И я понимаю, уже понимаю, чем закончится, но верить не хочу. Да, он столько лет издевался над нами, но убить…? «Мог» — звучит где-то на подкорке.

«Я тебя убью, убью, слышишь, Света?!»

«В казарму… там солдафоны до баб голодные…»

«Какого черта не убрано после готовки? Место своё забыла?»

«Тебе напомнить, что я могу?»

«Ты будешь делать то, что я сказал, Таисия, не то пожалеешь!»

Мысли крутятся, как обезумевшие. Я даже не помню всех ситуаций, но словно слышу эти фразы сейчас... Заново прокручиваю, холодея от ужаса… Господи…!

— Но он ведь не сидел… — говорю и только потом понимаю, какую глупость ляпнула. Конечно, не сидел! Он не только не отсидел, но и в «большого человека превратился»!

— Дело тогда быстро замяли, — продолжает Марк, — парень не был сиротой, похоже, из приличной семьи, в школе хорошо учился. Отец, мать простые работяги, видимо сделать ничего не смогли. Или не захотели.

— Что значит «не захотели»? — вскидываю, опустившую на руки голову. Она вмиг как-то потяжелела, словно из чугуна сделана.

— Может, денег отец твой им предложил. Не знаю. Но заявление из полиции они забрали.

— Как ты об этом узнал? — хмурюсь.

Конечно, вопросов в голове много, но этот один из них.

— Журналистка одна есть Леся Маслова. Вот она и написала статью.

— Но журналисты много чего пишут, — всё равно не понимаю, — желтая пресса, сплетни…

— Согласен. Но эта статья вышла ещё полгода назад, а после Маслова начала расследование по всей биографии Жарова. И вот после этой статьи у него начались странные шевеления. Он резко начал встречаться с людьми, с которыми годами не пересекался. А тут встречи регулярные и подальше от посторонних глаз. Как будто следы заметал. Хотя уверен, что после аварии все, что можно было замести он как раз давно замел, а вот новые… Не знаю, что именно за дела у него, но увяз он крепко. И первым проколом стало именно барахтанье после Лесиной статьи. Вместо того, чтобы пропустить мимо ушей, как очередную желтуху он заметушился.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Берем паузу. Марк делает глоток эспрессо, а я прикидываю какие события были полгода назад.

— Мне странным образом резко позволили перевестись в Киевский вуз. Хотя, когда я заикнулась об этом летом отец рвал и метал, а посреди учебного года позволил… И Австрия тоже… — смотрю на Марка и словно заново раскладываю по полочкам. Сколько же перевернул тот горнолыжный курорт! — меня ведь раньше никогда и никуда без присмотра, а тут… Илья так рвался, а не поехал. Но если у него были обещанные деньги, то почему?

— А может тебя как раз и отправили в Австрию, чтобы ты не мешала переговоры вести?

— Чтобы под ногами не путалась… — шепчу, обдумывая, — И как раз полгода назад Илья начал себя вести так… смело! Я еще подумала тогда, что он слишком много себе позволяет, а теперь понимаю… Мне же Милена говорила, что отец ему за что-то денег пообещал… — про Милену я ему рассказывала уже, когда доверившись, пересказывала свою жизнь. И сейчас он просто кивает, подтверждая, что мои мысли в правильном направлении.

— А ты точно ничего не помнишь о сбитом мальчике, об аварии? Если он хотел тебя сплавить, то ты должна была что-то знать или видеть. Тебе, получается, было семь. Уже достаточно большая, чтобы понимать, но слишком маленькая, чтобы запомнить.

Напрягаю память, пытаюсь вспомнить кто приходил, уходил.

— У нас мелькали в доме какие-то люди, но это было так давно … Может, перестраховывался? — предполагаю.

— Может.

— А Илья, значит, в курсе? — я уже ничему не удивлюсь.

— Не обязательно. Я не думаю, что твой отец стал бы так рисковать. Это прямой компромат. Думаю, он просто предложил ему круглую сумму и тебя.

— И должность.

—Мда… Приданное прям… — хмурится Марк, цокая.

—А эта журналистка, ей точно можно доверять? — цепляюсь за ниточку. Может, всё-таки… ошибка?

— Олеська денег не берет и всю инфу проверяет тщательно, — поясняет он, — Я её со студенчества знаю, она училась в нашем универе. Её не подкупишь. Таких людей в асфальт укладывала, так что, если написала, значит, так и есть. Но поскольку я привык исключать все варианты, то эту статейку дал своим парням ещё давненько. Они там долго ковырялись, а потом передали мне.

— Когда ты узнал?

— Перед тем, как забрать тебя в Берлин, — и увидев мои распахнутые глаза, добавляет, — Там бы с тобой разговаривал.

— То есть, ты бы меня не отпустил? — спрашиваю аккуратно. Не знаю, какого ответа жду.

— Ты не моя собственность, Тая, чтобы я отпускал или не отпускал тебя. Но правду бы тебе рассказал. Ты должна была знать.

— А смс, которую ты тем вечером получил, что-то о том…

— Информация подтвердилась? — я киваю, — Чтобы не сомневаться в точности данных, их нужно перепроверять. Отправил ещё одному знакомому, работает в службе безопасности, имеет доступ к базам данных. Он, как ты уже поняла, тоже подтвердил.

Я снова киваю. Марк понимает, куда я веду и хмурится. Только хотела спросить, не перепутали ли чего. Нет. Вот это ящик Пандоры, Тая… Просто тяжело не оправдывать того… То есть, он ведь всё равно мой отец… Да, тяжело мне разговор дается.

— А у тебя есть адрес родителей этого парня? — спрашиваю через некоторое время.

— Да, пацаны подкинули.

— Я бы хотела съездить к ним…— Марк ничего не отвечает. Молчит. А я всё думаю и наконец решаюсь спросить главное. То, чего избегала весь разговор, — Как его звали?

— Юра Бокаев.

— Прости пожалуйста, Юра Бокаев… — шепчу, глядя на темнеющее небо в окне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Следующим утром проснулась помятая. Среда, пора в университет. Не представляю, как приеду вместе с Марком и спокойно войду в альма-матер, но делать нечего.

— Давай я выйду перед поворотом? — не то спрашиваю, не то прошу.

— Зачем? — удивленно вскидывает брови Марк.

— Ну, не хотела бы, чтобы кто-то видел… и знал… — шепотом, теребя брелок на сумке.

— О, Вишня, все уже в курсе, — и видя мой шок, успокаивающе прибавляет, — просто забудь о них и всё.

Конечно, ни за поворотом, ни перед ним Марк меня не высаживает. От самого дома за нами следует вольво с охраной.

— В университете тоже? — уточняю, имея в виду телохранителей.

— Они не будут ходить за тобой по пятам, один будет в машине, а второй на одном с тобой этаже.

— Марк, и так впечатлений слишком много для моей серой жизни, ещё и… — запнувшись, я выдыхаю.

— Милая моя, я обещаю, это ненадолго, — он паркуется и отстегнув ремень безопасности, поворачивается ко мне, — сделай, как я прошу. Я очень скоро со всем разберусь.

Я киваю, а сама в растерянности. Видимо, на моем лице что-то такое отобразилось.

— Это не контроль, Тая. Делай что хочешь, просто пусть они будут рядом, — он заправляет за ухо прядь моих волос, но не давит, объясняет, хочет, чтобы я расслабилась, — Это ненадолго. Я не всегда смогу быть поблизости, как в ситуации с Ильей. Доверься мне, скоро всё закончится.

Смотрю в его глаза и тону…

— Прости, что втянула тебя в это… Столько неприятностей…

— Прекрати извиняться, — говорит резче, и я тушуюсь, но смягчившись, добавляет, — Давай закроем эту тему. Я делаю это для тебя. Потому что хочу.

— Меня учили, что у всего есть своя цена, — все-таки озвучиваю свои опасения.

— Ты ничего мне не должна. Не была и не будешь, — он касается моей щеки, а я прикрыв глаза хмурюсь, обдумывая его фразу и его будто озаряет, — Ты и сейчас платишь мне за помощь, так ведь? — он отпускает меня, отдаляясь и мне вдруг становится холодно, — Поговорим об этом дома, Тая. Я буду к шести.

К корпусу подтягиваются студенты, заинтересованно поглядывавшие на автомобиль Аланьева, в которой мы сидим вместе. Ответить я не успеваю, Марк выходит из машины и мне ничего не остается, как тоже выйти.