Экран погас.

Ломен Уоткинс снял машину с ручного тормоза, нажал на сцепление и помчался к конюшням Фостера, несмотря на то что это место находилось за пределами города и, следовательно, за пределами юрисдикции городской полиции. Он уже давно не обращал внимания на соблюдение границ и правовых норм. Уоткинс оставался полицейским лишь в силу того, что такова была его роль, он будет ее играть, пока весь город не пройдет через Великое обращение. Старые порядки его уже не интересуют, так как он — Новый человек, он выше этого.

Его вообще большей частью ничего не интересовало и не тревожило. День за днем, час за часом он терял свои чувства.

Оставался лишь страх, который его новое сознание допускало, так как страх был частью механизма выживания. Этот механизм, в отличие от любви, радости, надежды и переживаний, был нужен эффективному организму. И сейчас этот страх был с ним. Он боялся «одержимых». Боялся, что проект «Лунный ястреб» станет известен остальному миру и потерпит крах, похоронив под своими обломками и его. Боялся своего единственного хозяина — Шаддэка. Иногда, в особенно мрачные минуты, он боялся и самого себя, и Нового мира, который грядет.

Глава 24

Муз тихо посапывал в углу темной спальни. Он иногда негромко рычал во сне, должно быть, охотился на кроликов, а может быть, исполнял поручения своего хозяина, ведь он был хорошей служебной собакой.

Гарри, наклонившись к окуляру телескопа, наблюдал за служебным двором похоронного бюро Каллана на Юнипер-лейн. Как раз сейчас во двор бюро въезжал катафалк. Виктор Каллан и его помощник Нед Райдок погрузили на тележку тело и повезли его в крематорий. Пластмассовый мешок, в котором лежал труп, был сложен пополам — в нем мог находиться только мертвый ребенок. Дверь закрылась и заслонила от Гарри происходящее.

Иногда на окнах морга жалюзи не опускали, и Гарри имел возможность наблюдать, что происходит внутри, вокруг столов, на которых бальзамировали покойников. Он мог видеть даже то, что он не хотел видеть. Однако сегодня жалюзи были опущены.

Гарри медленно начал обозревать окрестности похоронного бюро, улицу Конкистадоров, Юнипер-лейн. Он не искал чего-то особенного, просто пробежал взглядом по знакомым очертаниям домов и деревьев и внезапно наткнулся на две очень странные фигуры. Они двигались быстро и скрытно по улице, затем по незастроенной площадке у похоронного бюро. Бежали то на четвереньках, то выпрямившись, но скорее как животные, а не как люди.

«Призраки».

Сердце учащенно заколотилось.

Он уже видел подобное три раза за прошедший месяц и, когда это случилось впервые, не поверил своим глазам. Существа были призрачными, словно сотканными из ночной тени, они так быстро промелькнули, что он подумал, не мерещится ли ему от усталости непонятно что; позже он стал называть их «призраками».

Они бежали быстрее кошек. Промчались мимо и исчезли в темноте, прежде чем он успел перевести телескоп вслед за ними. Теперь он искал их на незастроенном участке. В высокой траве и кустах спрятаться было легко, к тому же туман, зацепившись за кустарник, закрыл это место белой пеленой.

Вот и они. Две сгорбившиеся фигуры ростом с человека. Одна — чуть светлее, другая совсем темная, почти слившаяся с ночным мраком. Черт лица не разобрать. Они укрылись в тени огромной ели, росшей в середине участка.

Дрожащими руками Гарри стал наводить телескоп на резкость. Видно стало чуть-чуть лучше, фигуры начали выделяться из темноты, но деталей было по-прежнему не разобрать.

Вот если бы у него был «Телетрон», одна из моделей прибора ночного видения «Стартрон», тогда он бы их разглядел поподробнее. Гарри пользовался такими приборами в армии. Дорогая штука, зато позволяет видеть ночью практически все. Там используется любое слабое излучение — свет луны, звезд, тепловое излучение, оно умножается в восемьдесят пять тысяч раз. Ночь превращается в сумерки или даже в день, но, конечно, не солнечный, а пасмурный. Модель «Телетрон» разработана специально для подключения к телескопу. Обычно для Гарри вполне достаточно лунного света или света из окон, но для наблюдения за «призраками» хорошо бы иметь особую технику.

Существа явно выслеживали кого-то, наблюдая то за Юнипер-лейн, то за бюро Каллана. В их движениях была кошачья гибкость.

Одно из них взглянуло в его сторону. Гарри увидел глаза — золотистые, излучающие слабое сияние. Таких глаз он прежде никогда не встречал. Лихорадочный страх охватил его, но вовсе не из-за сверхъестественности происходящего. Скорее наоборот, он находил что-то знакомое в этих глазах, что-то лежащее в глубинах подсознания, в памяти предков, дошедшей до него через гены.

Никогда со времен Вьетнама он не испытывал такого леденящего, мучительного страха.

Муз, очнувшись от сна, почувствовал что-то неладное. Он поднялся и, приблизившись к хозяину, зарычал низко, вопросительно.

Кошмарный облик «призрака» промелькнул и снова исчез в темноте. Кроме таинственных янтарных глаз, мало что удалось разглядеть. Обманчивый свет луны скорее мешал, чем помогал. И все же Гарри был ошеломлен, раздавлен увиденным.

Муз еще раз пролаял, беспокоясь за хозяина.

Не в силах оторваться от телескопа, Гарри восстанавливал в памяти облик существа, возникшего только что перед ним. В нем было что-то от обезьяны, но морда была более вытянутой и более безобразной. Загадочное, невиданное человекообразное существо. В пугающем облике проглядывали волчьи черты и было еще что-то от древних ящеров. Мелькнули вроде бы и звериные челюсти с выступающими клыками. Лунная ночь лишь наполовину выдала свою тайну. К тому же не исключено, что у него разыгралось воображение. Сидя неподвижно в кресле целыми днями, поневоле начнешь выдумывать всякое.

«Призраки» внезапно метнулись в черноту ночи. Он едва успел заметить, что они скрылись во дворе дома Клейморов.

Гарри начал снова искать их повсюду, в том числе и во дворе школы на Рошмор-стрит, но, кроме тумана, мрака и знакомых очертаний зданий, ничего не обнаружил. Они исчезли так же внезапно, как исчезают воображаемые призраки из комнаты, где спит маленький ребенок, когда включат свет.

Гарри оторвал взгляд от телескопа и откинулся в кресле.

Муз сразу же поднялся на задние лапы и начал тыкаться в его колени, ища ласки, как будто это он, а не хозяин видел «призраков» и теперь нуждался в утешении.

Правая рука Гарри еще дрожала, когда он гладил мохнатую голову ньюфаундленда. Прикосновения к мягкой шерсти успокаивали его самого не меньше, чем собаку.

Если ФБР выйдет на него после этого письма, непонятно, говорить ли ему о «призраках». Он, конечно, расскажет им все, что видел, и им это должно пригодиться. Но «призраки»… С одной стороны, он был уверен, что эти странные существа, которые попадались в поле зрения его телескопа уже четыре раза, имеют прямое отношение к событиям последних недель. Но, с другой стороны, людям из ФБР будет трудно поверить в их существование. Они не примут его всерьез, или хуже того, он покажется им сумасшедшим, и тогда они вообще не поверят ни одному его слову.

«Разве я не вызываю доверия? — спрашивал себя Гарри, поглаживая Муза. — Разве я сумасшедший?»

Неужели он, прикованный двадцать лет к креслу, телескопу и биноклям, выдумал всю эту историю, чтобы приблизить мир к себе, утолить свою жажду эмоций? Неужели он выдумал этот сверхъестественный фантастический заговор и решил, что будет тем, кто покарает заговорщиков? Невероятно, нет, не может быть. Война искалечила его тело, но ум остался ясен и трезв, он даже закалился в непрерывной борьбе с одиночеством. Одиночество — его проклятие, а вовсе не сумасшествие.

— «Призраки»! — сказал он Музу. Муз зарычал.

— Что же будет дальше? Посмотрю завтра в окно и увижу ведьму, летающую на метле?

Глава 25

Крисси вышла из леса у камня-пирамиды, навевавшего ей когда-то фантазии о египтянах карликового роста. Впереди виднелись ее дом и конюшни, свет из окон причудливо переливался в тумане. Она раздумывала, не взять ли в конюшне другую лошадь? А может быть, забежать домой и прихватить там теплую куртку? Поразмыслив, она решила обойтись без лошади: так будет безопаснее. И вовсе не обязательно подражать этим глупым героиням из фильмов, которые то и дело возвращаются на заколдованное место. Крисси повернула на северо-восток, к шоссе.