Чтоб в Вашей лавке дорог был и ситец, и сатин,
Чтоб Ваш товар все время шёл в богатых караванах!
Чтоб Ваши руки не болели, щедрый господин!
Чтоб поразила всех соседей зависти чума!
Чтоб обошли Вас мор, налоги, бедность, гнев пустынь!
Чтоб взор не раздражала роба ветхая моя!
Чтоб щедрый господин богат был дочерьми!
Немалый выкуп чтоб отдали Вам за каждую из них!
Не пожалела чтобы Ваша щедрость гнутого шахи
Бедняге, что бежит за Вашим паланкином на своих двоих…**
* Автор неизвестен, перевод с персидского Ирины Литвиновой.
** Поэма-подарок, написанная специально для "Регента" Ириной Литвиновой. Спасибо тебе, талантливый человек с чутким сердцем!
В сумке певца снова звякнуло. Полновесный золотой кругляш лег точно поверх горки меди и пары серебренников. Музыкант удивленно поднял голову, но не успел рассмотреть ничего, кроме потертой одежды и блеска сине-зеленых глаз.
— От души благодарю за песню, почтенный господин. За обе песни.
И неизвестный исчез также неожиданно, как и появился, мигом растворившись в шумном рыночном многообразии.
***
На очередного посетителя харчевни никто даже не обернулся, обеденные часы уже прошли, люди в зале спешили скорее закончить с едой и вернуться к делам. Мужчина подошел к стойке и выложил перед хозяином блестящую монету. Низкорослый пожилой южанин накрыл сияющий кружок ладонью, пряча его от лишнего внимания, и одними глазами указал на проход позади стойки. Незнакомец кивнул и тихо скользнул в узкий коридор с единственной дверцей в конце.
Его уже ждали, потому открыли, едва он успел постучать. В комнате обнаружилось двое: мужчина и женщина.
— Рад видеть тебя, Малкон, — Ульф скинул головной убор, открывая лицо, и сердечно обнял мужчину, а затем склонился перед золотоволосой женщиной. — Леди Мейрам, мое почтение. Благодарю, что нашли возможность встретиться со мной лично.
— Лорд регент, — женщина улыбнулась тепло и открыто. — Так странно произносить этот титул. Но вынуждена поправить вас: я более не леди, можете обращаться ко мне просто по имени.
— Для меня вы навсегда останетесь одной из самых знатных женщин империи, какое бы имя не избрали: южное бинт Латиф бен Шихаб ал-Хафс или северное Лэнгтон.
— Надеюсь, что до самой смерти останусь Лэнгтон.
Мейрам с нежностью приникла к плечу мужа. Она и в самом деле больше напоминала жительницу Недоре, нежели единокровную сестру Сабира: ясные светлые глаза, белая кожа, золотистые локоны, слишком тонкие для истинной южанки черты лица. Красоту ее не портила даже седая прядь, серебряной змейкой бегущая в заплетенных волосах от виска — память о встрече с демоном около двух лет назад. Тем самым, который в конечном итоге погубил и императора, и герцога Недоре.
– Оставим прошлое. Я бы с удовольствием забыла обо всем, что связывает меня с Золотым двором, но, увы, магия рода Фаррит подчиняется лишь себе самой и не желает выполнять чьи-то планы.
Малкон аккуратно сжал ее руку, не успокаивая, но словно напоминая: я рядом, что бы ни произошло. Ответом ему стал лучезарный взгляд. А Ульф невольно залюбовался ими.
Странная пара. На вид — обычные путешественники, возможно, торговцы средней руки. Оба в неброской одежде, уверены в себе, но скромны и полностью лишены надменности в речах и манерах. Они ничем не выделялись бы в каком-нибудь купеческом квартале или среди успешных членов любой ремесленной гильдии. Тем удивительнее становилась правда, которую знали, пожалуй, единицы.
Простой воин из Недоре, не имеющий ни состояния, ни титула, всю жизнь отдавший службе, солдат, выполняющий приказы, разведчик, страж и шпион, два года проживший в Дармсуде в роли наемника и ставший ушами и глазами герцога Хальварда в столице. И женщина, на чью руку не смели претендовать даже самые дерзкие аристократы, заложница в политических играх императора, с рождения одаренная огромной магией, дающей право на трон, и лишенная этой магии по чужой воле.
Они были словно из разных миров, да они даже встретиться не должны были, что уж говорить об общем будущем, но… Теперь они стояли рядом, дерзнув отринуть все традиции, став одним целым перед законом и людьми. Ульф помнил, каким непростым был их путь, знал, что они не единожды могли отступить, сдаться, погибнуть в конце концов, но продолжали цепляться за любую возможность выжить, верили друг в друга, разделенные временем и расстоянием. Мейрам не сломило даже то, что их сын, плод искреннего чувства и всепоглощающей страсти, но рожденный тайно, по воле Сабира был отдан в приемную семью и стал еще одной ниточкой, намертво привязавшей ее к трону.
— Садитесь, милорд, разговор будет долгим.
Мужчины с удобством разместились на диванчике у стены, Мейрам же присела напротив и разлила по чашкам ароматный травяной чай.
— А где малыш Саад? — поинтересовался Ульф. — Я думал, вы забрали сына с собой.
— Забрали, — кивнул Малкон. — Но вместе с его приемными родителями. Они недалеко отсюда, в приличной гостинице, продолжают играть роль счастливого семейства.
Ульф удивленно вскинул бровь.
— Они хорошие люди, — пояснила Мейрам. — И искренне привязались к ребенку. Если смотреть беспристрастно, самыми близкими родственниками для Саада полтора года были именно они. Разлучить их — жестокость. Раньше я бы и не задумалась, но теперь понимаю, что сердце вырвать из груди легче, чем пережить подобное расставание.
— Впрочем, малыш им больше во внуки годится, — добавил Малкон. — Так что на нас с Мейрам они отчасти смотрят как на внезапно обретенных родственников.
— Они уже знают правду о вас и ребенке?
— Пришлось рассказать. Мы бы молчали, но магия рода Фаррит не оставила выбора, — Мейрам раздосадовано поджала губы. — У Саада пробудились все четыре Стихии. В таком юном возрасте и с такой силой, что это становится опасным для него и окружающих. Дитя не в состоянии управлять потоками, он и говорить-то еще не умеет, светлое небо! Да ему и двух лет нет!
— Вы потому и настаивали на встрече с Илиясом?
— Верно, — Мейрам и Малкон обменялись тревожными взглядами. — Боюсь, что я вынуждена просить его заблокировать силы Саада хотя бы частично.
Мейрам не смогла сдержаться, встала, прошлась по небольшой комнате, нервно заламывая руки. Голос ее звучал твердо, хотя нотки тоски сквозили в нем все сильнее.
— Я отлично понимаю, какими могут быть последствия. Мои силы заблокировали гораздо позже, мне было около семи или восьми лет, срок, достаточный для формирования энергетических каналов в полной мере. Я была еще ребенком, не осознавала, чего меня лишил отец, но если бы Сабир приказал снять блок, то я бы могла воспользоваться большей частью дара. Саад же, вполне возможно, так и не научится магии.
В глазах ее стояли слезы. Малкон встал, подошел и обнял ее, провел рукой по волосам, поцеловал нежно.
— Мы не знаем этого наверняка, возможно, верховный жрец найдет иные пути.
— Я надеюсь на это всем сердцем, — Мейрам уже взяла себя в руки, гордо расправила плечи. — Но и позволить сыну превратиться в угрозу Адилю я не могу. Не столько из уважения и любви к Арселии, сколько из страха за саму себя. У империи уже есть наследник, он должен быть единственным, иначе нас неизбежно втянут в очередную смуту.
— Боюсь, ваши слова оказались пророческими, — Ульф в задумчивости крутил в руках чашку. — Смута уже началась.
Малкон вскинулся.
— Неужели вы хотите сказать, что жизни юного императора кто-то угрожает? — лоб его прочертила глубокая складка.
— Адиля пытались убить позапрошлой ночью. Я поймал исполнителя, но истинный виновник ускользнул, оборвав жизнь единственного свидетеля. Мне нужна твоя помощь, Малкон. Особенно — твои связи со всем столичным дном: жуликами, ворами, наемными убийцами и всеми, кто готов продать свои услуги за увесистую монету.
