— А точнее?

— В моих венах теперь бежит сила четырех источников. Как и в крови нашего с тобой ребенка, которому еще только предстоит появиться на свет.

Ульф не сразу осознал услышанное. Вскинул на Арселию изумленный и слегка растерянный взгляд, думая, что ошибся. А она вспыхнула, опустила голову и уверенно кивнула несколько раз. Взяла его ладонь, прижала к своему животу.

— Я жду дитя.

— Ари… — голос его упал до шепота.

Он не знал, что нужно говорить в подобных случаях, и не был уверен, что когда-либо будет знать. Как описать удивление? Щемящую радость, каплю страха, бесконечное волнение, трепет, благодарность и нежность, затопившие душу. Как уместить в жалкие и безвкусные слова то, что вся жизнь теперь станет другой?

— Наш ребенок не должен родиться вне закона, — наконец произнес он.

— Даже не спросишь, что я об этом думаю? — она шутливо нахмурила брови.

— Нет. Прости, я не настолько безумен, чтобы дать тебе шанс отказаться.

— Ты невыносим! — она хотела вырваться, но вовремя вспомнила о его ране, и не стала, наоборот, прильнула, удобно положив голову на его плечо. — Кстати, ты все еще регент империи, пока новый малый совет не решит иначе. За этими стенами тебя ждут непростые решения и очередная борьба. Как думаешь, оставят нас в покое после всего?

— Знаешь, Ари, в конце концов, они все просто люди. Им тоже хочется жить, не дрожа в ожидании войн, не оглядываясь через плечо при каждом шорохе, не опасаясь неосторожно оброненного слова. В одном Анвар был прав: надо давать людям то, что им действительно нужно. И, если говорить о целой империи, то прежде всего это уверенность, спокойствие, право жить собственной жизнью и возможность стать чуточку счастливее.

— А мы сможем?

— Я не знаю. Но попробовать, безусловно, стоит.

Казнь Анвара состоялась на исходе луны.

Аристократ, чудом переживший выброс силы, оказался лишен магии почти полностью. Ему не хватило навыков, чтобы сдержать собственную энергию, и, уходя во вновь начертанное плетение, Стихии забрали все, до чего смогли дотянуться.

Жалкие крохи, последние искры дара, что еще тлел в крови Анвара, оказались навсегда запечатаны по воле Илияса, и на эшафот преступник взошел, как самый обычный человек.

Судьбу аристократа решал большой совет империи, собирали который редко и только в исключительных случаях. Впрочем, к тому моменту, когда в столицу приехали правители дальних уделов, хранители границ и главы знатных родов, новости о покушении и событиях на развалинах храма облетели даже самые отдаленные деревеньки и селения.

Разумеется, доводы регента убедили не всех. Одним было выгодно не слушать, другим — по-настоящему сложно поверить в истинность произошедшего. Тем не менее, рассказ Илияса заставил приумолкнуть даже тех, кто колебался, нельзя ли воспользоваться ситуацией в своих интересах. К тому же, на сторону Ульфа встали аристократы Дармсуда, в полной мере ощутившие буйство магии.

Преступлений, в которых обвинили Анвара, хватило бы на десяток смертей. Но тех, кто мог бы доказать его вину и объяснить от начала и до конца, что же произошло на самом деле, осталось не так уж много.

Лорд Зафир не пережил ночь сражения. Определить наверняка, магический всплеск был ли тому причиной или отцовское горе оказалось слишком тяжелым для старческого сердца, не смог даже Шейба бен Хайри.

Ни Джалил, ни Зинат от своих слов отказываться не стали. В преддверии суда старший евнух окончательно измучился неизвестностью и, казалось, был даже рад тому, что томительное ожидание окончилось. Зинат прилюдно подтвердила его слова, а также рассказала все, что знала о смерти Виддаха. На суд явился даже Йотунн, не побоявшись рискнуть только что полученным помилованием.

— Заслуженная кара рано или поздно настигает всех, — пояснил он. — Не сомневаюсь, однажды и мне придется отвечать за собственные ошибки. Потому не хочу, чтобы на моей совести лежало еще и преступное молчание.

Анвар не признал своей вины, до конца утверждая, что боролся за свержение рода Фаррит ради народа империи, уставшего от гнета безумцев и захватчиков, а не во имя славы или из желания получить венец.

Как и обещал Ульф, умирал Анвар долго.

Джалил окончил свои дни в одиночестве и безвестности, в глухой, всеми забытой деревушке на краю пустыни, где ему позволили жить под неусыпным надзором стражи местного гарнизона. Сказать по правде, старший евнух не ожидал подобной милости и не особо оценил ее. Лишение доходов, титулов и привилегий, а главное — знание, что позор навсегда покрыл его имя, стали худшими из возможных наказаний.

Зинат же приняла новость о ссылке со спокойствием и достоинством, удивившем многих. Она никогда не просила о снисхождении, не пыталась вернуться в столицу, и, говорят, нашла утешение в мирной жизни. Лишь однажды, спустя десяток лет, кто-то из торговцев на рынке упомянул, что встретил ее в одном из путешествий. Она, мол, приютила двух осиротевших ребят и теперь живет, зарабатывая шитьем и возделывая небольшой клочок земли. Впрочем, сколько в тех словах было правды, а сколько — выдумки, никто не знает.

***

Утром десятого дня после смерти Анвара, над Дармсудом прокатилось звонкое пение медных горнов. Тихо звякнули натянутые цепи, скрипнуло огромное колесо — и массивные створки главных ворот пришли в движение, пропуская в город процессию под сине-черными стягами.

Народ, еще слегка сонный и удивленный до крайности, высыпал на улицы, с интересом разглядывая новоприбывших и не веря собственным глазам. Стяги Недоре, вышитые серебром по тяжелому бархату, тускло отсвечивали на утреннем солнце. Копыта коней отбивали по брусчатке звонкий ритм. Всадники неспешно и величественно поднимались к дворцовому холму. А за их спинами по рядам зрителей катился негромкий, но хорошо различимый шепот:

— Быть того не может!

— Он же погиб, разве нет?

— Я думал, его демоны сожрали или утащили в свой мир.

— Подавились, видать. Точно он, говорю вам!

— Это что получается, герцог вернулся? Чего только я не встречал, но такое — впервые.

— А чего удивляться? Он маг, не зря говорят, что Тьма пострашнее Стихий будет, да и древнее тоже.

— Ты только посмотри: с герцогиней рука об руку едут!

— А ну давай за ними, посмотрим.

— Тише ты, это же властители! И за непочтительность испепелят на месте.

Двое всадников во главе процессии, казалось, вовсе не слышат чужих разговоров и не замечают толпу, что собирается за их отрядом. Женщина с коротко остриженными светлыми волосами, нежно улыбнулась и протянула руку мужчине, а он ответил ей с той же едва уловимой теплотой.

На ступенях, ведущих к дворцовому комплексу, точнее, тому, что от него осталось, гостей уже ждали.

— Я когда-нибудь привыкну к тому, как неожиданно ты умеешь появляться? — Ульф обнял Хальварда, едва тот коснулся ногами земли.

— Не раньше, чем я — к твоему умению шагнуть за грань и все-таки вернуться с победой.

— Не без помощи в этот раз.

— Всегда нужен тот, кто протянет руку, что бы ни случилось, — герцог обернулся к Йорунн. — Казалось бы, прошло всего четыре луны?

— Целая жизнь, мой лорд. Целая жизнь.

Арселия ждала их под сводами галереи. Прекрасная и величественная, с гордо поднятой головой, спокойная и, казалось бы, уверенная в себе. Однако от Хальварда не укрылось, как императрица вздрогнула, едва его тень коснулась верхней ступени.

Предельно вежливое приветствие. Сдержанность и официальность: еще бы, на них сейчас смотрели сотни глаз.

— Милорд. Счастлива познакомиться с вами, хотя дороги судьбы подчас непредсказуемы и надежды на эту встречу, казалось бы, не остается.

— Сиятельная госпожа, — он склонился до предела выверено, так, что ни один наблюдатель не смог сказать наверняка, вежливость это, угроза или проявление почтительности к матери наследника трона. — Для меня честь быть здесь.