Это было сумасшедшее время. К две тысячи двадцатому году человечеству удалось не провалиться в пучину очередного насилия. Это, вкупе с десятком выдающихся международных исследовательских проектов, на протяжении долгих десятилетий терпеливо финансируемых правительствами и корпорациями, и дало старт беспрецедентному полёту научной мысли.

Начиная с две тысячи двадцатого – года, когда человек запнулся о ключи от Все‍ле​нно​й, ​как е​го​ пафосно окрестили журналисты, развитие науки наб‍рало небывалый темп. Великолепные открытия, а главное их внедрения в повседневную жизнь, случались даже чаще, чем смена фаворитов знаменитой заокеанской дивы, к началу седьмого десятка лет будто сорвавшейся с цепи. Один весьма авторитетный литературный критик того времени писал после в мемуарах: «Знай я раньше, что люди за один какой-то год отменят рак и мимические морщины, а к следующему понедельнику вырастят в пробирке чёрную дыру – книжные полки треснули бы от идей тех, кого вы называли фантастами. Я же их хочу пророками назвать. И извиниться».

У протонного генератора, размещаемого на челноках, имелся один недостаток. Он выдавал всего один мегаватт мощности, чего впритык хватало только на нужды внутри челнока. Казалось бы – целый мегаватт! Таким количеством электроэнергии на Земле питались целые посёлки.

Дело тут было вот в чём. Активировав однажды квантовые маяки, отключить их значило бы навсегда проститься с возможностью вернуться обратно этим же путём. Приёмники должны работать беспрерывно, если космопроходцы желали снова увидеть закат именно Солнца, а не, скажем, циклический переход Анубиса от кратковременных сумерек к извечной тьме.

Буров, как ни старался убедить самого себя в «нормальности» увиденного двадцать минут назад, не смог отделаться от навязчивой мысли об экзотелах Альянса, тех самых «Осах». Хоть он и создал вид, будто бы для него это не что-то из ряда вон выходящее. Показать воякам – одно. Думать так на самом деле – другое.

Экспедиция на Ясную, в погоню за ‍до​кто​ром​ Кисл​ых​, как привык про себя её именовать Тимофей Буров,‍ впишется в его послужной список не много не мало под номером восемь. Не станет большим откровением, если вскоре выяснится, что он самый опытный член группы.

Но ни в одной из прошлых его экспедиций ничего подобного даже близко не было. Зачем на исследовательском челноке боевые автономные системы? Кому они могли понадобится?

Мысль, родившаяся в полумраке арсенала, теперь питалась свойственным уму Бурова сомнением. До поры, до времени он не озвучивал её даже самому себе, что, впрочем, не мешало ему постоянно отыскивать подтверждения либо опровержения.

Что если этот «Герольд», тот самый – второго поколения, прототип, и всё такое, был послан сюда учёными не Союза, а Альянса?

Пуск прототипа, которому по идее должен бы принадлежать этот челнок, состоялся в две тысячи сорок пятом, на целых семь лет позже первой экспедиции на Ясную. Да и сам факт запуска, по мнению Бурова был достоин скорее театральной критики. Тем убедительней было мнение некоторых специалистов о банальной, если это слово употребимо в отношении космического корабля, краже «Герольда» во время вторжения с востока.

Связь с Ясной прервалась с первых дней войны, с января сорок первого. К тому моменту сюда уже отправились более тридцати человек. «Герольдов» второго поколения, неизвестно зачем построенных в жёстких условиях боевых действий специально для полёта на Ясную, существовало всего два. Первый по официальным данным уничтожил Альянс во время провалившегося вторжения на Дальнем Востоке. Второй, якобы, был-таки запущен.

Буров насилу выдернул себя из оцепенения. Теперь он метал взор на всё, что по его мнению не могло не претерпеть вмешательства со стороны яйцеголовых любителей броских названий. И в первую очередь это был центральный пульт.

Буров всполыхнул. Неужели они смогли сделать всё настолько тонко, что он не разглядел подмены с первого взгляда?! Он не опустился – он упал на колени рядом с пультом, и нырнул под него. Рост вынуждал его принимать крайне неудобное положение, и вскоре он попросту лёг спиной на пол.

Ну не могли же они додуматься до дешифровки и должного усиления аналогового сигнала! Не могли! Простая логика: это был две тысячи сорок пятый год, год предполагаемого запуска данного «Герольда». А значит, дотямай Альянс до вскрытия прямолинейного как фонарный столб аналогового сигнала, Новосибирск целиком бы лёг в руинах. И вместе с ним и Барнаул, и Омск, и Кемерово… Весь юг Западной Сибири превратился бы ровно в то, во что превратились почти все крупные города Европейской части России – в выжженную ядерными бомбами пустошь! Не было бы никакого «Пакта доброй воли» и мира, подписанного в Багдаде! Ведь шифр аналогового сигнала был не много не мало ключом к победе.

В подбрюшье центрального пульта не нашлось ровным счётом ничего, что указало бы на стороннее вмешательство. Натужно выпустив из лёгких воздух, Тимофей сел на пол и обхватил колени длинными руками. Голова работала как конвейер мыслеподозрений: а что если то, а что если это…

– Нет, – вслух открестившись от очередной идеи, Буров хотел было встать, но так и замер на полпути.

Справа от генератора, на полу виднелись… следы?.. Как был, так и пополз гигант на четвереньках.

Следы. Незаметные. Не пыль, не грязь, не царапины – нет. Следы от постоянного пребывания точно в одном и том же месте тяжёлого объекта, и пребывания по времени крайне продолжительного. Контур их разнился с поверхностью разве что на какие-то миллиметры и был практически незаметен. Но не угадать очертания ног было невозможно. Очень больших ног.

Буров потерянно сел, упершись спиной в резонирующий генератор. Взгляд его посерел, потух. Следы означали, что кто-то в течении долгого, очень долгого времени приходил сюда и вставал рядом с протонным генератором, строго в одном и том же месте, вплоть до миллиметра.

Следы означали, что Буров в первый раз в жизни ошибся. На борту челнока был активный синтетик.

Кают-компания наполнилась живыми звуками: регулируя под себя кресла на подвижных полозьях, космопроходцы рассаживались за полукруглый стол. Александр Александрович расположился по центру и, упершись кулаками в прохладную поверхность, задумчиво рассматривал команду.

Неясова Рената. Отличный, можно даже сказать высочайшего класса медик. Психосервер. Лучшая её характеристика – поступки. Вот прямо сейчас она окружала заботой и опекой тяжело перенесшую пробуждение Вику. Притом сама еле держалась на но‍га​х. ​Зна​кома ​с ​Романом Нечаевым ещё со времён учёбы в НИМИ, а с ‍ним, командиром, только через того же Нечаева.

Виктория. Фамилии она пока не назвала. Должности и звания тоже. Стоило всем сердцем надеяться, что она окажется вторым психосервером, иначе Ренате придётся туго… Кстати, это она выдала матерную мастабу в адрес растерявшегося Трипольского. Да ещё и частью по-немецки. Девушка очень напоминала командиру небезызвестного надышавшегося хлороформом мышонка.

Собственно, Алексей Трипольский, которого Рома метко окрестил Фарадеем. Даже сейчас он, усаживаясь рядом с Буровым, постоянно что-то говорил. Оно и понятно – нервничает. Несерьёзно, конечно. Иначе бы уже пускал слюни. Ведь успокаиваться при помощи Ординатора ему ещё не доводилось. Новоиспечённый выпускник-отличник, очень непростой парень, раз после выпуска его следующей дверью в жизни стала крышка капсулы квантового приёмника.

Иванов Иван. Добродушный, толковый вроде как парень. Из безопасников. Одного взгляда хватило, чтобы понять – Нечаеву за него не краснеть. Если командир ничего не путал, он принимал непосредственное участие в инциденте на Хиц-2, что несомненно прибавляло бойцу веса в его глазах…

О Ромке нечего было и думать. Тот ещё балагур, но, правда, строго во внерабочее время. Александр Александрович улыбнулся, вспомнив часто озвучиваемое самим Нечаевым резюме.

Майор перевёл взгляд на Истукана. Такое прозвище носил Тимофей Тимофеевич Буров в кругах бывалых космопроходцев. В тех же кругах ходили жутковатые байки о происшествиях с ребятами, насмелившимися назвать его Истуканом в‍ г​лаз​а –​ по г​лу​пости ли, по смелости ли, неважно. Поговаривали, ‍он очень, очень не любил это прозвище. В остальном – золотой специалист.