– Как агент? А мне говорили, что вы подозреваемый.
– Мы вас проверяли, херра Макку. Так вот, я дознаю это преступление, и мне надобно кое-что у вас уточнить. Расскажите, пожалуйста, подробно, как было совершено это мошенничество.
– Господи! Да я уже, наверное, раз десять рассказывал.
– Понимаю вас, но и вы меня поймите – я не по собственной охоте сюда приехал. Служба-с.
– Ну хорошо. С чего начинать?
– С самого начала.
– Я пришел на станцию без четверти девять вечера. Вообще-то мы заканчиваем в шесть, но херра Грунс попросил…
– Грунс, это владелец товара?
– Да, у него большой магазин в Усть-Нарве.
– А чем была вызвана его просьба?
– Видите ли, он буквально за несколько часов до визита ко мне получил телеграмму о прибытии груза. Первые сутки вагон стоит на станции бесплатно, за каждый последующий день получателю приходится платить. Бесплатные сутки истекали в двенадцать ночи, вот господин Грунс и торопился. Он ко мне домой пришел, чтобы попросить вернуться на службу.
– Понятно. Извините, что перебил, рассказывайте, рассказывайте.
– Я пришел на станцию без пятнадцати девять, а грузовик подкатил только в половине одиннадцатого. Я проверил у экспедитора накладную и доверенность, мы вместе сорвали пломбу с вагона, и мои ребята стали таскать тюки с товаром в машину. Управились аккурат к полуночи, после чего автомобиль уехал. Все.
– Я так понимаю, экспедитора вы смогли хорошенько рассмотреть. А водителя видели?
– Мельком, я на него не обращал внимания, да и из машины он не выходил.
– И как он выглядел?
– Да мужик мужиком. В какой-то рваной поддевке, с огромной черной бородой, я еще удивился его внешнему виду. Шоферы все как один – такие франты.
– Понятно. Ну а теперь опишите мне экспедитора.
– Это мужчина лет сорока пяти, светло-русый, голубоглазый, такой, знаете ли, ничем не примечательный, с незапоминающейся внешностью.
– На меня не похож?
– Нисколечко. Вас с кем-нибудь спутать тяжело – не часто встретишь молодого еще человека с полностью седой головой.
– Что ж, спасибо, вы нам очень помогли. И последний вопрос: вы же наверняка обсуждали произошедшее с грузчиками, они что говорят, не узнали ли кого?
– Да они меньше меня видели – когда делом занят, некогда по сторонам смотреть.
Осип Григорьевич простился, вышел, сел в автомобиль, запустил двигатель, тронулся было, потом остановился, выскочил из машины и бегом направился в контору – у него появился еще один вопрос.
Глава 5
Михельсон внимательно выслушал Тараканова, достал из кармана пиджака пачку папирос и угостил водителя.
– А почему вы к Перисильду не пошли? Дознанием по этому делу он занимается.
– Не нравится мне херра Арвид, потому и не пошел.
– А я, стало быть, нравлюсь, – усмехнулся сыскной чиновник.
– Вы меня по ушам не били, – ответил Тараканов.
– Да, любит Перисильд руки распускать. Мозгов мало, вот кулаками и работает. Ну хорошо, с ним понятно, а начальнику почему не доложили?
– Да это же все равно, что Перисильду. Начальник мои соображения ему бы пересказал, тот бы и начал руки чесать. И еще неизвестно, как бы для меня это все обернулось.
– Логично. Что вы предлагаете делать?
– Никаких доказательств, кроме моих умозаключений, у нас нет, значит, их надо поискать.
– Это я понимаю. А поконкретнее?
– Меня смущает борода. Фальшивую бороду в мелочной лавке не купишь.
– Вот-с, правильно! Схожу-ка я в театр.
Тараканов хотел возразить, но не успел – в кабинет вошел Цейзиг.
– Зачем это вы в театр собрались?
– Как зачем? – Михельсон нимало не смутился. – Пьесу посмотреть.
– А какая там нынче пьеса идет?
– Не знаю. Я потому туда и собрался, что совсем оглох здесь за работой, совсем за культурной жизнью не слежу.
– Театр, конечно, дело хорошее, но сегодня нам туда не попасть. Вот постановление об обыске, поехали в Кадастик, я чувствую, мы и без театра там спектакль посмотрим.
Квартира малолетней проститутки поразила Тараканова своей ухоженностью и чистотой. Она помещалась во вросшем в землю первом этаже старого деревянного дома и состояла всего из двух комнат и кухоньки. Главы семьи дома не было, и дверь полицейским открыла опрятная дама лет шестидесяти пяти – бабушка Эмилии. Она внимательно прочитала постановление, расписалась там, где ей указали, и, пожав плечами, сказала:
– Обыскивайте.
Провозились с час, перевернули все вверх дном, но ничего не нашли – ни похищенного у Кербаума имущества, ни следов крови.
– Михельсон, составляйте протокол, – разочарованно сказал Цейзиг.
– Когда внучку отпустите? – спросила бабушка.
– А прям сейчас и отпустим, прова Родберг. Вот вернемся в присутствие, все документы оформим и отпустим, через пару часов дома будет.
– Вот, держите, – бабушка протянула Цейзигу двадцатипятимарочную купюру, – пусть извозчика возьмет.
Начальник КриПо отстранил руку с деньгами:
– Не надо, ее домой на нашем авто доставят.
В это время Михельсон задумчиво пошевелил носком сапога груду сложенных у кухонной плиты поленьев.
– А что-то, милостивая государыня, я у вас топора не приметил? Чем дровишки рубите?
Бабушка побледнела и опустила голову.
– Где топор, прова Родберг? – строго спросил Цейзиг.
– Я не знаю, куда-то делся, сама давеча искала. – По голосу отвечавшей сразу было понятно, что она врет.
– Видать, поторопились мы с протоколом. Надобно дальше искать. За работу, господа!
Осип Григорьевич вышел на улицу и закурил. Во дворе пышная блондинка лет тридцати вешала белье.
– Добрый день, мадам! – поздоровался Тараканов по-русски, безошибочно определив в даме соплеменницу. – Бог в помощь!
– Мерси вам, конечно, – улыбнулась блондинка, – только вместо того, чтобы Господа поминать всуе, лучше бы помогли одинокой женщине.
– С удовольствием! – Шофер КриПо отшвырнул едва начатую папиросу, подошел к даме и взял из ее рук корзину с бельем.
– Давно здесь жить изволите? – спросил Осип Григорьевич.
– А всю свою жизнь. Замужем только пять лет побыла в Ивангороде и опять сюда вернулась с ребятишками. А вы у нас какими судьбами?
– Да я по делу приехал, к мадам Родберг.
Блондинка внимательно его оглядела:
– А вы, часом, не из полиции?
– А как вы узнали?
– Догадалась. Вид у вас не пролетарский, да и авто у ворот я приметила.
– Из полиции.
– А по какому поводу, если не секрет?
– Я не знаю, я шофер, мое дело возить начальство, куда прикажут.
– Может, и меня когда-нибудь прокатите?
– Почему же нет, могу и прокатить.
Помолчали.
– Дом-то, смотрю, старый у вас совсем, небось зимой холодно?
– Ой, не говорите, из всех щелей дует, дров уходит – прорва. А дрова-то нынче, сами знаете, сколько стоят!
– Так их надо об эту пору покупать, нынче они дешевле.
– Покупаем, покупаем, да не укупимся.
– А где же вы их храните? Дровяников во дворе-то нет.
– Так у нас, у всех жителей, сараи через дорогу, вон, под горкой, видите? У каждой квартиры свой. Мы летом там и ночуем, когда жарко, там прохладно, хорошо! Хотите, я вам покажу?
– А что, и у Родбергов сараюшка есть?
– А чем они хуже других, есть, конечно, вон, третья слева. Так пойдем смотреть?
– Пойдем, только не сейчас, сейчас я не могу, – сказал Осип Григорьевич и бросился в дом.
– Все вы только разговоры разговаривать горазды, а как до дела дойдет – бегом бежите, – проворчала женщина ему вслед, вздохнула и продолжила прерванное занятие.
Кровь нашли почти сразу – Цейзиг уже при входе обратил внимание, что один из углов сарая чистоплотной Родберг завален мусором. Когда сор разгребли, увидели лужицу запекшейся крови. Михельсон встал на колени достал лупу. Осип Григорьевич посветил ему своим немецким электрическим фонариком.