Брей уходит.

Спазмы кончаются ничем. Желудок пуст. Эндрю приподнимает меня и отводит спутанные потные волосы с глаз и рта.

– Детка, эти гады подсыпали нам какой-то дряни.

Я приоткрываю глаза. Его руки держат мое лицо.

– Эндрю, я убью эту суку. Честное слово.

Он недоуменно смотрит на меня. Наверное, не помнит того, что вспомнила я.

– Оставь ее, она до сих пор не очнулась. Детка, я…

Теперь все его лицо – сплошное чувство вины. Мне больно это видеть.

– Эндрю, я знаю, как все произошло. Ты подумал, что она – это я. Я видела, чем она с тобой занималась.

– Не оправдывай меня, – стиснув зубы, говорит он. В глазах блестят слезы. – Я должен был понять, что это не ты. Я жутко виноват перед тобой. Я должен был понять. – Он еще крепче сжимает мое лицо.

Собираюсь ему сказать, чтобы не терзался угрызениями совести, но тут к нам подходит Элиас:

– Слушай, мы сами ничего не знали. Честное слово.

– Я тебе верю, – говорит Эндрю.

Возвращается Брей с водой. Мне становится чуточку лучше. Я сажусь, потом ложусь на грудь Эндрю. Он держит меня крепко-крепко, словно боится, что я сейчас вскочу и убегу.

Он берет у Брей бутылку, отвинчивает крышку и плещет мне на лоб и губы. Прохлада успокаивает меня.

– Старик, ты прости, что так получилось, – говорит подошедший Тейт. – Мы думали, вам это будет прикольно. Мы всем плеснули. У нас не было никаких задних мыслей.

Не успеваю опомниться, как Эндрю снова на ногах и снова бьет Тейта. И опять этот тошнотворный хруст.

– Эндрю, прекрати! – кричу я.

Элиас хватает Эндрю, а Кейлеб – Тейта, не давая им продолжить драку.

Эндрю не сопротивляется, но потом отталкивает Элиаса, поворачивается ко мне и помогает встать.

– Пошли, – говорит он.

Он хочет нести меня на руках, но я качаю головой, показывая, что в состоянии идти сама. Эндрю берет гитару, я сворачиваю одеяло, и мы идем к нашей машине.

– Может, подбросим Брей и Элиаса до города? – спрашиваю я.

Эндрю молча убирает гитару в багажник, потом отправляет туда же одеяло. Он обходит машину, встает сбоку, упирается руками в крышу и опускает голову. Втянув в себя воздух, он лупит по металлу крыши.

– Дерьмо! – кричит он и снова ударяет по ни в чем не повинной крыше.

Я не пытаюсь его успокаивать и взывать к разуму. Пусть остынет. Встаю с другого бока и просто смотрю на него. Спокойно, по-доброму. Потом залезаю в машину и хлопаю дверью. Эндрю задерживается еще на минуту, затем я слышу его голос:

– Если хотите, я подкину вас до города.

Элиас и Брей молча забираются на заднее сиденье, поставив в ногах сумку.

Сам не знаю, каким чудом мне удается легко и просто найти обратный путь. Мне все равно, если мы заблудимся. Но мы не заблудились, не сделали ни одного ошибочного поворота и ни у кого не спрашивали, как проехать. Никто из нас четверых не был настроен разговаривать, а из тех фраз, которыми мы перебрасывались во время поездки, я ничего не помню.

Подкатываем к парковке отеля и прощаемся с Элиасом и Брей. Наверное, мне стоило бы поблагодарить Элиаса и пожелать им успешного путешествия. Возможно, даже пригласить их куда-нибудь вечером, но, учитывая мое состояние, я ограничиваюсь лишь кивком, когда они благодарят нас за поездку.

Кэмрин не решается заговорить со мной. Не боится, а именно не решается. Мне стыдно поднять на нее глаза. После случившегося я чувствую себя отъявленным дерьмом. Никогда себе этого не прощу.

Кэмрин хватает меня за руку, и мы идем в наш номер. Я резко открываю дверь и тут же начинаю собирать вещи.

– Ты не…

– Не надо, – обрываю я ее. – Пожалуйста… Помолчи немного…

Ей это не нравится, но она кивает и замолкает.

Вскоре мы снова в пути. Едем вдоль побережья, но теперь уже на север. Куда? Куда угодно, только бы поскорее убраться из Флориды.

Так проходит час. Снова и снова прокручиваю в мозгу случившееся и пытаюсь найти в тех событиях хоть какой-то смысл. Съезжаю с шоссе и останавливаюсь на обочине. Вокруг – тишина. Я разглядываю свои колени, потом смотрю сквозь лобовое стекло. Замечаю, что пальцы вцепились в руль до белизны костяшек. Наконец распахиваю дверцу и вылезаю.

Иду по тропинке, спускаюсь в канаву, поднимаюсь по другому склону. Невдалеке растут деревья.

– Эндрю, остановись! – окликает меня Кэмрин.

Но я продолжаю идти. Подойдя к этому чертовому дереву, бью по нему с такой же силой, с какой утром бил по морде Тейта и Кейлеба. Кожа на двух костяшках содрана, и оттуда течет кровь, заливая пальцы. Но я продолжаю колошматить дерево.

Подбежавшая Кэмрин, собрав все силы, толкает меня в грудь. Это так неожиданно, что я едва не теряю равновесия. Вижу ее заплаканные глаза.

– Прекрати! Пожалуйста! Остановись!

Опускаюсь в траву, подтягиваю колени. Окровавленные руки висят как плети. Наклоняюсь вперед, голова свешивается вниз. Взгляд упирается в землю.

Кэмрин садится передо мной. Я чувствую ее руки у себя на лице. Она пытается приподнять мою голову, но я не даюсь.

– Не надо со мной так, – дрожащим голосом говорит она. Кэмрин пытается заставить меня смотреть на нее. Я поддаюсь, поскольку не хочу, чтобы она плакала. Смотрю на нее, и мои глаза тоже наполняются слезами. Слезами злости. Пытаюсь их сдержать. – Малыш, ты не виноват. Ты же был не просто пьян. Тебе подсыпали какой-то дури. В таком состоянии любой утратил бы контроль над собой. – Ее пальцы еще плотнее сжимают мое лицо. – Это…не… твоя… вина. Понимаешь?

Пытаюсь отвернуться, но она берет меня за руки и садится на корточки. Безотчетно обнимаю ее.

– Я все равно должен был это предвидеть, – говорю я, опуская глаза. – И я виноват не только в этом. Мне следовало позаботиться о твоей безопасности. Прежде всего не позволять тебе столько пить. – Злость и ненависть к себе вспыхивают с новой силой. – Понимаешь, – почти кричу я, – я отвечаю за тебя! Я должен был думать о твоей безопасности!

– Эндрю, посмотри на меня. – Кэмрин обнимает меня и заставляет наклонить голову. – Пожалуйста. – Я смотрю на нее и вижу в ее глазах боль и сострадание. Ее нежные пальцы гладят мои небритые щеки. Она целует меня и говорит: – Это был момент слабости. – (Те же слова я говорил ей несколько месяцев назад, когда она наглоталась таблеток.) – Я виновата не меньше твоего. Согласилась поехать с незнакомыми людьми неизвестно куда. На таких тусовках случается всякое. А мы пошли отливать и оставили наши чашки без присмотра. Я слышала о таких шуточках… Ты не виноват.

Я смотрю в землю, потом снова на нее. Не знаю, как ей объяснить… Поскольку я старше и опытнее, я чувствую громадную меру ответственности за нее. Этой ответственностью я гордился с самого первого дня нашей встречи… Мне невыносимо думать о «моменте слабости». Слова словами, а ведь я утратил бдительность. Согласился ехать тусоваться неизвестно с кем. Кэмрин на этой тусовке могли унизить, изнасиловать, даже убить. Как объяснить ей, что, невзирая на ее прощение и понимание, я сам не могу себе простить этого «момента слабости»? Не могу и не прощу. Я крупно подвел ее.

– Я никогда, ни единым словом тебя не упрекну и не припомню тебе случившееся, – добавляет она.

Всматриваюсь в ее лицо, пытаясь там что-то прочесть.

– Я говорю про ту блондинку, – поясняет Кэмрин. – О том, что она сделала. Ты же ее не звал. – Пальцы Кэмрин сдавливают мои щеки. – Ты мне веришь? – (Я медленно киваю.) – Отчасти это была и моя вина, – вздыхает она и отворачивается.

– Как?

Кэмрин отвечает не сразу. В ее тоне я улавливаю раскаяние.

– Я… случайно… дала ей разрешение. – (Ее слова застигают меня врасплох.) – Я помню, блондинка притащилась к нам с Брей. Что-то говорила. Потом спросила, можно ли ей спать с нами… Честное слово, я подумала, она спрашивает, можно ли ей лечь рядом с нами. Я сказала, что можно. Я не думала, что она подразумевала… секс. Эндрю, я так виновата перед тобой, так виновата. Я позволила этой суке воспользоваться твоим состоянием.