Впрочем, довольно скоро женщины начали замерзать. Возвращаться обратно не хотелось, и Мейрам предложила зайти в одну ювелирную лавку:

— Когда-то она принадлежала моему хорошему другу, господину Махрану, а теперь — его жене. У нее изумительное чутье на камни, а вкусу и фантазии может позавидовать любой мастер в городе. К тому же, — Мейрам озорно прищурилась, — вряд ли она откажет нам в горячем питье или даже обеде, а дружеский визит к почтенной вдове с двумя дочерьми не запятнает ни твою, ни мою репутацию.

Встретили их и в самом деле приветливо, однако лавка была небольшой, и хозяйка, извиняясь за это неудобство, смогла пригласить во внутреннюю комнату для особых клиентов только знатных дам, а сопровождению предложила обождать в общей зале. Осторожных взглядов, которыми обменялись Мейрам и хозяйка, сиятельная госпожа не заметила.

— Я разогрею травяной настой с медом. Ужасно неловко, но это потребует немного времени, — промолвила женщина, выходя.

— Конечно. Мы подождем, тут очень уютно, — императрица опустилась на диванчик и блаженно закрыла глаза.

— Ох, холодно-то как, а еще даже не зима, — Мейрам присела рядом и подышала на руки. — Я должна тебе кое-что сказать. Прости, во дворце нас могли подслушать, поэтому пришлось выбраться сюда.

— Что случилось? — Арселия, чуть разомлевшая от тепла, даже глаз не открыла.

— Умоляю только, тише. Не выдай нас.

Мейрам подошла к задней двери и приоткрыла ее, впустив в комнату человека, одетого так, что только глаза поблескивали из-под многих слоев ткани.

— Сиятельная госпожа, умоляю, простите этот обман, — произнес до боли знакомый голос.

Мужчина откинул ткань с лица. Арселия стремительно поднялась на ноги и зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать. Верховный жрец, живой и здоровый, стоял в нескольких шагах от нее.

Хуже отсутствия выбора подчас может быть только наличие выбора. И если еще вчера утром господин Джалил клял судьбу за то, что сделала его заложником чужих решений и амбиций, то теперь был готов принести самые искренние и горячие извинения, лишь бы вернуть время назад и не узнать правду.

Как спокойно жилось бы ему в блаженстве неведения! Ни тревог, ни забот, только серая скука и предопределенность. Оскорбленная гордость со временем бы утихла, нашлись бы маленькие победы, дарующие чувство нужности, ощущение власти, уверенности в правильности выбранного жизненного пути.

Лесть всегда находит путь к сердцу, сколько бы люди ни утверждали обратное. Забылась бы обида, нанесенная Зафиром вар Иядом, а со временем обнаружился бы способ вернуть ему слова презрения.

Вот только теперь у старшего евнуха этого времени не было.

То, что на чашу весов ляжет прежде всего его, Джалила, жизнь, было понятно без долгих пояснений. Джалил не был уверен, что лорд Анвар рассказал ему всю правду, более того, чувствовал за его словами много недосказанного. Молодой наглец посмел открыться, по-видимому крепко верил либо в согласии евнуха, либо в молчание. Либо не собирался выполнять свои обещания.

Да, это хорошая возможность показать себя, но вот риск потерять все, непоправимо ошибиться, откровенно пугал. Джалил не выжил бы при дворе столько лет, доверяйся он душевным порывам так же, как безусый юнец. Но и не достиг бы нынешних высот, не научись рисковать в нужный момент.

— Господин старший евнух, вы хотели меня видеть?

— Да, сядь, — Джалил махнул рукой и темнокожая красавица Шуа подошла и грациозно опустилась в кресло.

— У меня для тебя добрые вести, — евнух даже даже головы от бумаг не поднял. — Ты скоро покинешь гарем, чтобы стать наложницей достойного человека.

Шуа от неожиданности едва не подскочила.

— Как? Почему? Зачем? Но разве… — от волнения она даже забыла о почтительном обращения, — разве можно? Я ведь была одной из наложниц сиятельного Сабира!

— И что с того? — поинтересовался евнух.

Шуа растерянно заморгала, подбирая слова.

— Так не принято! Я имею право оставаться во дворце и требовать уважения и почтения, как…

— Не имеешь, — оборвал ее Джалил. — По законам империи вас всех следовало бы сослать подальше от столицы. Память о прошлом и вечная скорбь по почившему Сабиру, вот чего вы заслуживаете. Не знаю, почему сиятельная Арселия терпит ваше присутствие. Думаю, одного ее слова лорду регенту было бы достаточно, чтобы вы оказались на улице.

Шуа посерела.

— Но милость госпожи велика, она позволила вам, курам безмозглым, жить в тепле и достатке. И вместо того, чтобы благодарить, ты, мелкая дрянь, смеешь лить грязь за спиной матери наследника! — повысил голос Джалил. — Повторять и множить слухи или даже придумывать их?

Он поднялся с места, грозно нависая над девушкой.

— Что? Думала, не узнаю? Да кем ты возомнила себя, бесстыжая?

Девушка торопливо опустила глаза, опасаясь смотреть на разгневанного Джалила.

— Не знаю, кто и что сказал вам, господин, но это ложь.

— Мне нет дела до того. Я устал от ваших дрязг и не хочу искать виноватых. Ты завтра же покинешь гарем, и скажи спасибо, что я отправляю тебя не на рынок рабов, как ты того заслуживаешь, а отдаю под покровительство уважаемого человека.

Шуа протяжно всхлипнула.

— Не реви, — сухо приказал Джалил. — Даю день на сборы. Одежду можешь забрать, украшения тоже. За тебя дают неплохой выкуп, хотя ты уже не невинная девица. Будешь вести себя прилежно, смотреть ласково и дарить господину наслаждение, глядишь, станешь третьей, младшей женой, уважаемой женщиной. Это все, что я могу сделать.

— Скажите хотя бы, кто он?

— Торговец кожами, состоятельный человек, живет в предместьях. У него две супруги, хороший доход. Уже не молод, скоро пятьдесят пять исполнится, но тебе выбирать не приходится.

— Господин, прошу, не надо, — голос Шуа дрожал.

— Ты сама упустила шанс. Вон отсюда.

Шуа выбежала в коридор, размазывая по лицу слезы и чуть не сбив с ног Зинат. Служанка покачала головой, глядя на наложницу, и заглянула в кабинет старшего евнуха.

— Все же решили прогнать? Не хотите оставить? Она любой приказ согласиться исполнить.

— И разболтает об этом половине столицы. Глупость не заслуживает доверия. А вот твой совет мне нужен Зинат, зайди.

***

— Решать вам, конечно, — подвела итог Зинат, когда Джалил поделился с ней своими сомнениями. — Не уверена, что мои слова успокоят ваши тревоги, но, если хотите… — она вопросительно подняла брови.

— Хочу, — очень серьезно отозвался евнух. — Ты была мне верна все эти годы, безропотно помогала, знаешь о жизни дворца больше других и наверняка понимаешь, как сильно мы оба рискуем.

— Тогда я скажу: откажитесь от союза с Анваром, — ответила Зинат. — Знаю, вам обидно и горько чувствовать презрение лорда Зафира. Для него мы никто: слуги, посыльные, исполнители, рабы его воли. И все же слишком сладкие речи льются из уст тех, кто прячет ядовитые клыки. Как бы не вышло из этого большей беды.

Она придвинулась к Джалилу совсем близко:

— Но вы можете дорого продать то, что так неосторожно доверил вам лорд Анвар. Расскажите обо всем Зафиру, пусть узнает, что сам пригрел на груди змею. Это ли не воздаяние за надменность и тщеславие? Пощечина, что будет гореть на щеках долгие, очень долгие дни. К тому же, ваши руки останутся чисты. Если господам угодно вершить дела империи, пусть хоть раз в жизни сделают это сами.

Джалил воззрился на нее удивленно.

— А я недооценил тебя, Зинат.

Она лишь пожала плечами.

— У вас еще есть время исправить эту оплошность.

***

В дом вар Ияда старший евнух явился после полудня.

О чем двое мужчин разговаривали за закрытыми дверями, не слышали даже слуги, однако не заметить торжествующей улыбки на лице уходящего гостя было крайне сложно.

Лорд Зафир же казался почерневшим от ярости. Его трясло от гнева, а самообладания хватило лишь на то, чтоб не сорваться в позорный крик.