Такого у меня никогда не было и пробовать я не готова. Я стесняюсь. И к этому странному страху перед неизведанным, к моему смущению и непониманию отношений с этим мужчиной прибавляется еще и то, что я абсолютно беспомощна.

Я распластана перед ним, вся в его власти, бессильна. И между сексуальностью и страхом грань слишком тонка, а мой страх отдаться ему настолько интимно слишком силен.

— Шшш… — касается губами моих, — чего ты боишься, моя красавица? Разве тебе было плохо со мной? — целует мои щеки, скулы, глаза. — Я делал тебе больно или неприятно, Тая? — ещё одно прикосновение к губам. Чувственно, нежно, успокаивающе. — Ответь мне, девочка.

Отрицательно машу головой:

— Мне было хорошо… — шёпотом.

— Доверься мне, сладкая Вишня. Я буду нежен. — Глаза в глаза и это действует на меня, как гипноз. — Верь мне… — шепчет, губами играя с мочкой уха, пока руки пускаются снова гулять по моему телу.

Он, словно музицирует на виолончели, потрясая идеальными аккордами. Из меня вырывается стон, когда чувствую его язык на груди. Превращаюсь в струну, когда Марк дует на нежный бугорок, сжимая пальцами другой. И я задыхаюсь, когда чувствую, как его губы касаются меня там.

Раньше фраза «сходить с ума» воспринималась мною только в купе с переживаниями. Сейчас же… Моё наэлектризованное тело, стоны, которые я не могла контролировать и ощущения… Я вся была в них... Мои связанные руки, бились под тканью, пытаясь выпутаться. Тщетно...

— Пожалуйста… Господи, только не останавливайся!

— Никого третьего с нами нет, малышка!

Смущения больше не мешало нам. Он продолжал сводить меня с ума. Движения гибкого языка выгибали навстречу, я терялась в реальности, забывалась в блаженстве, что он дарил мне. Его неистовость, напор и понимание, что ему это приятно подстегивали сильнее. У меня был страх, но Марк дарил лишь удовольствие. В забытье, чувствуя приближающуюся разрядку, я инстинктивно уперлась пальчиками стопы в его плечо. Марк прижимает меня ближе, проникая все глубже. Я будто в экстазе: ощущения блаженства захлестывают, затягивают в водоворот, но лишь для того, чтобы вырваться в крике наслаждения. Ощущения ударов языка всё ещё продлевают моё удовольствие, покачивая на медленном течении сладкой неги.

Дав мне всего несколько секунд на передышку, Марк соединяет наши тела, одновременно вгрызаясь в мой рот.

— Неистовая горячая скромница, — зарываясь пальцами в мои волосы, наращивая темп. — Не сдерживайся маленькая, я хочу слышать тебя!

Мои стоны перерастают в крики, связанные руки добавляют перца, а сознание теряется за гранью нашего удовольствия. Эти эмоции сильнее всего, что я чувствовала до.

— Отпусти себя, девочка, дай мне ещё! — рычал Марк, сходя с ума вместе со мной.

И я ответила. Отпустила. Отдала ему всё, что могла. Больше, чем он просил. Меньше, чем заслуживал.

К пику мы приходим вместе. В единости, в гармонии… Он опирается на локти, нежно смакуя мои губы, будто доигрывая мелодию, перебирая струны инструмента.

— Спасибо… — говорю на выдохе, — с тобой я чувствую себя изнемогающе—счастливой.

— Тебе спасибо, Тая. Прекрасная, страстная моя Вишня.

«Моя» — эхом в голове, и так сладостно в душе.

— Мой… — шепчу одними губами, чтобы не услышал. И с левой ресницы скатывается слезинка.

Говорят, когда с левой — душа плачет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк

После душа наблюдаю, как она натягивает на себя жёлтое платьице.

Моё прекрасное открытие. Кто бы мог подумать, что Австрия преподнесет мне такой сладкий дар. Надо же, как карта выпала, а ведь в аудитории я бы её вряд ли заметил. А даже если бы заметил, прошел бы мимо. Спать со студентками — моветон, фантазия из дешевого порно и несусветная глупость в реальности. Но сейчас в удовольствии познать её, я себе отказывать не собираюсь.

Какая к черту разница студентка или нет? Восемнадцать есть? Есть. Какие вопросы?

Зря я связываю интерес к ней с одним только сексом. Я с собой всегда честен, а эту девочку искусной гейшей не назовешь. Были у меня оторвы, были женщины постарше. Были избалованные вниманием девятнадцатилетки, строящие святую невинность ровно до того момента, пока их язык не начинал вытанцовывать пируэты на моем детородном органе, сменяя всю загадочность наивного личика, выражением лица матерой любовницы. Откуда опыт я не спрашивал. Меня это в принципе не волновало. Разделили пару куражей и разошлись.

Но Тая… Что-то в ней меня цепляет.

Искренность.

Её глаза распахиваются в искреннем удивлении, она кричит в искреннем экстазе, заливается искреннем смехом и искренне боится, когда говорит о своем грёбаном парне.

А подтверждение, что я в ней не ошибся снизошло сегодня. Пришло откуда не ждали. «Судьба», — сказала бы моя матушка. Надо же, как бледнела, увидев, что я её препод. Не подошла на перерыве, не усмехалась на паре, хвостом перед одногруппницами не распушила, а я ждал. И был готов. Даже на сообщение не ответила, а это зацепило.

Мне интересно узнавать её. А мне давно уже не было интересно.

Когда тебе лишь двадцать пять, а ты уже востребованный профессионал на рынке предпринимателей, количество желающих прыгнуть в твою постель существенно увеличивается. Хотя в рамки хорошего мальчика я никогда не вписывался.

Получал выговор и тиская одноклассницу вечером в школьном спортивном зале, и мог быть исключен за разврат, слово—то какое орал тогда декан в аудитории университета. Хорошо, учёба легко давалась. С красным дипломом и длинным языком не исключают.

Успокоился я спустя годика пол форменного интимного разгильдяйства, когда, замутив тройничок, опоздал на важную встречу, тем самым проворонив дело принципиального бизнесмена. Проект достался монаху—лупоглазику, который в итоге просчитался с цифрами. Убытков компания понесла немного, но моё самолюбие потешило. Проигрывать я так и не научился, зато научился брать под контроль эмоции и желания. Теперь я аналитик и в жизни. Погрузился в это, а сверху ещё неслабо так утрамбовали.

Обещаю ещё главу от Марка сегодня.

Спасибо за тёплые слова, я счастлива, что вам нравится!

Ценю каждого, Ваша Рошаль

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк

В тридцать один мыслишь по-другому, плюс опыт. Хотя в двадцать пять держа в руках контракт с суммой моего дохода равную по стоимости киевской квартире, хоть и не элитного района, я чувствовал себя ох каким взрослым.

Сейчас квартира в элитном районе есть. Их две. Одну оставлю детям. Загородная дача, машина, строится дом. Только жить в этом доме некому и в квартире не ждет никто. Новые каждое утро женщины радости не приносят, так же, как и пустующая, купленная будущим детям квартира.

И что я делаю, чтобы это исправить? Ничего. Не жениться же от безысходности, а потом снова по бабам. Если уж цеплять булыжник на безымянный палец, то с намереньями. Смысл тогда во всём этом? Полюблю женщину — подарю ей полмира, а растить детей в скандалах, срываясь на их мать не собираюсь. Хватило и моего детства.

Сейчас я ничем не связан и всё, чего хочу — познавать одну сладкую Вишню. Хочу снова её тело и хочу открыть её душу. Слишком уж не читаема завеса.

— Что загрустила, красавица? — подхожу сзади, обнимая, когда Тая заканчивает расчесывать влажные после душа волосы.

— Я всё думаю о том, что я твоя студентка, — чувствую, как напрягается её спина, и поворачиваю лицом к себе.

— Тая, в этом нет ничего страшного, ничего не изменилось.

— Марк... — мотает головой, жмурясь, — Изменилось… Я… — путается в словах, и я уже знаю, что она скажет. Она заранее приняла решение. Тая отходит на пару шагов, словно наша близость мешает ей говорить, но руку мою не отпускает, а только крепче обхватывает маленькими ладошками, — Я не смогу смотреть на тебя в университете, не смогу сидеть в ресторане без опаски, что нас увидят, а если увидят, то сплетни пойдут…