– А ты, Гунси Хуа, что скажешь?

Тот ответил:

– Я не скажу, чтобы я сам что-нибудь сумел сделать. Я попросил бы, чтобы меня научили. Я хотел бы стать младшим министром государя; в парадном одеянии, в парадной шапке распоряжаться в святилище предков, при встречах князей.

– А ты, Цзэн Си, что скажешь?

Тот сидел, время от времени касаясь струн гуслей-сэ. Он отложил гусли, и струны еще звучали, он привстал и сказал;

– Я хотел бы совсем другого, чем все они, трое. Учитель сказал:

– Что же? Почему ты колеблешься с ответом?

– Я хотел бы поздней весной, когда уже весенние одежды готовы, с пятью-шестью юношами, с шестью-семью отроками купаться в реке И[424], подставить себя на холме Уюй[425] ветерку и потом с песнями вернуться домой.

Учитель вздохнул и проговорил:

– Я присоединяюсь к Цзэн Си!

Трое учеников вышли из комнаты. Цзэн Си задержался. Цзэн Си обратился к Учителю:

– Что вы, Учитель, думаете о словах их троих?

Учитель ответил:

– Что же, каждый из них высказал свое желание.

Цзэн Си тогда спросил;

– Почему вы улыбнулись на слова Цзы Лу?

Учитель ответил:

– Государством управляют посредством законов и правил. Его слова слишком самонадеянны. Поэтому я и улыбнулся.

– А разве Жань Ю также не говорил о государстве?

– Да, говорил... Владение в шестьдесят – семьдесят ли, или еще меньше, в пятьдесят – шестьдесят ли, – тоже государство.

– Ну, а Гунси Хуа, разве он не говорил о государстве?

– Да, говорил... Святилище предков, встреча князей... Что же это такое, если не государство? Но если младший министр в таком государстве будет таким человеком, как Чи, кто же сможет стать там старшим министром?

Учитель сказал:

– Когда нужно говорить и не говорят, теряют людей. Когда не нужно говорить и говорят, теряют слова. Мудрый не теряет людей, не теряет слов.

Яо сказал:

– Шунь! Жребий Неба пал на тебя. Твердо придерживайся во всем середины! Если вся страна вокруг тебя бедствует, исчезает и дарованное Небом богатство правителя.

Шунь то же передал Юю.

Тан-ван, обращаясь к Властителю Неба, сказал:

– Я, ничтожный, осмеливаюсь принести тебе жертву – черного быка и осмеливаюсь открыто сказать тебе: «Я не пощадил Цзе-вана, так как он был виновен. От тебя, Властитель, не скрыты слуги твои. Выбор – в сердце твоем. Если я виновен, не вменяй это в вину народу. Если же виновен народ, значит, виновен я».

У чжоуских правителей были великие дары: их государство было богато людьми Добра. У правителей были родственники, но они не ставили их выше людей человеколюбивых. Они говорили: если кто-нибудь из народа совершил проступок, вина на мне одном.

При Чжоу всемерно блюли правильность мер и весов, тщательно следили за действием существующих установлений. Вновь создали упраздненные должности,– и блага правления распространялись повсюду. Возродили повергнутые государства и восстановили преемственность. Собрали разбежавшихся, и народ в Поднебесной отдал Чжоу свои сердца.

Самое важное – народ, пища, достойные похороны умерших и жертвоприношения предкам. Когда великодушны, обретают народную массу. Когда усердны в труде, добиваются благих результатов. Когда справедливы, все радуются.

Цзы Чжан спросил у Конфуция:

– Как можно правильно осуществлять управление государством?

Учитель ответил:

– Если чтить «пять красот» и устранять «четыре зла», можно правильно осуществлять управление государством.

Цзы Чжан сказал:

– А что это такое «пять красот»?

Учитель ответил:

– Когда достойный муж добр, но не расточителен; когда он заставляет других трудиться, но на него за это не злобствуют; когда он имеет желания, но при этом не жаден; когда он имеет в себе все, но у него нет гордыни; когда он исполнен силы, но не свиреп.

Цзы Чжан спросил:

– Что значит: «добр, но не расточителен»?

Учитель сказал:

– Когда он считает выгодным то, что выгодно народу, разве это не значит, что он добр, но не расточителен? Когда он заставляет других трудиться, выбирая то, над чем следует трудиться, кто станет злобствовать на него? Когда он желает стать человеколюбивым и становится человеколюбивым, откуда же тогда появится жадность? Для мужа достойного нет ни массы, ни немногих; для него нет ни малых, ни больших; он ни к кому не относится с пренебрежением. Разве это не значит иметь в себе все, но не знать при этом гордыни? Муж достойный носит шапку и одежду, какие полагается; к тому, что видит, относится с уважением; он всегда выдержан, и люди взирают на него с доверием и в то же время боятся его. Разве это не значит быть исполненным силы, но не быть при этом свирепым?

Цзы Чжан спросил:

– А что такое «четыре зла»?

Учитель ответил:

– Не наставлять, а убивать; это значит быть угнетателем. Не удерживать, а попустительствовать; это значит быть распущенным. Не давать указаний, а потом подгонять; это значит быть разбойником. Людям дают, что им нужно. Давать меньше, чем нужно, а брать больше, чем нужно; это значит быть представителем власти.

По традиции, считается, что эта книга представляет собой беседы Конфуция (551—479 гг. до н. э.) с учениками и его суждения, собранные вместе уже после кончины великого мудреца, видимо, около 450 г. до н. э. Перевод академика Н. И. Конрада публикуется по книге: «Хрестоматия китайской литературы», Учпедгиз, М. 1959.

Некто Сюй Син, проповедующий учение Божественного Земледельца[426], прибыл в Тэн[427] из Чу. Вступив на порог дворца, он сказал царю Вэнь-гуну:

– Пришедший издалека наслышан о гуманном правлении государя. Хотелось бы получить землю для поселения и стать вашим подданным.

Вэнь-гун указал ему место.

Последователей Сюй Сина было несколько десятков; все они были одеты в сермяги, а дабы снискать себе пропитание, плели туфли и вязали циновки.

Ученик конфуцианца Чэнь Ляна Чэнь Сян и его младший брат Цзай взвалили на плечи свои сохи и пришли в Тэн из Сун и сказали:

– Мы наслышаны о совершенно-мудром правлении государя. Вы совершенно-мудрый человек, и мы хотим быть вашими подданными!

Чэнь Сян встретился с Сюй Сином и испытал великую радость. Он отринул то, чему учил сам, и стал учиться у Сюй Сина.

Чэнь Сян встретился и с Мэн-цзы и передал ему речи Сюй Сина:

– Тэнский государь поистине мудрый правитель, однако же не слыхал о Пути. Мудрые пашут вместе с народом ради пропитания, сами готовят пищу и сами управляют людьми. Ныне же у государя есть и амбары и сокровищницы, чтобы кормиться, он обирает народ, это ли мудрость?!

Мэн-цзы сказал:

– Учитель Сюй, разумеется, ест лишь хлеб, который вырастил сам?

– Да, это так.

– Учитель Сюй, разумеется, носит платье из ткани, которую выткал сам?

– Нет, учитель просто надевает сермягу.

– Носит ли учитель Сюй шапку?

– Носит.

– Какую же?

– Из белого холста.

– А холст он выткал сам?

– Нет, выменял на зерно.

– Отчего же он не сам его выткал?

– Это помешало бы хлебопашеству.

Затем Мэн-цзы сказал:

– А ведь учитель Сюй готовит пищу в железных котлах и глиняных мисках и пашет железом?

– Да, это так.

– Сам ли он их делает?