Ещё у самого входа Буров предупредил, что ему необходимо в капсульный.

– Иди. Загрузим без тебя – ответил командир.

Буров терпел боль молча. Всегда, какая бы она ни была. Так уж вышло – его научили этому синтетики, шнырявшие по захваченным позициям на подступах ко Пскову. Он, присыпанный землёй в окопе, лежал со сломанной рукой и не шевелился. Двенадцать часов. Молча, пока не контратаковали наши.

Обузой для группы он не стал, как и обещал. Ни разу шедший впереди Бёрд не подтянул его, отставшего, тросом. Только теперь, войдя в капсульный и оставшись наедине с самим собой Буров позволил себе слабый, еле слышимый стон. Ключица страшно саднила.

Буров хмыкнул, подумав об американце. Вот же как бывает! Где-то около посёлка Струги Красные, что под Псковом, они, возможно стреляли друг в друга. Возможно именно Бёрд, раздавая команды, ходил над ним, лежащим в окопе с переломанной рукой! А теперь они тут, за более чем сотню световых лет от родной планеты, и работают вместе. Они теперь соратники!

Но что-то в рассказе Майкла настораживало. Тимофей прокручивал в голове историю американца, и всякий раз спотыкался обо что-то невидимое, неуловимое. Некую нестыковку. Нет, вроде бы всё гладко, не придерёшься. Порой Бёрд выдавал такие подробности, что заподозрить его во вранье было просто невозможно. Только вот червячок сомнения, или же ещё какой червячок, не позволял взять да и принять рассказ Бёрда за чистую монету. Что-то с ним было не так…

Буров никогда не ошибался.

Он прошёл в центр осиротелого отсека. Фонари скафандра поочерёдно выхватывали из темноты умолкшие прямоугольники приёмников и гигантские рисины капсул, в которых они очнулись. К ним-то он и пришёл.

Начал Буров с той, что находилась ближе к изолятору, некогда занятому повреждённой. Его догадки должны были подтвердиться...

Так и есть… Следы! В капсулах, где пробуждались космопроходцы, после отключения от энергопитания проступили следы! Это была его личная теория, и никто на целом свете не знал о ней. Впрочем, немудрено. Едва ли имелся ещё хоть один такой же – безнадёжно влюблённый в квантовую механику, поклонявшийся уму, одним смелым экспериментом разрубившему гордиев узел ЭПР-парадокса! Нет, были, конечно, разные люди.

Но они иногда ошибались. А он – нет.

Тимофей Тимофеевич открывал капсулы одну за одной. Кое-где следов – чего-то вроде размытого отпечатка тела на секционной подложке – не имелось. Буров заволновался. Он был близок…

Ещё одна капсула. Есть следы – тут пробудился человек.

Другая крышка поднимается вверх. Всё в порядке, след присутствует, пусть и не чёткий, как предыдущие. Видимо, тут была Милош. Эх, жаль, что он не помнил точно кто где пробуждался!..

В конце концов, осмотрев все четырнадцать капсул, Буров повернулся лицом к мрачному отсеку. Пальцы его холодели, дыхание учащалось. Космопроходцев, включая повреждённую, пробудилось одиннадцать.

А отпечатков тел в капсулах он насчитал десять.

ЭВМ жалобно жужжал охладителями, не единожды уже выработавшими ресурс. Он то и дело сбоил, выдавая нелепые ошибки – будто жаловался, ища у людей понимания.

Но Трипольский был неумолим. Он осознавал, что «жить» вычислительной машине оставалось не так много. И был зол, ругая на его взгляд недальновидность своих предшественников, безвозвратно отключивших, по сути уничтоживших, ещё один ЭВМ во второй половине колонии. Пусть того в унисон требовали и Устав, и «марсианские правила». Но это же по меньшей мере… недальновидно!..

А ещё он не понимал чем, помимо исполненного уже «принеси-подай», обусловлено присутствие в командном пункте Павлова. Стоит, смотрит бесцельно. Чего он тут высмотрит? Шёл бы… куда-нибудь. Нет же – приказ командира!

Иногда заглядывала похожая на собственную тень Рената Дамировна: серая, скомканная, но заботливо-улыбчивая. Вот кому бы поспать! Так ведь кто ж её отправит, старшего-то офицера?

Камер со всех отсеков и кубриков набралось в небрежную кучу около панели с три десятка. Снимать развешанные покойным немцем смысла не было – они изначально подключались к ЭВМ и вели запись на него.

Работа стартовала ещё до того, как Роберт принёс последние видеокамеры – на том польза от него иссякала. Алексей ещё в прошлый раз перекроил интерфейс программы под себя, поэтому сейчас дело не двинулось даже – рванулось с места. Параметры, по которым следовало пускать щупальца поисковика, он продумал ещё накануне. Раньше даже, чем узнал, что командир назначил его восстанавливать хронологию событий колонии. Самоуверенность? Ни в коем случае. Это было банальное видение очевидного расклада вещей.

Трипольский быстро сообразил, что шансов на обработку всего массива у них на пару с программой нет. ЭВМ прикажет долго жить гораздо раньше. Оттого он начал с аудиофайлов. Упорядочил их, но не пустил по ним впопыхах ручную электронную ищейку, а пошёл на хитрость: начал конвертацию записанной речи в текст, а уже на него, чуть выждав для перестраховки, спустил программу.

После откинулся, не обращая вообще никакого внимания на большеголовое изваяние якута сбоку, и с довольным лицом забросил руки за голову.

Основными донорами интересовавшей командира информации послужили дневники полковника Иконникова и его предшественницы – доктора Кислых. Всё остальное Алексей оставил на потом.

Единственным значимым минусом программы была её немощь во всём, что касалось хронологии. Выстраивать цепь событий во времени космопроходцам предстояло самостоятельно. И они выстраивали, цепляясь за каждую озвученную сгинувшими космопроходцами дату.

Выяснилось, что модули коснулись песчаной поверхности Ясной в третьей декаде октября две тысячи тридцать девятого года. А когда первопроходцы вышли на поверхность, то уже обнаружили взгорок под своим челноком. Как и прогалину вокруг. Совершившие посадку за несколько километров модули были в центре точно такой же гигантской поляны. И они тоже – удивительно! – высились над ней, поднятые Г-образным песчаным холмом. Возможно, ЭВМ «Герольда» выбрал эти места как наиболее подходящие для посадки. Но едва ли он мог попасть прямиком на взгорки, точно в их центр – ни метром влево, ни метром вправо.

Соединив модули, космопроходцы приступили к работе. Массив научной информации Трипольский, скрепя сердце, опускал. Хотя глаза то и дело цеплялись за громкие формулировки, такие как «пятый домен», «протоматерия», «феномен жидкого горения».

В отчёте по Ясной, в этой бесполезной подборке обобщённой информации, шитой расплывчатыми формулировками и напудренной гигабайтами одинаковых мнемокадров, фигурировало упоминание о двух смертях в первый же месяц работы. Об одном самоубийстве и одном несчастном случае.

– Ложь! – Павлов опёрся о панель и кресло, в котором сидел Трипольский. Узкие глаза якута быстро бегали по строкам на мониторе. – Весь отчёт – ложь.

Смертей действительно было две. Буквально спустя неделю после основания колонии погибли оба психосервера экспедиции. Точнее, они пропали: одна во время разведывательного выхода в горы, другая – что было более чем странно – исчезла прямо из модулей, ночью. Мёртвыми их сочли только по одной причине – не стало Ординатора.

Это значило, что никакого отчёта по Ясной быть не могло по определению. Попросту некому было закладывать его в голову тому самому майору Михайлову.

Во время разведки команда Кислых обнаружила нечто в горах, на той стороне отрога. Странно, но проскальзывали такие слова, как «купель» и «храм». Стоило появиться одному только упоминанию об этом, как вдруг резко менялась тональность записей – они скатывались в пустую проформу. Будто бы доктор Кислых опасалась сболтнуть лишнего. Или кого-то в чём-то заподозрила.

Последние записи Валентины Богдановны ЭВМ обозначил как «контакт». Трипольский чуть подлокотники не отломил. Под заголовком «вторая категория» нашлись описания ксеноархитектуры, скупые, как и всякая остальная информация, записанная уже после таинственного исчезновения женщин.