— Нет, — ответила Линда.

— Тогда дай мне ключ, надо положить его назад.

«Наши и не наши, — подумал Расти вновь. — Вот о чём будет идти этот разговор. Уже об этом речь идёт. Наши тайны. Их власть. Наши замыслы. Их планы».

Линда отдала ключ, потом спросила у Джеки, не имела ли она каких-нибудь проблем с девочками.

— Никаких судорог, если это тебя беспокоит. Спали, как ягнята, всё время, пока тебя не было.

— Что нам теперь со всем этим делать? — спросила Стэйси. Маленькая, но решительная женщина. — Если вы хотите арестовать Ренни, мы должны вчетвером убедить Рендольфа это сделать. Мы, трое женщин-офицеров, и Расти, как действующий патологоанатом.

— Нет! — воскликнули в один голос Джеки и Линда. Джеки решительно, Линда испуганно.

— У нас есть только лишь предположения и никаких доказательств, — объяснила Джеки. — Я не уверена, что Рендольф нам поверил бы, даже если бы мы ему показали сделанные камерой слежения снимки, на которых Ренни ломает шею Бренде. Они с Ренни сейчас в одной лодке, плыви или тони. И большинство копов станут на сторону Пита.

— Особенно новые, — добавила Стэйси, утопив пальцы в копне своих белокурых волос. — Большинство из них не очень смышленные, но довольно нахальные. И им нравится носить оружие. К тому же, — она наклонилась ближе, — сегодня появятся то ли шестеро, то ли восемь новых. Всего лишь старшеклассники. Глупые, и сильные, и преисполненные энтузиазма. Меня они пугают не на шутку. Даже больше, Тибодо, Ширлз и Джуниор Ренни расспрашивают новичков, кого бы они могли посоветовать ещё. Пройдёт пару дней, и полиция уже перестанет быть полицией, она превратится в армию подростков.

— Значит, никто нас не захочет выслушать? — спросил Расти. На самом деле без иллюзий спросил, просто желая подвести черту. — Совсем никто?

— Генри Моррисон, возможно, — сказала Джеки. — Он понимает, что происходит, и ему это не нравится. А что касается других? Они будут делать, как все. Отчасти потому, что напуганы, а отчасти потому, что им нравится власть. Такие ребята, как Тоби Велан или Джордж Фредерик, никогда прежде её не имели; а ребята на подобие Фрэдди Дентона просто падонки.

— И что это должно означать? — спросила Линда.

— Это означает, что мы пока что должны держать рот на замке. Если Ренни убил четырёх людей, он очень-очень опасная особа.

— Выжидание сделает его не менее, а более опасным, — заметил Расти.

— Мы, Расти, должны беспокоиться о Джуди и Дженнилл, — напомнила Линда. При этом она грызла себе ногти, чего Расти уже много лет за ней не замечал. — Мы не можем рисковать, не дай Бог, чтобы с ними что-то случилось. Я даже мысли такой не предполагаю и тебе не позволю.

— У меня тоже есть ребёнок, — произнесла Стэйси. — Келвин. Ему лишь пять лет. Мне понадобилась вся моя храбрость, только чтобы выстоять сегодня на стрёме около похоронного салона. Сама мысль о том, чтобы пойти с этим к идиоту Рендольфу… — Ей не было потребности продолжать; все проговаривала бледность её щёк.

— Никто и не просит тебя это делать, — сказала Джеки.

— Сейчас я лишь могу доказать, что против Коггинса было применён тот бейсбольный мяч, — напомнил Расти. — Кто-нибудь мог им воспользоваться. Чёрт побери, им мог воспользоваться хотя бы и его сын.

— Такая новость меня бы не шокировала, — заметила Стэйси. — Джуниор в последнее время стал весьма странным. Его вытурили из Бодойна за драку. Не знаю, известно ли об этом его отцу, но к спортзалу, где это случилось, вызывали полицию, я сама видела телефонограмму. А эти две девушки… если эти преступления связаны с сексом…

— Так и есть, — кивнул Расти. — Очень противно. Не следует тебе знать детали.

— Но Бренда не была подвергнута сексуальному насилию, — напомнила Джеки. — Для меня это доказательство того, что Бренду и Коггинса следует рассматривать отдельно от девушек.

— Возможно, Джуниор убил их, а его отец убил Бренду и Коггинса, — сказал Расти, ожидая того, что кто-нибудь засмеётся. Никто и звука не произнёс. — Но, если это так, то зачем?

Ответом ему стало общее покачивание головами.

— Должен был бы существовать какой-то мотив, — продолжил Расти. — Однако я имею сомнения, чтобы он был сексуальным.

— Вы считаете, таким образом, он хотел что-то спрятать? — высказала догадку Джеки.

— Конечно, именно так я и думаю. И мне кажется, я знаю того, кто может знать, что именно. Но он заперт сейчас в подвале полицейского участка.

— Барбара? — переспросила Джеки. — Откуда Барбаре об этом знать?

— Потому что у него был разговор с Брендой. Они откровенно поговорили у неё в саду на следующий день после того, как установился Купол.

— А вы, каким таким непостижимым чином об этом узнали? — спросила Стэйси.

— Потому что Буффалино живут по соседству, а окно спальни Джины Буффалино смотрит прямо на задний двор Перкинсов. Именно там она их и видела и попутно об этом вспомнила. — Он заметил, каким взглядом на него смотрит Линда, и пожал плечами. — Что здесь сказать? Это маленький город, тебе нужно понимать…

— Надеюсь, ты сказал ей, чтобы она держала рот на замке, — произнесла Линда.

— Нет, потому что когда она мне об этом проговорилась, я не имел никаких причин подозревать Большого Джима в убийстве Бренды. Или что он разбил голову Лестеру Коггинсу сувенирным бейсбольным мячиком. Тогда я даже не знал, что они мертвы.

— Нам так и не известно, знает ли хоть что-то Барби, — сказала Стэйси. — То есть, кроме того, как делать офигительный омлет с грибами и сыром.

— Кто-то должен его спросить, — сказала Джеки. — Я выдвигаю свою кандидатуру.

— Даже если он действительно что-то знает, какая с этого польза? — спросила Линда. — У нас здесь уже установился, чуть ли не диктаторский, режим. Я это лишь сейчас это начинаю понимать. Думаю, от этого я теперь и торможу.

— От этого не тупеешь, а становишься доверчивым, — возразила Джеки. — И в нормальное время доверчивость — хорошая вещь. А что касается полковника Барбары, мы не узнаем, какого добра нам от него можно ждать, пока сами не спросим. — Она помолчала. — Да и не в этом дело, понимаете. Он не виновен. Вот в чём вещь.

— А если они его убьют? — рубанул Расти. — Застрелят во время попытки к бегству?

— Я почти полностью уверена, что этого не произойдёт, — возразила Джеки.

— Большой Джим желает провести показательный суд. Так болтают в участке, — кивнула Стэйси. — Они хотят сначала убедить людей, якобы Барбара сплёл, словно паук, широкую сеть заговора. А уже потом его казнить. Однако даже при самой большой скорости им на это нужны дни и дни. Недели, если нам посчастливится.

— Нам не посчастливится, — произнесла Линда. — Отнюдь, если Ренни захочет действовать быстро.

— Может, ты и права, но Ренни сначала должен пройти через назначенное на четверг чрезвычайное городское собрание. А ещё он захочет допросить Барбару. Если Расти знает, что Барбара был с Брендой, значит, и Ренни об этом знает.

— Конечно, знает, — заметила как-то лихорадочно Стэйси. — Бренда и Барбара были вместе, когда тот показывал Джиму письмо Президента.

Почти на минуту воцарилось молчание, пока они об этом размышляли.

— Если Ренни что-то скрывает, — словно сама к себе произнесла Линда, — ему потребуется время, чтобы этого лишиться.

Джеки рассмеялась. Посреди напряжения, которое повисло в гостиной, этот её смех прозвучал, как взрыв.

— Удачи ему. Что бы там не было, а у него не получится закинуть Это в кузов грузовика и вывезти куда-нибудь из города.

— Что-то связанное с пропаном? — спросила Линда.

— Возможно, — кивнул Расти. — Джеки, вы, кажется, служили в вооружённых силах?

— В армии. Два срока. Военная полиция. Ни в каких боевых операциях участия не брала, хотя раненных видела достаточно, особенно во время второго срока. Вюрцбург, Германия, Первая пехотная дивизия. Знаете, Большая красная единица[339]? Большей частью я подавляла потасовки в барах или находилась в карауле при госпитале. Я знаю ребят этого типа и много отдала бы за то, чтобы вытянуть Барбару из камеры и перетянуть на нашу сторону. Президент нехотя наделил его полномочиями. То ли старался. — Она какую-то минутку помолчала. — Должен быть способ силой освободить его оттуда. Это следует обдумать.

вернуться

339

Прозвище старейшей (с 1917 года) дивизии в современной армии США (на нарукавном шевроне большая единица красного цвета).