— С чем?

— Ты дура в квадрате, подруга! Профукать такого мужика и тем самым подставить себя под удар! Одним патроном двух зайцев! Молодец!

— Послушай, ты передергиваешь!

— Нет, Тая, это ты послушай. Я понимаю, ты боишься, в твоей ситуации я бы тоже боялась! — берет мои руки в свои, убеждая, — Но твой папаша- полковник в Чернигове, а тут вообще никто. Ты сейчас превозносишь его, будто он всё на свете решает, но это не так!

— Я прекрасно осознаю, что мой отец не владыка планеты, но ты берешь возможности Марка и сравниваешь их с возможностями моего отца и тут всё верно, да! Но, во-первых, с Марком мы провели неделю, даже меньше недели и не факт, что он готов на помощь такого масштаба. Это же не просто ухажёра отвадить…

— Ты этого не знаешь! Он же предложил! — перебивает Арина.

— Да, наверняка не знаю. Но я не хочу рассказывать Марку ещё и потому что не хочу выглядеть жалко. Я ему понравилась, потому что я — это я, а потом что останется? Несчастная бедная девочка?

—Это глупо хотя бы потому, что Марк единственный, кто может помочь…— выдыхает, смирившись.

— Хорошо, допустим, он так благороден, что поможет и пускай, он сможет поставить на место моего отца. Но это только если они будут играть честно, — склоняю голову набок, — Скажи мне, подруга, какова вероятность, что человек, который сам подставил и сам наказал свою дочь будет играть честно? Правильно, никакой! Отец пойдет против него не из выгоды, а из принципа, что Леониду Жарову перечить нельзя и слово Леонида Жарова— закон! Он напишет любое заявление в полицию на Марка, и пусть всем будет ясно, что это бред, но журналисты полоскать начнут. Кому-то Марк рот закроет, а кто-то просто не захочет связываться, чтобы его кости не глодали собаки, — распаляюсь всё больше, — Он подпортит Марку репутацию, а я не хочу, чтобы так было с ним. Он этого не заслуживает, его это не касается, и он последний, кто должен это дерьмо расхлебывать! У меня была идея бунтовать, только со мной проще некуда: он перестанет платить за эту квартиру, по его звонку меня переведут учиться обратно в родной город, тем самым лишив возможности на общежитие, но даже если я смогу поступить заново, даже если мне чудом удастся забрать из Черниговского ВУЗа документы, — выливаю в себя остатки вина, готовясь произнести то, что пугает больше всего, — он всегда может выгнать на улицу и оставить без ничего, мою мать!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вчера был месяц, как дверь моей квартиры захлопнулась за ним. Все правильно. Так и должно было быть. Я сама сделала выбор. Он прекрасный мужчина. Правильный, умный, надёжный. Вот и я должна быть умной, а не подставлять его. В университете Илья, хоть и в соседнем корпусе, что находится через дорогу. Он рано или поздно увидел бы, следом узнал бы отец. Что если Марка уволили бы? И не просто уволили, а с позором выгнали! Обвинили в изнасиловании...

Господи... Какой кошмар, машу головой, в попытке прогнать зловещие картинки…

Но сейчас, когда я сижу на паре и смотрю на него, такого статного в строгом темно-синем костюме, то остро испытываю его недосягаемость и мою опустошенность.

Мы провели вместе так мало, но за этот период я получила слишком много, чтобы перестать скучать. Мне недостает всего: разговоров, понимания, утешения, его глаз, рук, наших взглядов. Даже подчиняться мне нравилось, потому что он чувствовал пределы, и у меня, отчего-то, была непоколебимая уверенность, что он не перейдет черту.

Завтра пятница и вечером я поеду в свой личный ад в сопровождении палача. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. Буду ходить по струнке, отвечать, когда спросят и говорить то, что от меня хотят услышать. И не дай бог мне оступиться.

— Пара окончена, к следующему занятию рекомендую пройтись по изложенному в этой четверти материалу, дам небольшую самостоятельную. Очень надеюсь, что мои лекции прошли если и мимо вас, то где-то очень близко. — Со сдержанной улыбкой говорит Марк, а после кивает, позволяя нам складывать вещи.

— Марк… кхм… Марк Валентинович! — раздается у входа, и я вижу ту самую англичанку. Виолетта Константиновна, как мне сказала Аринка, выглядит строго, но с иголочки. Он идет ей навстречу, останавливаясь немного ближе положенного, а она, кажется, смущена. Смотрит ему в глаза, заправляя белокурый локон за ухо и что-то тихо говорит. Обстановка между этими двумя, кажется, создает впечатление не только на меня, потому что Ксюша с Таней с минуту помявшись подходят к нему, что-то спрашивая, но он взгляд на них не задерживает. Коротко ответив, вновь возвращается к собеседнице и, забрав папку с бумагами с профессорского стола, придерживая англичанку под локоть, ведет на выход из аудитории.

— Вот это прыть… — ахает стоявшая рядом Аринка, — она пришла к нам только в начале этого полугодия… Наш пострел везде поспел!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А что другие говорят по этому поводу? — смущенно спрашиваю. Мне должно быть все-равно, но это не так.

— Наши Маркофанатки терпеть её не могут. Таня и Ксюша вообще с ней не здороваются, игнорируют, но сомневаюсь, что она замечает, — делится информацией подруга, — А ты-то как?

— Да как? Неприятно…

Неприятно — слишком просто сказано. Мне отвратительно. Перед глазами мелькают картинки Марка на моей кухне и меня, привязанную к ножке стола… Только лицо её.

Я снова и снова пытаюсь убедить себя в правильности своего поступка, вернуть себе благоразумие, но получается из рук вон плохо, потому что на самом деле я мечтаю о нем, а он в мою сторону и не смотрит.

«Всё правильно» — убеждаю себя приказным тоном. Только сердце всё так же замирает от моего имени на его губах и от сосредоточенного на мне взгляда. Знаю, что зря ищу там что-то. Он холодный. И взгляд, и его хозяин. Он не сосредотачивается на мне дольше положенного, и не позволяет мне больше тонуть. Пчёлы уснули или умерли, а я борюсь с собой, метаюсь между воющей душой, требующей Марка, и умом, аплодирующим моему поступку.

Больше всего боюсь ночи. Ночь — время фантазии и час, когда никто не мешает, ничто не отвлекает. Там, в своём воображении я могу позволить себе всё в его отношении. Поэтому сейчас я давлю любые желания и вклиниваюсь в разговор об Аринкиных планах на выходные, запихивая свои мечты подальше до наступления темноты. Да, я вампир. Прячусь в чертогах своего разума от этой чертовой реальности. И никто меня за это не осудит, потому что никто не знает. Даже Арина.

Мы идем по коридору и останавливаемся у расписания, чтобы свериться нет ли переносов на завтра.

— В общем, на этих выходных братец едет на семинар, поэтому шашлыки пришлось перенести. Негодяй. А вот на следующей неделе всё железобетонно, потому что я дам ему по лбу, если он во второй раз подряд лишит меня мяса! — смеется подруга и я не могу смотреть на нее без улыбки.

Она всегда так радостно говорит о своей семье. Неважно, злится ли на родителей за мелкие недопонимания, ругается ли на брата, Арина всё равно обожает их и глаза её излучают счастье. Она гордится своей семьей, она счастлива, и я по-доброму завидую ей.

— О, на его месте я не рискнула бы мешать тебе вонзить свои зубки в шашлык!

— То-то же! Уже уходите, Марк Валентинович? — кричит куда-то за спину, и я резко оборачиваюсь.

— Да, и вам советую не тратить время зря. Чем быстрее начнете учить, тем лучше напишите. Удачи, девочки.

И всё. Равнодушный мазок взглядом по мне и больше ничего.

«Ты сама хотела этого» — звучит на повторе в моей голове. Только легче не становится.

— Надо же, не всегда работает самовнушение, а с Ильей получалось…

— Это потому, что ты другого не знала, а твое другое — это Марк. — говорит Арина и я подтверждаю её слова кивком.