— И все же закончите.

— Просто будьте осторожны, сиятельная госпожа. Извините меня за дерзость, но рискну оставить вам это, — он вынул из складок пояса крохотный пузырек темного стекла. — Это редкий настой, который может оградить вас от беды. Держите его при себе постоянно. И, если в том возникнет необходимость, выпейте пять капель до того, как решитесь измерять глубины бездны.

Арселия почувствовала, что от стыда не смеет поднять взгляд на лекаря, но приняла флакон и тут же спрятала его от посторонних глаз.

И вовремя. В коридоре послышались голоса и звук шагов, а значит, бесцельное ожидание кончилось.

Шейба бен Хайри даже не сомневался, что северянин не прислушается к его рекомендациям и не выделит времени на отдых. С одной стороны это было оправданной необходимостью, а с другой — безрассудством.

Заговоры, покушения, сплетни, интриги будут всегда. Как и тревоги, не дающие спать по ночам. И заботы о судьбах мира. А вот здоровье и молодость мимолетны, как и вся человеческая жизнь, если вдуматься.

Вот и сейчас лекарь с тревогой отметил, что под глазами Ульфа залегли тени, на лбу прорезались доселе незаметные морщины, а взгляд посуровел, будто северянин выдержал тяжелый бой. Впрочем, стоило ли удивляться? Обречь кого-либо на муки под пытками очень нелегко, кем бы ни была жертва, какой бы проступок ни совершила. И каждое подобное решение уничтожает частицу души выносящего приговор.

Неужели мало в мире болезней, несправедливости, голода, бедности? И чего не хватает иным везунчикам, имеющим и дом, и свободу, чтобы вдыхать полной грудью? Казалось бы, ищи путь к счастью, твори и созидай, пока бьется сердце, пока разум тверд и чист. Но нет. Отчего-то раз за разом в каждом поколении находятся те, кому не страшно поставить под удар меча живого человека. Те, кто готов идти к своей цели по чужим трупам, играясь судьбами людей, будто те — безжизненные куклы.

Насилие и злость не способны породить что-либо стоящее, кровь неизбежно тянет за собой новую кровь, а месть — лишь новые жертвы. Бен Хайри, посвятивший себя исцелению от ран и болезней, с уверенностью мог сказать, что раздуть пламя одной жизни сложнее, чем десять раз потушить его. А сколько душ погибло навсегда, попав в бездушные жернова имперских интриг? Да, порой кажется, будто человека удается спасти, но из глаз уходит что-то неуловимое, гаснет внутренний огонь, оставляя после себя лишь опустевшую, черствую оболочку.

Бен Хайри не желал этой участи никому, в том числе Ульфу Ньорду. Не хотел видеть, как в Черном Волке постепенно исчезает этот свет, как однажды случилось с Сабиром, а еще раньше — с его отцом, Наилем Галибом вар Рауфом.

Сегодня, глядя на то, как волнуется Арселия, как от смущения вспыхивают ее щеки, как она нервно заламывает пальцы, совершенно не замечая этого, бен Хайри сильно задумался.

Северянин нравился ему, вызывал уважение, была в его действиях, хотя и вынужденно жестоких, некая правильность. Удивительно ли, что императрица потянулась за этой внутренней силой, уверенностью, спокойствием. Арселия всегда очень хорошо понимала человеческую суть, безошибочно определяя мотивы людей. И, если ее сердце сделало свой выбор, разве не должен он, лекарь и друг, поддержать их обоих хотя бы тем, чем может?

Шейба слушал разговор, старательно смешивая очередное снадобье для поддержания сил и оставаясь наполовину в своих мыслях.

— Сиятельная госпожа, посмотрите на этот документ, вы можете узнать руку, что его написала?

Арселия долго и внимательно изучила протянутый ей лист, но в итоге вернула, покачав головой.

— Нет, увы, не скажу наверняка. Могу лишь ручаться, что писал не Джалил Вали Шаб. Я читала его записи и короткие пометки, сделанные и правой, и левой рукой. Он пишет иначе, с сильным нажимом и явными углами на завитках даже когда использует официальный стиль, не говоря уж о скорописном. Видимо, это отпечаток его характера и острого ума. А тут мягкая рука, и линии тоже смазанные.

— Кто еще из гаремных слуг владеет письмом?

— Кое-кто из младших евнухов, главная повариха Гуюм и несколько ее помощниц, учителя для девушек. Возможно, стражники.

— Придется обыскивать комнаты и проверять всех, — Ульф тяжело вздохнул и опустился в кресло, прикрыв глаза, с видимым усилием заставляя себя не опираться о мягкую спинку. Казалось, что он вот-вот заснет.

— Милорд, простите, но возможно не придется, — подала голос стоявшая за спиной Арселии Гайда. — Умоляю, не гневайтесь, что вмешиваюсь. И не уверена, что меня не подводит память, но начните поиски с младшего евнуха Виддаха.

На нее сразу обратилось несколько пар удивленных глаз.

— Будь добра пояснить, — голос Ульфа прозвучал немного резко, сказывалась крайняя усталость.

Гайда заговорила торопливо, стараясь не поднимать глаза от пола:

— Я несколько раз передавала через Виддаха заказы за пределы дворца: масла, ткани, украшения. И видела, как он составляет списки, вместе с ним принимала и сортировала покупки, сверяясь с написанным. Я могу ошибаться, конечно, но это лучше, чем искать вслепую.

— Благодарю.

Вскоре регент откланялся, бен Хайри перехватил его на выходе и почти силой всунул в руки питье.

— Если не поспите, свалитесь от изнеможения, и тогда дела не будет, — сухо прокомментировал он. — Любой выносливости есть предел. Думаю, ваши люди отлично справятся с поисками, а вам нужна трезвая голова и меткий взгляд. Я побуду с госпожой, присмотрю за ребенком. Отдохните, на вас уже смотреть страшно.

— Наверное, вы правы. Но, если появятся новости, немедленно передайте охране, они разбудят.

— Разумеется.

***

Под дверями покоев регента обнаружился Ликит. Парень отчаянно зевал, но не шел отдыхать и был явно взволнован.

— Милорд.

— Что еще стряслось?

— Я хотел кое о чем спросить. Точнее, попросить. Если позволите.

— Ликит, — Ульф устало потер переносицу, — говори сразу, у меня просто сил нет на догадки.

— Простите, — смутился оруженосец. — Это глупости, наверное. Но я хотел бы увидеть Сурию. Мне тревожно за нее.

Ульф едва не вспылил. Тревожно ему, щенку безусому! Единственного наследника императора чуть не убили, в стране вот-вот начнется смута, весь дворец взбудоражен обысками и допросами, ему самому пришлось примерять на себя роль палача и угрожать сразу двоим людям пытками и кровавой расправой, а мальчишке тревожно?!

Регент уже набрал полные легкие воздуха, чтобы отчитать подопечного, сорвав накопившее раздражение, но едкие слова застряли в горле при одном только виде того, как нахмурилось почти детское лицо Ликита. Бездна! Похоже, что для парня все серьезнее, чем можно было подумать. Еще натворит дел, не со зла, а просто поддавшись чувствам.

Впрочем, ему ли осуждать? Не он ли, Черный Волк, регент империи, первый воин Недоре, гроза севера, не мог найти покоя этой ночью у ложа Арселии, разрываясь от сомнений, надежд и опасений? В памяти всплыл взгляд Сурии — испуганный, наивный, полный смутных ожиданий. Каково ей там, совсем одной посреди этого пиршества жестокости и циничного расчета? И регент махнул рукой.

— Пригласи ее сюда. Поговори, успокой, расспроси, если считаешь нужным. Не знаю пока, что с ней делать, однако, пожалуй, одна встреча все равно ничего не изменит. Но, Ликит, не распускай язык во имя всех стихий, богов и духов! Мы не в том положении, чтобы рисковать хоть немного.

— Благодарю! — мальчишка едва не вспыхнул от радости.

— Ну, брысь отсюда! — Ульф кивком головы указал на выход. — Времени тебе до четвертого колокола, а потом сразу отдыхать. Чувствую, ты мне еще понадобишься вечером.

Ликита как ветром сдуло. А регент, усмехнувшись своим мыслям, отправился, наконец, спать.

***

К женской половине дворца Ликит летел, словно на крыльях, позабыв и сон, и усталость. Он и сам не мог бы пояснить, почему ему вообще так хочется увидеть эту странную девчонку, но чувствовал, что так будет правильно.