Первый допрос подходил к концу. Зявкин добросовестно и подробно записал весь рассказ гражданина Лаухина о том, как он скитался по России в поисках пропавшей жены, о том, как он хотел и не смог уехать из Новороссийска и как, наконец, встретив в Ростове дальнего родственника Константина Ивановича Кубарева, поселился у него и поступил работать делопроизводителем в Окрпрод.

Закончив записывать показания, Зявкин протянул ручку и исписанные листы арестованному:

— Прочтите и подпишите, если все верно записано.

Милашевский углубился в чтение.

Николаев от окна сделал Федору неприметный знак: выйди. Тот встал, прошелся, будто бы разминаясь, и пошел к двери. За ним Николаев.

— Так ты мне расскажи, — попросил за дверью Николаев, — как прошла операция.

— Да как по нотам.

— Я думаю, все в порядке. — Зявкин выпустил клуб табачного дыма. — Приказ и деньги мы ему вернули через Веру. Новохатко теперь убежден, что его пожелание в точности выполнено. Дескать, нанял бандитов. Для Новохатко это дело обычное. А поручик этот для нас клад. У него все связи. Собственно говоря, мы бы уже сейчас могли тряхнуть весь этот ростовский центр.

— Ни в коем случае нельзя этого делать, — сказал Николаев, — главное ведь не в них. Я вчера опять говорил с Москвой. Они особенно подчеркивают: нужно добиться бескровного разоружения отрядов Назарова и Говорухина. Три тысячи человек — не шутка! Так что тут нужно действовать безошибочно, чтобы ни один из руководителей штаба не ушел, а то они такой шум на Дону поднимут. Им терять нечего, казаков им не жалко.

— Времени-то остается мало, — задумчиво сказал Зявкин.

— И все-таки, как говорят, спеши не торопясь, — закончил Николаев.

Когда чекисты снова вошли в кабинет, Милашевский обратился к ним.

— Я уже спрашивал у товарища, — он показал на Миронова, невозмутимо рассматривавшего ссадину на пальце, приобретенную в ночной схватке, — но он мне ничего не ответил. Может быть, вы мне объясните: на каком основании меня задержали? Мне на службу пора!

Зявкин взял со стола подписанный протокол допроса. На каждой страничке внизу аккуратно стояло: «К сему Лаухин». Он убрал бумаги в стол и взял чистые.

— Ну, а вот здесь, господин поручик Милашевский, вы напишете нам правду, — спокойно и даже несколько безразлично сказал он. — Забирайте бумагу — и в камеру. Когда напишете, скажете караулу, вызовем. До того времени беспокоить вас не будем. Нам не к спеху.

Милашевский, казалось, оцепенел. Он тупо смотрел на лежавшую перед ним бумагу.

— Что именно я должен написать? — наконец спросил он.

— Все подробно и о своей деятельности и о князе, о знакомых. Адреса не забывайте.

Милашевский потянулся к карандашу.

— Нет, не здесь, — остановил его Зявкин, — я же говорю, не к спеху. Теперь мы устали, господин поручик, вас слушать. В камере напишете.

Милашевский покорно взял бумагу и пошел к двери.

— Карандашик забыли, ваше благородие, — сказал, подымаясь за ним, Миронов.

Милашевский, пошатываясь, шел по длинному коридору. «Кто предал?» — сверлило у него в голове. И вдруг, словно вспышка в глазах, в памяти встало злое лицо есаула Филатова. «Вы еще пожалеете об этом!..» «Он! — подумал Милашевский. — Он! Не зря подозревал Беленков. Ах, подлец!..»

На утреннем совещании у Новохатко было решено, что князь Ухтомский перенесет свою резиденцию сюда, на квартиру Николая Марковича.

— Места достаточно, — сказал хозяин, — а насчет охраны не сомневайтесь: мои ребята мухи не пропустят.

Под помещение штаба отвели просторный полуподвал дома с наглухо закрытыми окнами. Из него на задворки вел потайной выход. Когда пошел разговор о преемнике Милашевского по штабу, Ухтомский сказал:

— Этот вопрос я решу позже. Вы свободны, господа.

Беленков, Филатов и Борис вышли в переднюю. Уже у самых дверей полковник осторожно спросил Филатова:

— Надеюсь, Иван Егорович, вы не в претензии на меня за прошлое? Вы понимаете, ведь я должен был проверить. Посудите сами…

— Оставим этот разговор, Новохатко уже все проверил. Это, кстати, входит в его, а не в ваши обязанности, — ответил Филатов. — Кроме того, сейчас есть много дел более важных, чем личные отношения, сейчас не время. Скажите лучше, что вы знаете относительно срока начала десанта?

— Теперь уже скоро, — ответил Беленков. — Неделя, может быть, две.

— Наш флот вышел из Бизерты, у нас есть телеграмма, — шепотом добавил Беленков.

— Слава богу! — отозвался Филатов.

Они по одному стали выходить из дома. Первым ушел Беленков.

Оставшись один на один с Бахаревым, есаул мрачно усмехнулся.

— Чует кошка, чье мясо съела! Ну, мы с ним еще посчитаемся…

Борис промолчал.

— Знаешь, что меня сейчас занимает? — спросил есаул. — Кого генерал назначит сейчас вместо Милашевского? Скорей всего, конечно, капитана Кудрявцева. Этот тоже из гвардии.

О Кудрявцеве Борис уже слышал. Его прочили в будущие коменданты Ростова.

— А мне что за дело, — сказал он безразлично.

Но есаул вдруг взглянул на него так, будто увидел впервые.

— Погоди, — вдруг сказал он. — Ей-богу, у меня есть идея! Ты вот что, корнет, ступай, а я вернусь к Новохатко.

Борис торопился домой. Надо было связаться с Зявкиным. Он прикинул план на ближайшие дни. Надо сосредоточить внимание только на самом главном: связь с отрядами, связь с Врангелем. Он закрыл глаза, стараясь собрать воедино все известные ему уже сведения, и… не заметил, как уснул. Снилась ему Астрахань, он гуляет с Ларисой в саду «Аркадия» — и вдруг сзади подходит Беленков, берет его за плечо…

— Борис Александрович, к вам пришли, — услышал он голос Веры.

В дверях комнаты, необычайно взволнованный, стоял есаул Филатов. Вера торопливо вышла.

— У меня чертовская новость! — зашептал есаул. — Князь назначил тебя своим адъютантом!

— Меня? — спросил Борис.

Он на секунду подумал, что все еще не проснулся. Ему вдруг стало весело.

— Стоило будить из-за таких шуток! — сказал он. — Спать хочется!

— Да нет, я серьезно. — Есаул с досадой тряхнул его за плечо. — Не имей сто рублей, как говорят… Я сказал Новохатко, что если мы хотим иметь своего человека… Ну, а князь ему сейчас доверяет, должен доверять. Ведь все боевики в городе подчинены Новохатко.

— А Кудрявцев? — спросил Борис.

— Кудрявцев для штаба не годится — документы липовые, ему на улицу не выйти.

— Могу достать получше.

— Слушай, корнет, — сказал уже с раздражением Филатов, — чего ты ломаешься? Ей-богу, я даже завидую тебе! Ведь через полмесяца так или иначе…

— Ладно, — сказал Борис, — семь бед — один ответ. Я так и знал, что попаду с вами в историю. Не верю я что-то этому князю.

— И напрасно! Увидишь, он человек серьезный.

В тот же вечер корнет Бахарев снова предстал перед князем Ухтомским в домике Новохатко.

— Мне рекомендовал Николай Маркович вас, корнет, — сказал князь, — как исполнительного и преданного нашему делу человека. Кроме того, ваше происхождение, — в этом месте Борис скромно опустил глаза, — убеждает меня, что в вашем лице я найду деятельного и верного помощника. Это особенно необходимо сейчас, когда мы стоим на пороге крупных событий.

— Я буду счастлив служить вам, ваше превосходительство, — ответил Борис.

— Не мне, а несчастной родине, — поправил Ухтомский.

— Так точно, — повторил Борис, — родине!

Надо отдать справедливость генералу Ухтомскому, он хорошо знал свое дело. Когда Борис познакомился с делами штаба, он убедился в том, что, несмотря на сложную обстановку подполья, Ухтомский сумел разработать действенную систему мобилизации сил на случай высадки десанта. Для Бориса было неприятной новостью то, что в подпольном штабе ОРА постоянно имелись самые свежие сведения о дислокации частей Северо-Кавказского военного округа.