Довольный покорностью полицейского, Шаддэк спросил:

— Вы разыскали Букера?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Его уже не было в «Ков-Лодже» , когда Шолник прибыл туда.

— Он должен быть найден.

— Мы найдем его.

— Он тоже должен пройти через обращение. Не для того, чтобы он держал язык за зубами… а для того, чтобы у нас был свой человек в ФБР. Вот это будет удача. Его неожиданный приезд сюда может обернуться большой выгодой для нашего проекта.

— Да, наверное, но есть, к сожалению, новые неприятности. «Одержимые» напали на постояльцев этого мотеля. Куин либо захвачен ими, убит и брошен где-то… либо сам превратился в «одержимого» и скрылся вместе с остальными… сейчас они, видимо, празднуют удачную охоту, они любят купаться в море при этой чертовой луне. Шаддэк слушал отчет полицейского с возрастающей тревогой.

Уоткинс закончил свой рассказ, поерзал на краешке кресла и добавил:

— Я чертовски боюсь этих «одержимых».

— Да, они приносят нам много беспокойства, — согласился Шаддэк.

Ночью четвертого сентября они загнали одного из «одержимых», Джордана Кумбса, в кинотеатр на главной улице города. Кумбс работал техником в компании «Новая волна». Однако этой ночью в нем не осталось ничего, что позволяло бы назвать его человеком. Это была скорее взбесившаяся человекообразная обезьяна, но и это понятие не передавало устрашающего образа этого существа. Термин «одержимые», изобретенный Шаддэком, годился только для тех, кто никогда не встречался с этими существами лицом к лицу. Вид этих созданий был неописуемо ужасен. Все попытки полицейских захватить Кумбса живым провалились, он был слишком разъярен и опасен, поэтому, чтобы не рисковать жизнью, им пришлось размозжить ему голову выстрелом из револьвера. Уоткинс произнес:

— Беспокойство — не то слово. Дело обстоит куда хуже. Они… маньяки.

— Я знаю, что они маньяки, — нетерпеливо перебил его Шаддэк. — Я сам обозначил их состояние как «маниакальный синдром перерождения».

— Но они получают удовольствие от убийства.

Шаддэк нахмурился. Он не смог предвидеть появление «одержимых» и отказывался признать, что их число не так уж ничтожно на фоне сотен удавшихся обращений.

— Что же, ничего удивительного, если они получают от этого удовольствие, это вполне вписывается в картину их примитивного образа. Нам просто следует переловить их и уничтожить. Если посмотреть на цифры, число «одержимых» составляет ничтожную часть от тех, кто успешно прошел через обращение.

— Возможно, их не так уж мало. — Уоткинс говорил неуверенно, опасаясь встретиться глазами с Шаддэком, не любившим плохих новостей. — Судя по последним случаям насилия, из тысячи девятисот обращенных на данный момент человек пятьдесят-шестьдесят превратились в «одержимых».

— Глупости! Откуда вы взяли эти цифры? Признать, что «одержимых» много, было для Шаддэка равносильно признанию своего поражения. Если он не смог предвидеть результатов своих опытов, перенесенных из лаборатории на улицы Мунлайт-Кова, значит, его титанические усилия по созданию нового человека пропали даром. Он не мог допустить и тени таких сомнений.

Всю свою жизнь он стремился все к новым и новым вершинам власти и был близок к своей цели. Он уже не мог отступить назад. С юных лет он отказывал себе в определенных желаниях, так как знал, что если он поддастся искушению, то пойдет против закона и вынужден будет расплачиваться за свою слабость. Долгие годы сдерживания своих побуждений привели к тому, что внутреннее напряжение стало невыносимым, требовало выхода. Он направил внутреннюю энергию в русло изнуряющей работы, сконцентрировавшись на усилиях, которые не вызывали общественного осуждения. По иронии судьбы, эти усилия привели к открытиям, способным в будущем вообще освободить его от всякой оглядки на кого бы то ни было и дать волю долго сдерживаемым инстинктам, не опасаясь наказания.

Он не мог отступить назад не только потому, что это шло наперекор его природе, но и из чисто практических соображений. Он начал круто менять мир вокруг себя. По его воле около двух тысяч Новых людей шагали по земле, они отличались от обычных людей так же, как кроманьонцы отличались от своих примитивных предков — неандертальцев. Он не в силах был уничтожить сделанное, ведь ученые и инженеры тоже не могут остановить технический прогресс, вызванный их открытиями. Уоткинс покачал головой.

— Простите… но я думаю, что это вовсе не глупости. «Одержимых» пятьдесят-шестьдесят человек. Или даже больше. Может быть, намного больше.

— Если хотите убедить меня, приведите доказательства, назовите фамилии. Вы можете назвать хоть одну конкретную фамилию, кроме Куина?

— Я думаю, Алекс и Шэрон Фостер. А также один из ваших — Такер.

— Это невозможно.

Уоткинс рассказал, что он обнаружил в доме Фостеров, а также упомянул о криках, доносившихся из леса.

Шаддэк с большой неохотой думал о том, что один из его приближенных может превратиться в «одержимого». Если он не может быть уверенным в своем ближайшем окружении, то как он сможет управлять огромными массами людей?

— Фостеры, возможно, среди «одержимых». Но не Такер. Но даже вместе с ним получается четыре человека. Только четыре. Кто остальные, по-вашему?

Ломен смотрел на туман, причудливо растекающийся по стеклам.

— Сэр, я думаю, не все так просто… Я имею в виду вообще эту проблему. Если власти штата или страны узнают о наших делах, если они поймут, что мы здесь делаем, они в один момент положат этому конец. Разве не так? Кроме того, мы, обращенные, ничем не отличаемся внешне от обычных людей.

— Что из этого?

— Ну… здесь та же самая проблема, которую приходится решать в отношении «одержимых». В дневное время они ничем не отличаются от других Новых людей. Их внутренний порок внешне никак не проявляется .

Возбуждение, согревавшее Шаддэка, ослабло. Критический настрой Уоткинса начал раздражать его. Он встал и подошел к окну. Сунув руки в карманы костюма, он всматривался в отражение своего вытянутого, волчьего лица, в свой призрачный облик. Взглянул на отражение глаз и сразу же перевел взгляд вдаль, туда, где морские ветры ткали из ночной мглы плотную пелену тумана. Шаддэк стоял спиной к Уоткинсу, не желая, чтобы тот догадался о его смятении. Он избегал также встречи с отражением своих глаз, так как не хотел признаться себе, что их уже пронзили холодные иглы страха.

Сэм настоял, чтобы они присели на стулья, расставленные вдоль стены, — там их никто не увидит с улицы. Тесса согласилась, но держалась настороженно. Он объяснил ей, что направлен в город с секретной миссией и поэтому не может предъявить свое удостоверение. Он продемонстрировал ей также все содержимое своего бумажника: водительские права, кредитные карточки, читательский билет из библиотеки, билет из видеотеки, фотографии своего сына и своей покойной жены, выигрышный купон на бесплатную пачку шоколадного печенья в любом из магазинов «Миссис Филдс», а также фотографию Голди Хоун, вырванную из журнала. Интересно, носят ли с собой маньяки купоны на бесплатное печенье! Чуть позже, когда Тесса рассказала ему историю своих злоключений в «Ков-Лодже» и ответила на многочисленные вопросы, она начала доверять ему. Для человека, прикидывающегося агентом ФБР, он был слишком серьезен и настойчив.

— Так вы видели, как кого-нибудь убивают?

— Я же говорю вам — их убили, — настаивала Тесса. — Если бы вы слышали их крики, у вас тоже не было бы никаких сомнений. В свое время меня угораздило попасть в Северную Ирландию, в толпу маньяков, я видела своими глазами, как они насмерть забили двух человек. В другой раз на металлургическом заводе при мне в лицо нескольким рабочим попал расплавленный металл. Я снимала индейцев мискито в Центральной Америке и видела, как на них сбрасывают бомбы с начинкой из металлических игл — они пронзают тело насквозь. И везде я слышала, как кричат люди перед смертью. Так вот, то, что я слышала в мотеле, было еще страшней.