Однако никто не открыл дверь, и мне пришлось самому нажать кнопку звонка. Раздался мелодичный звон. Я подождал, потом хотел позвонить снова, но на пороге появилась латиноамериканка лет шестидесяти, невысокая, с добрым и усталым лицом. Похоже, ее неприятно поразили ожоги на моем лице. Она была в простом, неформенном платье, но, очевидно, все-таки горничная. Элеонор с горничной? Это трудно представить.
– Элеонор Уиш дома?
– Кто ее просит?
Говорила она на хорошем английском, акцент едва заметен.
– Муж.
В ее глазах мелькнуло удивление. Я понял, что сморозил глупость, и быстро добавил:
– Бывший муж. Просто скажите, что Гарри.
– Пожалуйста, подождите.
Она закрыла и заперла дверь. Я чувствовал, что жара пробирает меня насквозь. Солнце жгло немилосердно. Миновало почти пять минут, прежде чем дверь открылась, и я увидел Элеонор.
– Гарри, как ты?
– Нормально.
– Я все видела по Си-эн-эн.
Я кивнул.
– Жаль Марту Гесслер.
– Да.
Мы оба помолчали.
– Ты зачем приехал, Гарри?
– Не знаю. Хотел повидать тебя.
– Как ты меня нашел?
Я пожал плечами:
– Я ведь сыщик. Хотя и бывший.
– Ты должен был предупредить меня.
– Знаю. Я вообще должен был сделать множество вещей, но вот не сделал. Ты уж прости меня, Элеонор. За все прости… Так ты пустишь меня в дом или оставишь стоять на солнцепеке?
– Пущу, пущу, но сначала скажу вот что. Мне хотелось, чтобы не так это происходило.
В груди у меня защемило. Сделав приглашающий жест, Элеонор отступила, давая мне пройти в просторный холл, откуда в комнаты вели три двери с арками.
– Что именно? – спросил я.
– Пойдем в гостиную.
Она открыла среднюю дверь в большую, светлую, со вкусом обставленную комнату. В углу стоял маленький рояль. Элеонор не играла на фортепьяно, но, может, научилась после того, как ушла от меня?
– Хочешь что-нибудь выпить, Гарри?
– Мм… Хорошо бы воды. Жарко сегодня.
– У нас всегда жарко. Я сейчас вернусь.
Она ушла. Я огляделся. Никакой мебели из прежней квартиры, где я однажды навестил ее, не было. Все новенькое, словно только из магазина. Дальнюю стену составляли раздвижные двери, выходящие на огороженный белым пластиком бассейн, какой бывает в домах, где есть дети.
Догадки вспыхивали одна за другой. Ну конечно же! Уклончивые ответы, багажник, который нельзя открыть. В багажниках обычно возят детские коляски, маленький рояль…
– Гарри!
Я обернулся. В дверях стояла Элеонор, держа за руку маленькую темноволосую, черноглазую девочку. Я переводил взгляд с Элеонор на девочку и с девочки на Элеонор, потом снова на девочку. Малышка – вылитая мать. Те же вьющиеся волосы, пухлые губы, вздернутый нос. Даже посадка головы и осанка такие же. И смотрела она на меня так же.
А глаза не материнские. Глаза такие, какие я видел, когда смотрел на себя в зеркало. Мои глаза.
Меня захлестнула волна, в которой слились самые разнообразные эмоции. Я не мог отвести взгляд от девочки.
– Элеонор…
– Это Мадди, – произнесла Элеонор.
– Мадди?
– Сокращенное от Маделин.
– Маделин… Сколько ей?
– Скоро четыре.
Моя память перенеслась в прошлое. Я вспомнил, как мы последний раз были вместе. В доме на холме. Тогда это, видимо, и случилось. Элеонор точно читала мои мысли.
– Это произошло так, как и должно было произойти. Будто нам было назначено никогда не…
Она оборвала фразу.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Ждала удобного момента.
– Когда же он настанет, этот удобный момент?
– Наверное, уже настал. Ты же сыщик. Может, я хотела, чтобы ты сам обо всем догадался.
– Это неправильно!
– А что было бы правильно?
Во мне словно взлетели две ракеты. Одна оставляла красный след, символизирующий негодование, другая – зеленый, след тепла и любви. Они разлетались в разные стороны. Одна уносилась в темные бездны сердца, к Чаше дьявола, откуда я мог черпать сколько угодно упреков, обвинений, мстительности. Другая летела прочь от всего плохого и нечистого, к Пэрадайз-роуд, к ясным благословенным дням и тайным священным ночам. Туда, откуда струился потаенный свет. Мой потаенный свет.
Мне предстояло выбрать один единственно верный путь. Элеонор улыбнулась сквозь слезы. И тут я понял, какой выбрать путь и как много всего таится в сердце человека. Я присел перед девочкой. По опыту общения с малолетними свидетелями знал, что с детьми надо разговаривать на их уровне.
– Привет, Мадди, – сказал я дочери.
Она зарылась лицом в материнское платье.
– Я стесняюсь.
– Ну и что? Я сам стесняюсь. Можно мне подержать твою руку?
Она протянула мне ручонку, обхватила своими крошечными пальчиками мой большой палец. Я подался вперед, стал на колени. Мадди смотрела на меня без испуга, просто немного настороженно. Я протянул ей другую руку, она подала мне свою, продела пальчики в мои пальцы.
Я сжал ее ладошки в два маленьких кулачка и приложил их к глазам. В это мгновение я осознал, что все тайны раскрыты, загадки разгаданы. Я дома. Я спасен на этой нашей грешной земле.