Однако плавному прогрессированию данного психоза помешала Варшава. Когда он шел по той кровавой каше, в которую превратилось польское ополчение, в его голове что-то щелкнуло и всплыли очень интересные воспоминания. Все произошло в течение нескольких секунд - к Александру пришло понимание своей новой роли в этом спектакле. Причиной тому стало странное переплетение разных сценок и образов, смешавшихся у него в сознание в какой-то непонятный и неповторимый каламбур. Ключевым, конечно, стал небольшой эпизод разговора королевы Елизаветы и ее верного сподвижника Френсиса Уолсингема, которые так ярко и живо запомнились Сашей в финале фильма 'Елизавета', снятом одним индийским режиссером, о юности самой могущественной королевы Великобритании, да и, пожалуй, мира.

- Я избавила Англию от врагов. Как мне быть теперь? Стать камнем? Очерстветь ко всему?

- Да, мадам, чтобы успешно править. Люди нуждаются в символах для поклонения и обожания. Все хотят видеть живое божество...

Важная сценка, ключевая. По идее режиссера, эти слова и породили ту королеву, которая смогла вытащить Англию из полной разрухи и за сорок лет правления превратить в самую могущественную страну мира. Неизвестно, прав был индус, или нет, но Александра эти слова зацепили. Именно вокруг них и вились разъяренным роем те осколки мозаики мировосприятия, что рухнули под напором тяжелого психологического состояния. Психика цесаревича трещала по швам под напором этих образов, крутившихся навязчивым роем мыслей.

Какие-то секунды прошли с того момента как его накрыло, но для Саши прошла уже вечность. Тонны информации, накопленной за столько лет жизни в самых потаенных уголках подсознания, обрушились на него, сметая его старое самосознание. А в центре, вектором, шла эта сценка, которая как заевшая пластинка двигалась по кругу.

Александр остановился, пошатнулся и побледнел. Закрыл глаза. Что вызвало обеспокоенность у солдат и офицеров, которые присутствовали на перроне и заметили это. Некоторые бросились к нему, желая помочь, однако, все закончилось также внезапно, как и началось. Побледневший цесаревич открыл глаза и от холода этих глаз ужаснулись те, кто туда заглянул. Его психика не выдержала. Он сломался. Разбился на мириады мелких осколков только ради одной цели - чтобы высвободить то, что вынашивалось все это время, то, чего он так боялся, погружаясь в работу, дабы не оставаться наедине с собой. На подбежавшего офицера смотрела совершенно невыразительным взглядом стальная статуя. 'Нет страха в нем. Лишь обострились все его чувства'. Поручик Афанасий Иванов, прошел с цесаревичем сквозь американскую и датскую кампании, а до того - сражался в Севастополе против англичан и французов. Он уже давно мало чего боялся, но сейчас, в эту секунду, когда он встретился с великим князем взглядом, ему стало страшно. Что-то неуловимое изменилось в этих, много раз виденных глазах. Но подобной толики хватило для мурашек, которые прошли по его спине, а всего его охватил какой-то животных страх.

- Афанасий, что-то случилось? - голос цесаревича звучал как будто также как и раньше, только появились едва уловимые новые нотки.

- В... ваше императорское высочество, - поручик с трудом смог собраться, - вы побледнели и пошатнулись, мне показалось... с вами все в порядке?

- Да, теперь со мной все хорошо. - Александр вымученно улыбнулся и похлопал его по плечу. - Не переживай, я просто не выспался, да и жену с детьми, не каждый день теряю. Пленные есть?

- Д... да... - Афанасий как-то очень насторожено посмотрел на цесаревича и, робея, повернулся к нему спиной, поведя за собой к группе пленных. Где-то на десятом шаге, его догнал Саша, приобнял за плечо и шепнул на ухо:

- Не пугайся, дорогой, не пугайся. Мальчик вырос и стал императором. Из стали. Из нержавеющей стали. - После чего оставил совершенно опешившего поручика собираться с мыслями, а сам поспешил к уже замеченной группе пленных повстанцев.

Накрыло, как говорится, товарища не слабо. Впрочем, это было предсказуемо. Если помнит уважаемый читатель, у Александра уже в конце 1864 года наблюдалось довольно тяжелое психологическое состояние. Гнетущее чувство одиночества, накладывалось на боль от былых утрат, разочарование в людях, раздражение от проблем и многое другое, порождая настолько некомфортное состояние, что великому князю приходилось с головой уходить в работу, дабы не оставаться с самим собой наедине. Со своими чувствами, эмоциями, которые бурей крутились внутри его сознания.

И все эти годы ситуация только усугублялась, удерживаясь под контролем лишь титаническими усилиями воли. Важным нюансом стало то, что Саша не выносил наружу все то, что кипело в его нутре, 'держа марку'. Но смерть, пусть и нелюбимой, но жены, вывела его окончательно из внутреннего равновесия - 'крыша потекла', а старое самосознание совершенно разрушилось, не выдержав давления той бури эмоций, что на него рванули диким, неудержимым потоком. Не смог больше Саша стерпеть эту боль, и она вырвалась на свободу, сметая все на своем пути. Как снежная лавина, летящая по склону с все нарастающей скоростью...

Как вы понимаете, столь значительные изменения психики очень быстро нашли свое отражение в поступках. Стратегическая ситуация для цесаревича складывалась весьма сложно. С одной стороны, узурпатор в Санкт-Петербурге стягивал войска и готовил 'теплый прием' законному наследнику и императору, то есть, дорога была каждая минута простоя, которая укрепляла противника. С другой стороны, оставлять в тылу взбунтовавшуюся Польшу казалось безумием, так как граф Шувалов пообещал ей в обмен на поддержку полную независимость. То есть, устремившись к столице, Александр встанет меж двух огней. Конечно, никакой серьезной угрозы Польша не представляла для войск цесаревича, однако, хороший шанс начала затяжной партизанской войны, при активной поддержке повстанцев со стороны Великобритании и Франции, совершенно не радовал. Учинять тотальный геноцид в этом регионе не входило в планы Саши. Пока не входило. Поэтому, требовалось полноценно прекратить восстание и лишь после этого продолжать наступление на Санкт-Петербург, имея уже относительный покой в тылу. По крайней мере, именно так и мыслил цесаревич.

17 сентября 1867 года в кабинете премьер-министра Великобритании.

...

- Господа, теперь переходим к русскому вопросу, - премьер дождался тишины в кабинете, неодобрительно покосился на лежащие перед ним бумаги и продолжил, - два часа назад из нашего консульства в Берлине пришла телеграмма, в которой говорилось, что корпус принца Александра взял Варшаву. Польского добровольческого корпуса более не существует. - Эдвард Смит-Стенли выдержал небольшую паузу. - При всем при этом, у нас есть совершенно достоверные сведения о том, что русский корпус действительно участвовал во Фленсбургской наступательной операции, которая переломила положение дел на датском фронте.... Прошу высказываться.

- Вчера я получил депешу из Санкт-Петербурга, - включился Кларендон. - Канцлер Шувалов обещает в течение двух месяцев приготовить город к обороне.

- А Шувалов в курсе падения Варшавы?

- Думаю, да. По крайней мере, в настоящее время точно в курсе.

- Это ровным счетом ничего не значит, в курсе он или нет. Канцлер не будет готов встретить Александра ни сейчас, ни через два месяца, - откликнулся седеющий лорд с военной выправкой. - Я убежден в том, что этот цесаревич сможет взять Санкт-Петербург сходу. Вы в курсе, что во время вышеупомянутого наступления, русский корпус потерял всего сто двадцать семь человек убитыми и тяжелоранеными? И это против семи тысяч прекрасно вооруженной и отлично обученной датской пехоты на блестящих оборонительных позициях! А теперь подумайте о том, что будет с практически необученными финскими ополченцами. Шувалов обречен.