку у меня на шее.

– Эндрю, он восхитительный. Мне он не просто нравится. Я уже влюбилась в него.

Я дотрагиваюсь до сверкающего кулона, а потом стремительно поворачиваюсь, встаю на цыпочки и крепко целую Эндрю.

Вообще-то, такие штучки стоят изрядных денег. Скорее всего, ему попалась удачная имитация.

– Спасибо, малыш, – говорю я и улыбаюсь во весь рот.

– Давай куда-нибудь выберемся. – Он вдруг хлопает меня по заду. – Меня уже тошнит от сидения в четырех стенах. От холодной погоды. Жаль, нельзя залечь в спячку.

– Я бы тоже не отказалась залечь. Чем сегодня займемся? – спрашиваю я, доставая из сумки чистую одежду.

– Пока не знаю. Чем угодно. Только оденься потеплее.

Об этом он мог бы и не просить. Даже то, что мы двигаемся все южнее, в последние дни нас не очень-то согревает. Мы оба мечтаем о весне и лете. Эти мечты стали основной темой наших разговоров. Я недовольна тем, что нельзя высунуть босые ноги в автомобильное окошко. Высунуть, конечно, можно, но и пятки отморозишь, и холодного воздуха в салон напустишь. Эндрю достает невозможность заночевать где-нибудь в поле, под звездами. Я об этом помалкиваю, чтобы не бередить его душу. Честно говоря, меня не привлекает ночевка под звездами. Вообще никак. Особенно после того, как мы однажды попробовали. Мне вполне достаточно гостиничных кроватей. По крайней мере, между простынями не прячутся змеи!

Зима – депрессивное время года. Наверное, потому на Аляске такой высокий процент самоубийств. Сам по себе штат очень красивый, но я скорее предпочту изнуряющую жару пустыни где-нибудь на юге.