— Не совсем гранью, как на прорыве, а грань, как пахнет в усыпальнице и там, где начинаются ступеньки в подземелье. Вы пахнете так, как будто были там, — Ликас показал пальцем в небо.

Ступеньки и усыпальница. Там недалеко источник. Значит моя сила, как сила родового источника? Ведь в определенном смысле любой источник — это грань.

— А чем-нибудь вкусным я не начала пахнуть?

— Ещё вереском из долины, скорпиксами и запахом дымом. Пинки сказал, что запах вашей силы стал очень многогранным, почти как у сира Кастуса, насыщенным, так, что нельзя вдыхать много. И ещё ваши браслеты, — он покосился на серые наручи, — они пахнут так же, как вы.

— В смысле? Пахнут гранью?

— Нет, они пахли как вы, но не совсем. Как будто именно этого запаха не хватало, чтобы стало цельным. Пинки не смог опознать запах, это какой-то цветок, который у нас не растет.

Так вот почему появились эти браслеты. Дядя вызвал Пинки и он нашел недостающую часть. А если бы запах моей силы был у десяти артефактов? Он бы нацепил мне их все?

— Что Пинки сказал про тех, кому убирали воспоминания?

Тут мастер усмехнулся, широко, зло и очень весело.

— Светлая сила второго уровня. Именно такой характер воздействия…но только запах силы не ваш, мисси…сила пахнет вашим сиром Виртом.

Я была ошеломлена. Нет, я полагала, что Наставник играет в свою игру, как и все эти старые сиры, чтобы пощекотать нервы и погорячить кровь, но второй уровень. Это натуральная подстава. Ловушка.

Какова вероятность, что Виртас знает о Пинки? Равна нулю. Аларийцы никогда не делятся с чужими чунишами и не допускают в свой круг, а уж Наставника они невзлюбили сразу. Дядя? Несмотря на клятвы, я сомневаюсь, чтобы он настолько смог заморочить ему голову, слишком он стар и давно играет на этом поле. Пинки — это слишком стратегический ресурс рода, я даже полагаю, что вторую дивизию нагнали не для усиления границы, а для охраны Пинки. Это как родовые дары, их берегут как зеницу ока и никогда не обсуждают с чужаками. Ни-ког-да.

Я закрыла лицо руками.

Они и Виртаса уже вычислили. Поиграла в умную. Продемонстрировала силу. Выступила. Молодец, Блау! Так держать!

— Малый совет собирался накануне. Без вашего светлого. Мы все голосовали, сообщать вам или нет. Если вам станет легче — я был против. Мы придерживаемся другого мнения, и клятвы молчать я не давал.

Ликас вздохнул.

— Пинки сказал, что ваш темный источник может проснуться. Ваша светлая сила, мисси, как застоявшаяся вода, ей некуда течь, и если её не шевелить, она скоро превратится в болото. А темная…ваш темный источник начал просыпаться…, — я даже зауважала Ликаса. Такие перлы и метафоры были совершенно ему не свойственны.

Ай, молодцы, ай, герои! Я с флагом, да на коне, а они уже все нашли и отрыли.

То-то вчера так веселился дед Луций. Я простонала сквозь зубы.

— Мисси, вы не думайте, а про мешочек этот мы и не знали. Не магическая травка, если силой не пахнет, как найдешь. А то, что вы ночью нас всех собрали…так хорошо это…как настоящая дочка мистрис Релии…и как хорошо приложили нас силой, — Ликас причмокнул и удовлетворенно постучал кулаком по груди.

— Угу. Дядя — в курсе, — я констатировала факт.

— Вчера вестника отправили, сегодня к обеду будет.

— Что с травой Квинтов?

— Вам лучше поговорить об этом с мастером Луцием, там все не так просто…, — Ликас замялся. — И потом, мы сказать хотели, — значит будет говорить от лица всех аларийцев. — Мы с вами мисси. Всегда. И даже не будем спрашивать, — Ликас усмехнулся, — не нашего это ума дело, мисси. Захотите — расскажите. И Марта очень просила зайти, парнишка из Браев, младшенький, все никак на ноги не встанет. Полечить бы…

Я натурально удивилась. Как они это себе представляют? Мальчишка Браев темный, Великий знает в каком поколении. Из простых, но ведь темный. Светлые лечат только светлых — это аксиома. Темные — да, те могут и тех, и других, говорят, это потому что сам Святой Асклепий был темным.

Ликас упрямо мотнул головой.

— Марта сказала. Если сейчас кто и сможет помочь, то только Мисси.

Ну-у-у, если Марта сказала…

— Мастер, а вы самый смелый из всех? — я покосилась на наставника.

— Самый, — и хоть бы смутился. — Совет решил, что вдруг вы, мисси, ещё чем-нибудь шарахните, аларийцев не жалко, — он хохотнул. — И не посылали меня, я сам вызвался. Не дело это от госпожи таится.

Не дело это. Не дело.

Решили провести обучение на практике для юной Блау? Как же. Налицо заговор, тайные интриги. Прекрасный домашний полигон. Играйте, госпожа, учитесь, а мы подстрахуем. Старые хрычи. Ну почему на целительском у нас почти совсем не было дипломатии, я бы не отказалась взять спецкурс.

Ста-рые-хры-чи.

Обыск прошел утром. Поместье взяли в кольцо, охрана заворачивала всех — молочника из деревни, посыльных и даже почтовые вестники падали аккуратной горкой на стол в дядином кабинете — активирована защита дома на случай осадного положения.

Дядю я ждать не стала. Для слуг хватит и малой печати. Принесение клятвы Блау прошло скучно.

Толкнуть на колени — капля крови на малую печать — клятва. И так шестнадцать раз, ровно столько приехало в качестве сопровождения из тетиного менора.

Выбора им не давали. Смерть вообще сегодня была единственным выбором, среди всех возможных альтернатив.

Отказ приносить клятву — смерть. Поклялись и злоумышляли против Блау — смерть.

Когда выбор становится таким простым — или-или — люди обычно начинают соображать очень быстро.

Жалко мне их не было. На войне трупов было столько, что последние зимы никто даже не заморачивался погребением, в каждой дивизии пришлось выделять отдельного мага элементальщика, чтобы сжигать неаккуратно сваленные горы. Неимоверная расточительность силы. Но горевать было некогда. Хоронить тоже было некогда.

Эти по крайней мере могут рассчитывать на именные таблички, хотя и не заслужили. Из шестнадцати слуг умерло четверо. Ливия — выжила.

Этот примечательный факт определенно требовал рассмотрения.

Тетя и Фло возмущались и негодовали, и не нашли ничего лучше, чем изобразить обморок. Айша молчала и только сильнее стискивала кулаки, когда очередной труп падал на заблеванный ковер гостиной. Мирийский, между прочим, ковер. Надо было подумать об этом раньше, и проводить принятие клятвы во дворе, там хотя бы плитки оттирать легко — смыл водой и всё. А тут…

Дядя приехал к обеду, ровно в 12 склянок, и сразу развел кипучую деятельность.

В грязном дорожном плаще, он прошагал по ковру, громко чпокая сапогами по свежей крови.

— Вайю…Вайю…, — диагностическое на меня и дядя длинно успокоено выдыхает. Волновался? Ну, разве были причины, при наличии такой страховки в виде малого совета из кучи хрычей за спиной?

И потом произошло то, чего никак нельзя было ожидать. Дядя помедлил, и быстро притянул меня к себе в объятия, и сжал так, что кости затрещали.

И это при слугах! И при охране! Вопиющий моветон.

Я не помню такого за две свои жизни. Наверное, в Лирнейских горах сдохло что-то очень большое. Большое и страшное.

Но момент воссоединения семьи был очень коротким. Мне дали легкий подзатыльник и подтолкнули к выходу. Повинуясь властному жесту его руки, все пришло в движение — мы перемещались в кабинет.

***

Тетя стояла на коленях, Айша плакала, Фло заламывала руки, а я — грызла яблоко. Смачно, с хрустом и причмокиванием, так, чтобы кисло-сладкий сок брызгал во все стороны, самым что ни на есть плебейским образом.

Яблоки были отличные. Наши, с дальних границ предела, осенние, ещё не тронутые заморозками.

Я была зла. Я была зла так, что у меня темнело в глазах и от ярости плясали белые мушки. Поэтому я с остервенением грызла яблоко. Уже второе. Первый огрызок улетел в угол, чудом не задев старичка Луция. Старый хрыч в кабинет заходил бочком и сел от меня подальше.