Басов махнул рукой, как бы ответив: «Сейчас мне прическа что зайцу телефон!»

Вольский, причесываясь, поглядывал в зеркальце — веки припухли, под глазами синева, казалось, что какой-то малознакомый человек перехватывает его взгляд, повторяет его движения.

Извержение вулкана на горизонте закончилось быстро, игру красок сменил обычный свет яркого утра. На солнце стало больно смотреть.

— Пошли. Только на побережье кончится неизвестность. Может быть, кончится, — поправил себя Вольский.

Начался обратный путь. Под уклон шли быстро. Камни, которые ночью то и дело подставляли подножки, теперь, казалось, услужливо уступали им дорогу. Из безлико-черных они превратились в розовые, фиолетовые, зеленые…

По привычке Вольский внимательно поглядывал на эти липариты, базальты, андезиты, а заметив в пустотке среди липарита гипсовую розу редкой красоты, подумал: «Надо взять для музея», — и тут же мысленно обозвал себя болваном. До роз ли сейчас!

Мучительно хотелось пить, и — молодец! — Басов разглядел вдалеке уцелевший в тени скалы маленький снежник. Жалея свои босые, покрытые ссадинами ноги, он сделал крюк, добрался по расщелине, ступая по мокрой глине, отпечатав свои следы.

(Именно эти следы, как читатель, наверно, уже догадался, заставили туристов вспомнить о «снежном человеке».)

Маршан первым глотнул комок потемневшего колючего снега. Лицо его скривилось, но он сделал широкий жест, сказал:

— Угощайтесь, лимонное мороженое, новый сорт!

Снег был кислый, как лимон, но далеко не такой приятный — вулканические газы нашли дорогу и сюда.

По волнистому лавовому потоку они с трудом взобрались на гребень.

Открылась долина. Ее еще не осветило солнце, и всё там выглядело хмурым, темно-серым, — камни, клочья тумана. Лишь кое-где среди долины озерками стояла вода, тоже темная, неподвижная, как застывшая лава.

Больше не было видно с высоты никаких изменений. Даже не верилось, что всего пять часов назад там бушевали волны, текла могучая река, — пористый грунт впитал почти все.

Они спустились в самое верховье долины, где она, не сужаясь, резко обрывалась, упершись в скалы. Тут должны были закончить путь бешеные волны. Их следы — глубокие промоины, вывороченные камни, намывы песка и глины — попадались там на каждом шагу.

И, как неоспоримое доказательство ночных событий, они увидели почти в километре от лагеря свой складной стул. Алюминиевые его ноги в нескольких местах были расплющены, но все же он стоял как ни в чем не бывало возле скалы. На брезентовом сиденье лежал камень, похожий на серого кота.

Борис столкнул его, сказав: «Брысь», — и пододвинул стул Вольскому. Тот тяжело опустился, отер со лба пот — теперь уже и спуск с горы был для него труден, как подъем.

— Надо поискать наши вещи; может, и съедобное попадется. Дальше пойдем цепью, — распорядился Басов.

Борис потер живот. Теперь, когда перестала мучить жажда, есть хотелось еще сильнее.

— Только прошу без долгих поисков. Вещи собрать успеем, в отличие от воды их земля не всосет. Сейчас главное — выйти к побережью, покончить с неизвестностью! — Вольский поднялся, сложил стул и пошел, опираясь на него, как на трость.

— Может сил не хватить дойти, даже отдыхая на стуле, — заметил Басов.

Ему хотелось дать понять, что научное руководство теперь излишне, что командовать будет он.

Они пошли цепью, то видя друг друга, то скрываясь среди камней и промоин. Идти было тяжело, под ногами чавкал насыщенный водою песок.

Солнце уже осветило правый склон и узкую полосу на дне долины. Там папиросным дымком клубился пар, и вскоре стало так тепло, что Вольский снял куртку. Ему перегородило дорогу одно из новорожденных озер. Оно просвечивало до каменистого дна. С трудом присев на корточки, он попробовал воду, набрав в горсть. Вода была горьковатой, противно пощипывала язык.

«Дегустатор из меня аховый», — подумал он, безуспешно пытаясь определить, океанская это вода или нет.

У левого борта долины, на макушке каменной глыбы, показался Борис. Он закричал что-то, а затем приподнял над собой и поставил на камень вьючный чемодан. Находка эта большого энтузиазма не вызвала. Во всех трех их вьючниках хранилась канцелярия — карты, бумаги и прочие предметы, голодным не нужные.

Солнечная полоса быстро становилась, все шире и ярче, уже над всей долиной курился пар.

Маршан шел, низко опустив голову. Он думал о Кате и меньше всего походил сейчас на неунывающего остряка, каким обычно старался выглядеть. Он забыл, что надо разыскивать имущество, шагал, глядя лишь перед собой.

Вдруг Маршан остановился. На сухой щебенчатой полосе, между двумя лужами, что-то блестело. Он подошел поближе и даже подпрыгнул, засмеялся, закричал изо всех сил:

— Сюда! Нашел «спидолу»!

Они уже разбрелись далеко друг от друга, но его услышали, и все пришли. «Спидола» была существом особым, она связывала их со всем миром.

Маршан старательно своею курткой оттер от грязи ее поцарапанные бока. Стекло над шкалой было разбито, а других повреждений не заметно, и батареи остались почти сухими, они были с водозащитным покрытием, во рту щипало, когда Борис их проверял, но сколько ни крутили, пробуя все диапазоны, приемник молчал. Неисправен ли он или весь мир умолк?

Этого они не знали. Опять и опять крутили на всех волнах. Вольский прижимался к приемнику ухом, сдерживал дыхание — ничего!

— Надо быстрее выходить на побережье, — сказал он и, понимая, что сил становится все меньше, добавил: — Давайте условимся: на поиски продуктов тратим еще час, не больше.

Они снова разбрелись по долине.

Борис нес приемник, то подавляя желание бросить свое первое приобретение, то еще на что-то надеясь, крутил регулятор, прислушиваясь.

Басов искал очень старательно, спускался в промоины, со всех сторон осматривал каменные выступы.

«Весь мир молчит, — думал он, — а старик не хочет осознать обстановку. Главное сейчас — от голодной смерти спастись».

Он точно помнил весь перечень: сколько было у них банок консервов, пачек концентрата, крупы, макарон. Если найти хотя бы десятую часть, можно долго продержаться. В землю всосать не могло, это Вольский верно сказал, надо искать!

Шагая по глинистому намыву, он почувствовал: что-то под ногами пружинит. Камнем, как лопатой, прорыл желоб и выругался — обнаружилась доска, почерневшая от времени.

В долине уже не осталось тени. Камни нагрелись, подсыхал песок, парило, как перед дождем.

Вулкан был весь виден — тихий, спокойный, словно умытый утренней росой. Его Басов побаивался, от него ждал любого подвоха, а про цунами даже и не думал.

Он зорко всматривался, разрывал все подозрительные намывы и ругал себя — выбрал же специальность! Разумные люди живут дома, тихо, спокойно, за тысячи километров от огненного кольца землетрясений и вулканов.

Вскоре, словно в награду за усердие, он попал на богатую струю. В сухой промоине валялся их стол, расплющенная кастрюля, выглядывал хвост спального мешка.

Все это Басов вытащил, аккуратно сложил так, чтобы спальник побыстрее высох и был издалека хорошо заметен. Он надежно прижал его крупными камнями.

Поблизости, на середине озерка, безмятежно плавал надувной матрац. Метко швыряя камни, Басов подогнал его к берегу, выпустил воздух, взял с собой — эта вещь всегда пригодится.

Еще полсотни шагов — и он поспешно встал на колени.

Между глыбами порфирита из песка, как затонувший корабль, торчал ящик, обитый железной полоской, — верней, один его уголок.

Не жалея рук, разгребал Басов песок и скоро сквозь щель между досками увидел шеренгу золотистых банок, густо покрытых смазкой.

Да, это было чудо! Уцелел, не развалился тяжелый ящик, и наносы не смогли его скрыть! Только одна доска лопнула поперек, словно специально для того, чтобы Басову было легче внутрь проникнуть.

— Раз, два, три, четыре, — вслух считал он, вытаскивая банки.

«На день каждому по одной», — так решил было он, но тотчас же вспомнил, что в ящике-то их всего двадцать четыре. Этак не хватит и на неделю! А дальше что — помирать с голоду? Надо экономить, кто знает, что будет дальше.