Вечно зелен, растет

кипарис на вершине горы.

Недвижимы, лежат

камни в горном ущелье в реке.

А живет человек

между небом и этой землей

Так непрочно, как будто

он странник и в дальнем пути.

Только доу вина —

и веселье и радость у нас:

Важно вкус восхвалить,

малой мерою не пренебречь.

Я повозку погнал,—

свою клячу кнутом подстегнул

И поехал гулять

там, где Бань[414], на просторах, где Ло.

Стольный город Лоян,—

до чего он роскошен и горд.

«Шапки и пояса»[415]

в нем не смешиваются с толпой.

И сквозь улицы в нем

переулки с обеих сторон,

Там у ванов и хоу[416]

пожалованные дома.

Два огромных дворца

издалёка друг в друга глядят

Парой башен, взнесенных

на сто или более чи.

И повсюду пиры,

и в веселых утехах сердца!

А печаль, а печаль

как же так подступает сюда?

Проезжая рекою,

лотосов я нарвал.

В орхидеевой топи

много душистых трав.

Все, что здесь собираю,

в дар я пошлю кому?

К той, о ком мои думы,

слишком далекий путь.

Я назад обернулся

глянуть на дом родной.

Но большая дорога

тянется в пустоте.

Два так любящих сердца

разделены навек.

Только горе и зная,

к старости мы придем.

У нас во дворе

чудесное дерево есть.

В зеленой листве

раскрылись на нем цветы.

Я ветку тяну,

срываю ее красу,

Чтоб эти цветы

любимому поднести.

Их запах уже

наполнил мои рукава.

А он далеко —

цветы не дойдут туда.

Простые цветы,

казалось бы, что дарить?

Они говорят,

как давно мы в разлуке с ним!

Я назад повернул

и погнал лошадей моих прямо,

Далеко-далеко

их пустил по великой дороге.

Я куда ни взгляну —

беспредельны просторы, бескрайни!

Всюду ветер восточный

колышет деревья и травы.

Я нигде не встречаю

того, что здесь ранее было,—

Как же можно хотеть,

чтоб движенье замедлила старость!

И цветенью и тлену

свое предназначено время.

Потому-то успех

огорчает неранним приходом.

Ни один человек

не подобен металлу и камню,

И не в силах никто

больше срока продлить себе годы.

Так нежданно, так вдруг

превращенье[417] и нас постигает,

Только добрую славу

оставляя сокровищем вечным.

Все то, что ушло,

отчуждается с каждым днем,

И то, что приходит,

роднее нам с каждым днем...

Шагнув за ворота

предместья, гляжу вперед

И только и вижу

холмы и надгробья в ряд.

А древних могилы

распаханы под поля,

Кипарисы и сосны

порублены на дрова.

И листья осин

здесь печальным ветром полны.

Шумит он, шумит,

убивая меня тоской.

Мне снова прийти бы

ко входу в родимый дом.

Я хочу возвратиться,

и нет предо мной дорог!

Человеческий век

не вмещает и ста годов.

Но содержит всегда

он на тысячу лет забот.

Когда краток твой день

и досадно, что ночь длинна,

Почему бы тебе

со свечою не побродить?

Если радость пришла,

не теряй ее ни на миг:

Разве можешь ты знать,

что наступит будущий год!

Безрассудный глупец —

кто дрожит над своим добром.

Ожидает его

непочтительных внуков смех.

Как преданье гласит,

вечной жизни Цяо[418] достиг.

Очень мало притом

на бессмертье надежд у нас.

Ясный месяц на небе —

белый и яркий-яркий —

Осветил в моей спальне

шелковый полог кровати.

И в тоске и печали

глаз я уже не смыкаю

И, накинув одежду,

не нахожу себе места...

У тебя на чужбине

хоть и бывает радость,

Ты бы все-таки лучше

в дом наш скорей вернулся.

Выхожу из покоев,

долго одна блуждаю.

О тоске моей мысли

разве кому перескажешь?..

И, вглядевшись в дорогу,

снова к себе возвращаюсь.

Тихо падая, слезы

платье мое орошают.

Из «Девятнадцати древних стихотворений» – так называется цикл, помещенный Сяо Туном (VI в.) в его «Вэньсюань» («Литературном изборнике»). Написаны они в разное время, но, по-видимому, не ранее I в. Имена их авторов затеряны. Перевод выполнен по изданию: «Лю чэнь чжу вэньсюань» в серии «Сы бу цункань», Шанхай (без указания года), цзюань 29. (Примечания переводчика.)

Вставало солнце на востоке

И шло на юг,

Дома у Циней освещая

И все вокруг.

Красавица родилась в доме

Семьи моей.

Она себя Ло-фу назвала —

Вот имя ей.

Ло-фу искусна в шелководстве

И листья рвет

На тутах, что растут на юге

От городских ворот.

Тесьмою связана корзина —

Шелк голубой.

Надежно сколота корзина

Акации иглой.

На голове узлом прическа

Так хороша!

И серьги жемчугом сияют

В ее ушах.

Оранжевым узорным шёлком

Расшит наряд.

Поверх лиловыми шелками

Блестит халат.

Увидевший Ло-фу прохожий

Бросает груз,

Глядит и теребит рукою

Колючий ус.

И юноша мечтает с нею

Узнать любовь,

Рисуется, снимая шапку

И надевая вновь.

И пашущие от восторга

Бросают плуг,

И у мотыжащих мотыга

Скользит из рук.

Обидно им, домой вернувшись,

Смотреть на жен,

Ведь каждый, кто Ло-фу увидит,

Навек пленен.

Вельможа знатный едет с юга

Под стук копыт.

И много слуг и приближенных

За ним спешит.

Ло-фу увидев, шлет вельможа

Слугу спросить,

В чьем доме девушка такая

Изволит жить.

В семействе Цинь, слуга проведал,

Она живет

И именем Ло-фу старинным

Себя зовет.

«А сколько лет девице этой?