Именно поэтому он и паясничал. Вскоре чуткая натурой Рената распознала это, и плавно свернула с больной темы. Она и сама, признаться, нередко гнала от себя нехорошие подозрения касаемо Оли. Очень нехорошие подозрения.

– Где командир? – бас, казалось, заполнил коридор ещё раньше, чем переборка успела открыться даже наполовину.

– Идёт, – откликнулся Подопригора, приближаясь быстрым шагом. – Давайте начинать. Чем скорее – тем лучше.

В генераторной было жарковато. Войдя, Рената тут же зашлась сухим кашлем. Буров глянул на неё, будто бы на вскрикнув‍шу​ю о​т «​неожи​да​нности» барышню, чей солнечный зонтик оказался ун‍есён гуляющим в открытом море ветром, стоило ей подняться на нос корабля.

– Ты как? – склонился над ней Нечаев.

– Всё нормально. Что-то просто… сухо как-то в горле.

Пол и стены в генераторной гудели. Казалось, вибрировал даже колючий воздух. И в таких условиях предстояло выходить в радиоэфир. Более идиотского размещения радиоаппаратуры на челноке вряд ли удалось бы выдумать. Лично для Ренаты, спорных моментов в Уставе о космоходстве имелось не так уж много. Но выбор местоположения аппаратуры по её мнению точно был спорным.

Буров сел за пульт и проверил переменный поисковый сигнал, который «шарил» по планете с момента их пробуждения.

Неясова осмотрелась. Она не имела технического образования, не очень-то интересовалась квантовой механикой, как и физикой в целом. Но даже ей, доктору, хирургу, был очевиден факт сумасшедшего скачка в техническом прогрессе.

Стартом величайшей в истории человечества череды эврик можно смело считать открытие гравитационных волн в две тысячи пятнадцатом году. Само отрытые это, правда, больше походило на то, как мальчишки на берегу озера вдруг обнаружили существование в нём огромной, поросшей мхом щуки – не попадись та совершенно случайно в расставленную сеть, восторгов и криков на берегу не слышалось бы.

Радио зашипело. Громко, бойко, будто заявляя сходу: никакой я вам не анахронизм, я ещё ого-го!

Истукан принялся прослушивать эфир, надев наушники. Внешние динамики при этом тоже работали.

Шипение и щелчки, вибрация и гул, сухость во рту – Рената нео‍жи​дан​но ​почув​ст​вовала себя нехорошо и нетвёрдо опёрлась на плечо‍ Романа. Тот передал обмякшую женщину командиру, а сам спешно принёс со склада ещё один раскладной табурет и стакан воды.

Спустя пару минут за Нечаевым пришёл Иван. Он выглядел обеспокоенным: взгляд не находил себе места, движения коротки, неуклюжи. Пара слов, и Роман тут же, без объяснений, покинул генераторную.

Буров поднял руку внезапно. Шипение внешних динамиков, так называемый белый шум, по-прежнему представляло собой сплошной поток искорёженного звука, в то время как у себя в наушниках инженер что-то расслышал. Неясова застыла бледным изваянием, истово веря в удачу. Она уже знала: вряд ли удастся должным образом прощупать планету, если Буров ничего не найдёт. И ещё знала, что никому не скажет об этом. Молча приступит к поиску других психосерверов. Чем бы ей это ни грозило.

– Вы готовы, если что? – наклонился Александр Александрович. Надо же было ему спросить именно это…

– Да, – без зазрения совести солгала Рената.

Буров что-то беспрестанно подкручивал на панели радиопередатчика, морща лоб. Пальцы, прижимавшие наушник, побелели.

Вдруг он замер, потом повернулся к остальным, и возвестил:

– Есть.

Рената облегчённо выдохнула и чуть не упала с табурета, ухватившись за Александра Александровича.

– Выведи на общий канал.

Буров пошаманил с тумблерами, орудуя одной рукой. Шипение внешних динамиков разбавило что-то ещё. Что-то похожее на… песню?

– Вот ведь… Вы это слышите? – Саныч обратился к Ренате скорее так, машинально. Она покивала, стараясь глядеть только в одну точку. Тоже – м‍аш​ина​льн​о.

Бу​ро​в всё ещё химичил. Как с настройками стоявшего не‍большим отдельным блоком эквалайзера, так и с непокорным частотным бегунком, бросаясь рукой то в один конец панели, то в другой. Из динамиков, сквозь стену белого шума и гул, прорвалась еле различимая музыка: рваный гитарный бой. Спустя пару секунд она была уже вполне узнаваемой. Даже очень.

– Что это? – выпучил глаза Александр Александрович.

Буров, сглотнув, снял наушники, будто желая удостовериться, что не он один слышит это. Между тем резкий, хриплый голос отрывисто вскричал:

«…не люблю насилье и бессилье-е, вот только жаль р-распятого Хр-р-риста!».

– Это… это ж…

– Высоцкий, – с наивной простотой договорила Рената.

Мужчины разом уставились на неё, словно она только что, на их глазах голыми руками придушила бурого медведя. Сама же Рената сидела как в полусне, и поэтому вообще не заметила оторопи коллег.

Между тем резкие гитарные аккорды и узнаваемый даже в этом уголке Вселенной хриплый баритон начали пропадать, поглощаемые белым шумом. Вернуть их никто не пытался. Буров отослал Ординатору частотные характеристики, и сел лицом к остальным.

Рената напомнила о себе чисто по-женски: рухнула в обморок. Александр Александрович только и успел, что подхватить голову, предотвратив удар об пол.

Когда её понесли по коридорам в жилые кубрики, навстречу шёл Нечаев.

– Всё хорошо, Ром, – опережая очевидные вопросы, выкрикнул командир. – Просто обморок.

– Иваныч, Вику – бегом! – выкрикнул Нечаев и помог со сползающей с рук Ренатой. Ивану не требовалось повторять – он уже бежал за медиком. Посла‍ть​ си​гна​л чер​ез​ Ординатора не было возможности – единственный пс‍ихосервер пребывала в забытие.

Ренату положили на нары, поправили под головой подушку. Но появившаяся следом Вика первым делом убрала её.

– Помогите мне, – она указала, чтобы Ренате приподняли ноги, под которые она подложила обе подушки, включая свою, – Воды. И глюкозу. Сахар или леденцы, – Иван опять скрылся, но на этот раз вместе с Нечаевым.

Тоненькая, маленькая, как деятельный мышонок, Вика совершенно спокойно, будто ничего и не произошло, померяла тактильно пульс и расстегнула верх кителя Ренаты. Когда принесли полный стакан, она набрала в рот воды и сильно прыснула Неясовой в лицо. К этому моменту в кубрик зашли ещё и Трипольский с Павловым.

– А ну! Все на выход! Нужен воздух, не толпитесь, – Виктория встала и принялась худенькими ручками выталкивать коллег в коридор.

Трипольский, вместо того чтобы выйти, отчего-то вдруг сам бесцеремонно отстранил Вику. От неожиданности она так и уселась оторопело на нары. Фарадей же, как ни в чём не бывало, прошёл в конец кубрика, что-то внимательно разглядывая по стенам и потолку. Влез на второй ярус и, под взглядами остальной группы, принялся что-то нащупывать.

Первым из ступора вышел Иванов. Он было попытался сделать Фарадею замечание: мол, нельзя так – девушка же. Но Трипольский только отмахнулся, слезая обратно. Так ничего и не пояснив, он протиснулся через коллег и был таков.

Очнувшейся Ренате дали воды и сладкий леденец, душисто пахнущий тимьяном. Бледная, она слабыми руками взяла стакан, отхлебнула и принялась благодарить Викторию‍. ​Неч​аев​ и По​до​пригора вышли в коридор.

– У меня такое…

– Не у теб‍я одного, – заверил командир. – Ну, ладно. У тебя что стряслось?

– Милош из изолятора выбиралась.

– Как?!

– Вот чего не сказала, того не сказала. Когда мы оказались на месте, её Ганич заговаривал. Бубнил чего-то ей в темечко, за голову держал. Молился, – последнее слово Роман выплюнул с презрением.

– Она что? – с опаской спросил командир. Кому, как не ему знать, что людей с повреждённой личностью стоит опасаться. Последний инцидент с участием повреждённого увеличил их с Нечаевым служебные досье сразу на пару страниц: Роману досталась официальная благодарность и медаль «за хорошую службу», а командиру – пометка о сломанных рёбрах и раздробленной ключице.

– Ничего. Сидела как под гипнозом. В стенку смотрела, точно там последний сезон «Шерлока Холмса» анонсировали. Мы подошли – она не отреагировала. Поп тоже не мешал. Взяли с Иванычем под руки да отвели обратно, – Нечаев пожал плечами. – Переборка цела. Замок сработал сразу, как только она закрылась. Панель тоже нетронута. Мистика какая-то, Саныч.