– Порядок, – сказал Кросс. – И еще бы дверь…

Я закрыл дверь. Понимал, к чему эти приготовления.

– Сегодня принес?

– Принес.

– Порядок. Тогда начнем. Пойди в ванную комнату и глянь, там ли мой пузырек, или она его убрала.

Умывальник в ванной комнате был уставлен лекарствами и предметами гигиены. На мыльнице лежала пластиковая бутылка с открытым горлышком. Такие берут на мотоциклетные прогулки, только горлышко пошире и наклонное. Вероятно, чтобы было удобнее пить. Я быстро достал из кармана фляжку, налил граммов шестьдесят виски в бутылку и принес Кроссу. Глаза у него полезли на лоб.

– Да нет же! В эту я мочусь.

– 3-зараза! Извини… – пробормотал я и двинулся в ванную комнату.

– Не выливай! – крикнул вдогонку Кросс. – Дай я выпью.

– Брось, у меня этого добра хватает.

Я сполоснул бутылку, положил ее на мыльницу и вернулся в спальню к Кроссу.

– Но другой бутылки там нет. Что прикажешь делать?

– Значит, все-таки убрала! Видимо, догадалась. Фляжка-то у тебя есть?

– Здесь вот. – Я постучал по груди.

– Вытаскивай. Дай хлебнуть.

Я вытащил фляжку, отвинтил крышку и поднес горлышко к его губам. Кросс хлебнул, закашлялся и едва выдохнул:

– Господи!

– Ты что?

– Ах-ох!

– Что с тобой, Ло? Погоди, я позову Дэнни.

– Нет-нет, все в порядке, – остановил он меня. – Просто… просто давно не пробовал, вот и все. Дай еще хлебнуть.

– Ло, нам же надо поговорить.

– Поговорим, поговорим. Еще разок!

Я снова поднес фляжку к его рту и влил порядочную порцию. Он проглотил ее и закрыл глаза.

– «Блэк буш»? Хорош, ничего не скажешь.

Я улыбнулся и закивал.

– Приноси еще, всегда приноси, ладно?

Человек почти не мог двигаться, однако виски оказывало на него живительное действие. Глаза у него помягчели, в них зажегся огонек.

– Она мне ничего не дает. Доктора, мол, не велят. Только и глотну разок-другой, когда кто-нибудь заедет. Но это редко бывает. Кому охота ехать на меня глядеть… Но ты приезжай, Гарри. Приезжай обязательно. Мне без разницы, будешь ты распутывать это дело или нет. Просто приезжай… – Он перевел взгляд на фляжку. – И привози дружка, слышь? Обязательно привози.

Я начал понимать, что Кросс что-то не досказал, когда я навестил его накануне визита к Тейлору. Специально, чтобы я приехал к нему опять, с фляжкой. Может, он и звонил-то мне не за тем, чтобы пробудить мой интерес к делу, а ради одной-единственной вещи – фляжки.

– Ты что-то недоговорил, Ло, хотел, чтобы я привез вот это, – произнес я, показывая фляжку.

– Нет. Попросил Дэнни позвонить тебе. Я забыл кое-что сказать…

– Да ладно, я уже знаю. Я иду на встречу с Тейлором, а на следующий день ко мне с шестого этажа присылают человека сообщить, чтобы я отвалил. Что нашим делом занялись люди, которые не церемонятся.

Глаза забегали на безжизненном лице Лоутона Кросса.

– Нет.

– Кто к тебе приходил до меня?

– Никто. По этому делу никто не приходил.

– Кто тебе звонил, перед тем как ты позвонил мне?

– Никто, Гарри, честное слово…

Вероятно, я повысил голос, потому что дверь в спальню отворилась. На пороге стояла Дэнни.

– Что-нибудь случилось?

– Все нормально, Дэнни. Ты иди, иди.

Она медлила. Я заметил, что Дэнни смотрит на фляжку в моей руке. На мгновение мелькнула мысль, не сделать ли глоток, чтобы она подумала, будто я достал виски для себя. Но по ее глазам я видел: она поняла, что происходит. Наши взгляды встретились. Потом она, не поворачиваясь, сделала шаг назад и затворила дверь.

– Ну вот, теперь она знает, – пробормотал я.

– Плевать я хотел. Гарри, глянь, сколько там времени. Мне плохо видно.

В углу экрана Си-эн-эн всегда показывал время.

– Одиннадцать восемнадцать… Так кто же к тебе приходил, Ло? Мне нужно знать, кто взялся за это дело.

– Говорю же тебе, никто! Насколько я знаю, оно на мертвой точке, мертвее моих проклятых ног.

– Тогда о чем же ты умолчал в первый раз?

Его взгляд снова остановился на фляжке. Слова были лишними. Я поднес ее к пересохшим губам Кросса, он сделал два-три глотка и закрыл глаза.

– О Господи, – прохрипел он. – Я хотел…

Он поднял веки. Его глаза вцепились в меня яростно, как голодные волки в оленя.

– Понимаешь, она не дает мне умереть, – прошептал он в отчаянии. – Думаешь, мне хочется жить? Сидеть в собственном говне? Пока я живой, она по полной программе получает – целый оклад и больничные. Если помру, у нее лишь пенсия как у вдовы останется. А пенсия после меня – сам знаешь какая. Я ведь недолго прослужил, Гарри, только четырнадцать лет. Ей отломится всего лишь половина того, что сейчас получает.

Я смотрел на него и думал, не стоит ли Дэнни за дверью.

– Но от меня-то ты что хочешь, Ло? Дело я все равно не брошу. Я, конечно, могу нанять тебе адвоката, но не…

– И еще она плохо со мной обращается.

Я не знал, о чем он говорит, но внутри у меня все сжалось. Похоже, его жизнь еще тягостнее, чем я воображал.

– Что же она делает, Ло?

– Ругается, и вообще… Не желаю об этом говорить.

– Слушай, может, все-таки поискать адвоката? Давай я организую проверку по линии социальной службы.

– Никаких адвокатов и проверок: не нужно мне этого. И я не хочу втягивать тебя в свои проблемы, Гарри. Но как мне быть, тоже не знаю. Если б я только мог сам поставить точку…

Кросс сделал глубокий шумный выдох. Самое большее, на что способен его организм. Я слабо представлял, что творится у него в душе.

– Нет, так жить нельзя, Гарри. Это не жизнь.

Ничего подобного в мой первый приезд я не заметил. Мы тогда немного побеседовали. Разговаривать Кроссу было трудно, память у него работала отрывочно, но такого беспросветного отчаяния, такой глубокой депрессии не было. Подавленность от алкоголя?

– Мне очень жаль, Ло. – Это все, что я мог сказать. Он снова скосил взгляд на экран.

– Сколько сейчас, Гарри?

Я посмотрел на свои часы.

– Одиннадцать двадцать три. А что тебе время? Кого-нибудь ждешь?

– Нет, никого. Люблю передачу по судебному каналу смотреть. В двенадцать начинается. Там Рикки Климан играет. Она мне нравится.

– Тогда у нас еще есть время… Кстати, почему не поставишь себе большие часы?

– Дэнни не позволяет. Доктор считает, что мне вредно смотреть на часы.

– Он, пожалуй, прав! – вырвалось у меня.

Обида и злость мелькнули во взгляде Кросса. Я пожалел о своих словах.

– Извини, я не должен был…

– Ты знаешь, что это такое, когда не можешь поднять собственную руку, чтобы посмотреть на часы?

– Мм… я…

– А ты знаешь, что это такое – срать в мешок? В мешок, который твоя жена должна таскать в сортир? Знаешь, что это такое – обращаться к ней за каждым пустяком, включая глоток виски?

– Мне жаль, Ло…

– Еще бы не жаль! Всем вам жаль, но никто… – Кросс словно отхватил конец фразы, как собака отхватывает клыками кусок сырого мяса. Он отвел глаза. Я тоже молчал, молчал долго, пока не почувствовал, что злость Кросса исчезла.

– Ло…

Он перевел взгляд на меня.

– Чего тебе? – спокойно спросил он. Опасный момент миновал.

– Ты вроде хотел позвонить мне и что-то сказать. Что именно?

– Никто со мной о делах не заговаривал. Ты – единственный. Правда.

– Я тебе верю. Но все-таки зачем ты намеревался звонить мне?

Кросс на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл.

– Я тебе говорил, что Тейлор застраховал деньги?

– Да.

– Но я забыл сказать, что страховая компания… забыл, как ее…

– «Всемирное страхование». В прошлый раз ты помнил.

– Во-во, «Всемирное страхование»… Так вот, она потребовала, чтобы заимодавец, то есть банк Лос-Анджелеса, просканировал банкноты.

– Просканировал банкноты? Что это значит?

– Чтобы записал номера и серии.

Я вспомнил абзац на вырезке из газеты, отчеркнутый красным карандашом. Похоже, сообщение было верным. Я постарался в уме разделить два миллиона на сто.