Алиса и Эйден были ужасно подавленными — Боже правый, а как иначе, — однако рядом с Дженни и Джуди их немного отпустило. Помог также бенадрил[425], каждый ребёнок получил свою дозу. По требованию её девочек Линда постелила спальники в их комнате, и теперь они все вчетвером без задних ног спали вповалку на полу между кроватями; Джуди и Эйден обнявшись.
Едва лишь она начала успокаиваться, как кто-то постучал в двери кухни. Первое, что пришло ей на ум, — полиция, хотя, принимая во внимание кровавую бойню и сплошной беспорядок в центре города, она не ожидала полицейских так скоро. Да и в этом деликатном постукивании не слышалось ничего властного.
Она пошла к дверям, задержавшись только для того, чтобы снять с крюка над раковиной полотенце для посуды и вытереть себе лицо. Сначала она не узнала своего гостя, в частности потому, что он имел другую причёску. Волосы у него больше не были связаны в хвост на затылке, они рассыпались по плечам Терстона Маршалла, обрамляя его лицо, делая его похожим на старую прачку, которая после длинного трудового дня получила плохую весть — ужасную новость.
Линда приоткрыла двери. Ещё какое-то мгновение Терси оставался стоять на пороге.
— Кара мертва? — голос у него звучал низко, хрипло. «Да, словно он сорвал свой голос ещё на Вудстоке, скандируя „Речевку“ вместе с „Рыбой“, и голос так никогда больше к нему и не вернулся»[426] — подумала Линда. — Она на самом деле умерла?
— Боюсь, что так, — тоже низким голосом ответила Линда, помня о детях. — Мистер Маршалл, мне так жаль.
Ещё какой-то миг он так и стоял там, застывший. А потом схватился за свои свисающие по бокам лица седые кудри и начал раскачиваться взад-вперёд. Линда не верила в подлинность любви между «Весной» и «Декабрём», в этом смысле Линда была старомодной. Каре Стерджес и Маршаллу она могла дать, скорее всего, два следующих года, а может, всего лишь полгода — сколько понадобится на то, чтобы утих жар в их половых органах, — но этим вечером у неё не возникало никаких сомнений в том, что любовь этого мужчины была настоящей. И его потеря.
«Неизвестно, что там между ними было, но эти дети углубили их чувства, — подумала она, — и Купол тоже». Жизнь под Куполом все интенсифицировала. Уже сейчас Линде казалось, что они живут под ним не несколько дней, а годы. Внешний мир выветривался из памяти, словно увиденный сон после пробуждения.
— Заходите, — пригласила она. — Но ведите себя тихонько, мистер Маршалл. Дети спят. Мои и ваши.
9
Она налила ему настоянного на солнце чая, ничуть не прохладного, но это было лучшее из всего, что она могла предложить при данных обстоятельствах. Он отпил половину, поставил стакан на стол и начал тереть себе кулаками глаза, словно ребёнок, которому давно уже время лежать в кровати, спать. Линда правильно угадала, так он старался взять себя в руки, и сидела тихонько, ждала.
Он сделал глубокий вдох, выдохнул, а потом полез рукой себе в нагрудный карман старой синей рабочей блузы. Достал сыромятный ремешок и завязал волосы на затылке. Она решила, что это хороший знак.
— Расскажите мне, что там случилось, — произнёс Терстон. — И как это случилось.
— Я не все видела. Кто-то сильно ударил меня в затылок, когда я старалась оттянуть вашу… Кару… с прохода.
— Но её же застрелил кто-то из копов, это правда? Какой-то проклятый коп в этом проклятом, напрочь полицейском, расположенном к расстрелам городке.
— Да. — Она потянулась через стол и взяла его за руку. — Кто-то крикнул «револьвер». И там действительно был револьвер. Это был револьвер Эндрии Гриннел. Она могла принести его на собрание с намерением застрелить Ренни.
— Вы думаете, это оправдывает то, что случилось с Карой?
— Господи, да нет же. А то, что случилось с Эндрией, было откровенным убийством.
— Кара погибла, стараясь защитить детей, не так ли?
— Так.
— Детей, которые не являются её родными детьми.
На это Линда не сказала ничего.
— И всё-таки, они были её детьми. Её и моими. Назовите это прихотями войны или прихотями Купола, но они были нашими, эти дети, которых иначе мы с ней никогда бы не смогли иметь. И пока не будет разрушен Купол — если он вообще когда-нибудь исчезнет, — они останутся моими детьми.
Линда лихорадочно думала. Можно ли довериться этому мужчине? Она думала, что да. Расти же ему наверняка доверял; говорил, что этот парниша просто чертовски ловкий медик, особенно если помнить, как давно он не принимал участие в этих их игрищах. И ещё Терстон ненавидел тех, кто властвовал здесь, под Куполом. Он имел на это причины.
— Миссис Эверетт…
— Пожалуйста, зовите меня Линдой.
— Линда, можно, я переночую у вас, здесь на диване? Мне хотелось бы быть здесь, если они проснутся среди ночи. А если нет — я надеюсь, они спокойно будут спать, — я хотел бы, чтобы они меня увидели, когда спустятся сюда утром.
— Вот и хорошо. Мы все вместе позавтракаем. Хлопьями. Молоко пока что не скисло, хотя ему уже недолго осталось.
— Хорошо звучит. А когда поем, мы мигом освободим вас от нашего присутствия. Извините меня за то, что я скажу, особенно если вы патриотка вашего города, но Честер Милл у меня уже в печени сидит. Я не могу совсем из него убежать, но хочу убраться от него по возможности дальше. Единственный пациент в госпитале с серьёзными проблемами — это сын Ренни, но он сам покинул больницу сегодня днём. Он всё равно вернётся, тот беспорядок, который происходит в его голове, заставит его вернуться, однако сейчас…
— Он мёртв.
Терстон не выказал никакого удивления.
— Инсульт, я думаю.
— Нет, застрелен. В тюрьме.
— Я должен был бы сказать, что мне жаль, но на самом деле нет.
— Мне тоже, — сказала Линда. Она не знала наверняка, что там делал Джуниор, но хорошо себе представляла, каким образом это обернёт в свою пользу его отец.
— Я переберусь с детьми на озеро, туда, где мы были с Карой, когда это началось. Там спокойно, и я уверен, что смогу найти достаточно пищевых запасов, чтобы какое-то время продержаться. Возможно, даже довольно долго. Может, у меня даже получится найти домик с генератором. Но среди того, что происходит в этой общине, — он предоставил своим словам сатирический оттенок, — я существовать не желаю и отдаляюсь. И забираю Эйдена с Алисой.
— Предположим, я смогу вам предложить лучшее место.
— Правда? — И когда Линда ничего дальше не произнесла, он протянул руку над столом и дотронулся до неё. — Вы должны хоть кому-то доверять. Например, мне.
Таким образом, Линда рассказала ему обо всём, включая то, что прежде чем подниматься на Чёрную Гряду, им надо заехать к Бэрпи за свинцовым полотном. Говорили они почти до полуночи.
10
Северная часть дома Маккоя была непригодна для жизни — после очень снежной прошлой зимы, крыша там оказалась внутри проваленной, — но с западной стороны сохранилась столовая, сугубо фермерская по стилю, длинная, почти как железнодорожный вагон, вот там-то и собрались беглецы из Честер Милла. Барби сначала расспросил Джо, Норри и Бэнни, что они видели или, что им мерещилось, когда они потеряли сознание на краю того, что теперь между ними называлось лучезарным поясом.
Джо вспомнил горящие тыквы. Норри сказала, что всё стало черным и солнце пропало. Бэнни сначала заявил, что ничего не помнит. А потом ладонью хлопнул себе по губам, вспомнил.
— Вопли, — произнёс он. — Я слышал вопли. Такое что-то там было, очень плохое.
Сначала все молчали, осмысливая услышанное. Первым отозвался Эрни.
— Горящие тыквы не очень суживают диапазон поисков, если это то, что вы стараетесь делать, полковник Барбара. Груду тыкв с солнечной стороны сарая можно увидеть чуть ли не под каждой стеной в городе. Урожайный сезон на них был, — он помолчал, а потом добавил: — И когда такой вновь будет?
425
Атигистаминный, противоаллергический препарат, который применяется также как успокоительное средство.
426
«Cheer: fixin'-to-die Rag» («Речевка: я чувствую себя так, словно мне суждено умереть») — антивоенная песня компании «Country Joe and the Fish» («Кантри Джо и Рыба»), которую вместе с группой пела почти полумиллионная аудитория знаменитого рок-фестиваля Вудсток (1969).