— Лейла бинт Махфуз во дворце? — изумлению Гайды не было предела. — Кто бы мог подумать, что это станет возможным?
— Почему тебя это так удивляет? — уточнила императрица. — Она знаменита, талантлива, за возможность пригласить ее в свой дом на торжество многие знатные семьи готовы платить немалые деньги.
— Но ведь она же кайанат, — Гайда даже запнулась, произнося последнее слово. — Это просто неприлично!
— Лучшая в империи, — кивнула Арселия. — Не ожидала, что ты тоже окажешься под влиянием сплетен. Лейла принадлежит искусству: музыка, танцы, стихосложение, беседа. Умение кайанат превратить простую встречу в поле битвы умов и талантов — вот истинный дар, достойный похвалы. Да, она вольна сама выбирать мужчин, и многим подобное кажется распущенностью, но мне видится в этом лишь проявление свободы воли. К тому же, не забывай, что долгие годы она является единственной спутницей верховного жреца.
— Ох, госпожа, — покачала головой Гайда. — Не мое это дело, но не навредите ли вы себе, заводя такие знакомства?
— Время расставит все по местам, — пожала плечами Арселия. — Но я благодарна Илиясу. Хочу показать, как высоко ценю и его самого, и его семью.
Несмотря на настороженное отношение Гайды к гостье, знакомство получилось приятным. Да, Лейла была острой на язык, с ее уст то и дело срывались колкие замечания о нравах и обычаях столицы, но при этом она удивительным образом воздерживалась от грубости или оскорбительной пошлости суждений.
Арселии нравилось наблюдать за кайанат. В ее манерах и движениях сквозила уверенность в себе, более свойственная мужчинам или жительницам севера, чем женщинам юга. Чувство собственного достоинства, переплетенное с вызывающей женственностью, превращали Лейлу в произведение искусства: идеальная смесь почтительности, соблазна и вызова, способная пробудить интерес и умудренного жизнью старца, и неоперившегося юнца.
После полудня в комнату заглянул Адиль и тут же с интересом уставился на незнакомку.
— Адиль, хочу познакомить тебя с госпожой Лейлой бинт Махфуз. Она мой личный гость, — повернулась Арселия к сыну.
Лейла тут же встала и опустила глаза, как полагалось по этикету. Адиль же, немного смущенный, но преисполненный любопытства, слегка поклонился в ответ.
— Сиятельный господин, для меня честь быть представленной вам.
— Госпожа Лейла — прославленная поэтесса и музыкант, — продолжила Арселия.
Адиль присел около мамы и тихонько спросил:
— Госпожа может спеть или рассказать что-то для нас?
— С удовольствием, — ответила Лейла, поймав вопросительный взгляд императрицы. — Что бы вы хотели послушать?
— Сказку! — личико ребенка осветилось предвкушением. — Волшебную!
— Ну что ж, — кайанат приняла из рук служанки изящный уд и легонько коснулась струн, проверяя звучание. — Тогда я поведаю вам историю, что однажды рассказал на базаре один богатый купец. Он уверял, что услышал ее от старого кочевника в пустыне, тот — от своего отца, а отец — от деда. И клялся, что каждое слово в этой песне — чистейшая правда.
Лейла взяла несколько звучных аккордов, а потом мелодия полилась перебором, красиво оттеняя бархатистый голос рассказчицы:
В то время, что прадеды помнят едва ли,
Верблюды свободно по небу летали.
И крылья их были сильны и могучи,
Верблюдов вздымали за синие тучи.
Под ноги стелились просторы без края,
А звезды смеялись, верблюдов встречая.
И с птицами ровней в полях поднебесных
Парили, забыв о земли полях тесных.
Не ведали звери забот и печалей,
Но жадные люди о диве узнали.
И люди решили: «Заманим, пленим,
Мы гордых животных навек покорим».
И тут же, не мешкая, взялись за дело,
И сотня арканов в то утро взлетела,
Отрезала к небу единственный путь,
Связала: не выдохнуть и не вдохнуть.
Что дальше случилось, нетрудно представить:
Никто подчиниться не смог их заставить.
Ведь гордость веревкою разве смиришь?
На пленнике небо ты не покоришь.
«Не станем по небу носить мы людей!
Мы крылья в горбы превратили б скорей!»
Года пролетели, луна поменялась
И память о прошлом все больше стиралась
Никто не парил над вершинами гор,
И больше не вел о былом разговор.
О том, что когда-то крылатыми были,
Забыли верблюды, и люди забыли. *
(* Маленькая шалость по мотивам детского стихотворения Андрея Усачева “Верблюды”. Очень уж недетской показалась мне суть этого стихотворения).
Мелодия стихла, и Адиль радостно захлопал в ладошки.
— Ух ты! Я не знал, что так было!
— Кто знает, мой господин? Может и было, а может, и выдумали, — отозвалась Лейла, перебирая струны.
— Я хочу еще!
В этот момент в коридоре послышался топот и шум. Кто-то испуганно вскрикнул, раздался горестный женский плач, однако звук тотчас оборвался, а у Арселии неизвестно почему заныло в груди.
— Узнайте, что там случилось, — приказала она служанкам, но стук в дверь раздался прежде, чем она успела договорить.
— Сиятельный господин, моя госпожа, — на пороге застыл один из гвардейцев. — Есть новости, однако… — глаза его бегали, руки чуть тряслись. Он красноречиво покосился на ребенка.
— Гайда, проводи, пожалуйста, Адиля в комнату, ему уже пора отдыхать.
— Мама, а как же еще одна сказка? — расстроился ребенок.
— Чуть позже, родной. Уверена, госпожа Лейла теперь будет у нас частым гостем. Ведь так?
Арселия почувствовала, как мир зашатался и поплыл, резко теряя очертания.
— Что вы сказали? — слабо повторила она.
— Увы, госпожа, это правда. Верховный жрец Илияс найден мертвым. Яд. Мне очень жаль, но сделать ничего не успели, слишком поздно.
Арселия обернулась, поймав взгляд Лейлы, и чуть не отшатнулась. Наверное, так выглядит абсолютная пустота, бездна, не имеющая дна, человеческая оболочка, лишенная души и огня.
Императрица хотела сказать что-то, но не подобрала слов. Из глаз покатились слезы, губы задрожали, и Арселия без сил опустилась на подушки, пряча лицо в ладонях.
— Я хочу увидеть тело, — голос Лейлы показался неживым, скрипучим и глухим, словно ей в горло попал песок.
— Не знаю, пустят ли вас, но провожу, — ответил гвардеец.
— Постойте, я с вами, — Арселия торопливо вытерла щеки и поспешила к выходу.
Дальнейшее смешалось для нее в серую мутную круговерть чужих голосов и лиц. В углу тихонько плакала служанка, нашедшая тело, суетилась стража. Объяснения бен Хайри с трудом пробивались сквозь поток собственных мыслей. В комнату к жрецу из всех женщин допустили лишь Лейлу. Выйдя оттуда, она прислонилась к стене и застыла безмолвным изваянием.
А Арселия так и не смогла осознать, что Илияса больше нет.
Когда в комнате появился Ульф в сопровождении Зафира вар Ияда, она не заметила, обернулась лишь, почувствовав руку регента на плече.
— Сиятельная госпожа, прошу вас, идите к себе.
Лейла же вздрогнула и резко подняла голову, на миг замерла, а потом бросилась вперед. Ярость и горе исказили ее черты, сделав почти неузнаваемой.
— Это вы! Вы во всем виноваты! — крикнула она, толкнув Ульфа в грудь изо всех сил. — Илияс знал, чувствовал, что этим и закончится! Понимал, что вы не защитите его, пожертвуете, как разменной монетой, если так будет выгоднее для империи. Ненавижу вас!
Она замахнулась, чтобы отвесить Ульфу пощечину, но ударить не успела: он перехватил руку, удерживая Лейлу на безопасном расстоянии. В комнате воцарилось молчание, Зафир вар Ияд мрачно скомандовал страже:
