На протяжении всей этой тирады Чурин сидел с застывшей над счетами рукой, а когда Тараканов закончил, поднялся с кресла.

— Я, собственно говоря, не сомневаюсь. Но только вот ума не приложу, я здесь при чем?

— Следы ведут к вам.

— Ко мне?!

— Дело в том, что один из нападавших щеголял в вашей шубе.

— В моей?!

— В шубе, изготовленной вашей мастерской.

— Господи! Ну нельзя же так пугать. — Чурин плюхнулся на кресло. — Молодой человек, я, слава богу, на дела свои не жалуюсь, в моих мехах много народу ходит.

— Стало быть, вы не намерены укрывать государственного преступника?

— Избави бог!

— Замечательно. Я привез с собой шубу. Мне надобно знать, кому вы ее продали.

— Позвольте взглянуть.

Полицейский надзиратель развязал узел и разложил шубу прямо на полу.

Чурин подошел к ней и первым делом посмотрел на этикетку у ворота.

— Да-с, товар мой. Сделан в этом сезоне. Мы такие бирки только в сентябре закупили. Понимаете, молодой человек, мы не весь товар на заказ шьем, некоторые шубы продаем готовыми. Поэтому если ее из магазина купили, то сказать, кто покупал, я не смогу. А вот если мастер на заказ делал, тогда поищем.

— Мастера в этом помещении у вас работают?

— Да, в подвале.

— Так давайте им шубу и покажем.

— Прошу вас.

Хозяин и гость спустились в торговую залу, через неприметную дверь прошли на черную лестницу, по которой спустились в полуподвал. В плохо освещаемом помещении трудилось человек пять мастеров и двое мальчишек.

— Эй, молодцы! — хозяину пришлось напрячь голос, чтобы перекричать шум швейных машинок. В помещении сразу стало тихо.

Чурин отобрал у Тараканова шубу, расстелил ее на ближайшем верстаке и сказал:

— Подойдите-ка все сюда и скажите, кто эту шубу строил?

Мастера сгрудились у верстака.

— Я делал, хозяин, — сказал небольшого росточка портной, через шею которого был перекинут тряпичный сантиметр.

— Давно?

— Осенью еще. В октябре.

— А кому?

— Барин важный. Один раз я с него мерку снимал и два раза шубу примеривал, так он мне каждый раз по полтинничку давал. А как шуба была готова, он мне трешницу в награду прислал.

— А с кем прислал? — спросил Тараканов.

— С кем? Дык с Мишкой. Он шубу в адрес носил, а оттуда счет оплаченный принес и мне зеленую. А от меня за это двугривенный на пряники получил.

Тараканов повернулся к хозяину.

— Где этот Мишка?

— Так он вас ко мне и провожал, когда вы изволили прийти. Давайте вернемся в мой кабинет, я записи посмотрю.

— Одну минутку. Скажите, — Тараканов вновь обратился к меховых дел мастеру, — а как заказчик выглядел?

— Рост метр семьдесят пять сантиметров, плотный, лицом красив, бородка клином, волосы каштановые, хорошие, густые.

— Метр семьдесят пять сантиметров — это сколько?

— Примерно два аршина семь вершков.

По дороге в кабинет Чурин прихватил Мишку.

В кабинете мехоторговец стал рыться в своих записях, а Тараканов обратился к мальчишке:

— Скажи-ка, братец, куда ты эту шубу носил?

Паренек внимательно осмотрел шубу.

— А тут недалече, на Знаменку. Барин дюже хороший, и барыня у него хорошая. Барин мне гривенник дал, а барыня — вот такое яблоко. — Мишка двумя руками изобразил огромный шар.

— Малый Знаменский, дом 6, — сказал Чурин, глядя в свои записи. — Зундштрем Андрей Карлович.

— Во втором этаже, дверь направо, — добавил Мишка.

4

Первой мыслью было — броситься на Знаменку, Тараканов даже извозчика стал звать, но потом отдумал. Приедет он к нужному дому, позвонит в квартиру. Откроет ему этот самый Зундштрем — Тарасов — «товарищ Андрей», а дальше что? Вдруг он с порога палить начнет, как на почте? Или сходка у него других товарищей? Затащат в квартиру, допросят с пристрастием и порешат. А умирать не хочется. Надобно подмогу искать. Вот только кого позвать на помощь? Нет у него тут знакомых. Впрочем… Надзиратель Поликарпов, из охраны! Надо с ним поговорить, авось не откажется помочь.

Вот только узел этот! Во-первых, мешает, а во-вторых, в охранное с шубой не поедешь. Прежде чем за помощью обращаться, надо было шубу в Каширу отправить.

Москву Тараканов знал плохо — бывал в Первопрестольной раз пять, не более, и все время в центральной части. Боясь заплутать и даже примерно не представляя расстояний, он кликнул извозчика:

— На Мясницкую, а потом на Большой Гнездниковский.

— Три двугривенных положите?

— А за полтинник?

— Эх, мил человек, только для тебя, поехали.

Отправив посылку с шубой в Каширу с Главного почтамта, Тараканов поехал в Охранное отделение. Он показал дежурному надзирателю свою карточку и спросил, где ему можно увидеть Поликарпова. На его счастье, тот был на месте.

— А, туляк! Здравия желаю, — сказал Поликарпов, протягивая Тараканову руку. — Чем обязан?

— Здравствуйте. Мне бы приватно с вами побеседовать.

— Приватно? Ну пойдем в агентскую, там сейчас нет никого.

В большой, саженей шесть квадратных, комнате действительно никого не было.

— Ну, рассказывайте. Хотя давайте сначала познакомимся, в прошлую нашу встречу мы так друг другу по-человечески и не представились. Меня звать Вениамин Васильевич, а вас?

— Осип. Осип Григорьевич.

— Замечательно. А вот теперь слушаю.

— Вениамин Васильевич, вам известно, что один из напавших на нашу почту не разыскан?

— Да. Я же его установлением и занимался, вместе с вашими жандармами.

— По добытым нами сведениям, сбежавший не только организатор всего налета, но и непосредственный убийца стражника. Мне удалось узнать его предположительное местожительство в Москве. А один я его задержать не смогу.

— Да, зверь, по всей видимости, крупный. То, что горячку пороть не стали и к нам пришли — за это хвалю. А откуда, позвольте спросить, вам стал адрес известен?

Тараканов замялся.

— Я не ради праздного любопытства спрашиваю, мне хочется узнать, надежен ли источник ваших сведений?

— Вполне надежен.

— Понимаю. Агент сообщил. За то, что про агента молчите, тоже хвалю. Я вам помогу. Какой адрес?

Тараканов назвал.

— Тэк-с. Это у нас первый участок Тверской части, земля Власова. Это очень хорошо. С Власовым мы приятельствуем. Пойдем к нему.

— Я могу извозчика.

— Не надо, тут близко.

В участке Тараканов и Поликарпов пробыли недолго. Власов, внимательно выслушав коллегу, первым делом сходил к заведующему паспортной частью и от него узнал, что саратовский потомственный почетный гражданин Зундштрем выписан еще 21 декабря. В листке убытия значилась Финляндия. Вместе с ним в квартире были прописаны три дамы: две крестьянки — псковская Матрена Митрофанова Сафронова, двадцати четырех лет, ярославская Мария Иванова Бубнова, тридцати восьми лет, и петербургская мещанка Степанида Никифорова, сорока одного года. Все дамы тоже значились убывшими в Гельсингфорс.

Потом втроем поехали на Малый Знаменский. Старший дворник дома № 6 рассказал, что Зундштрем проживал в квартире вдвоем с невенчаной женой, лет на двадцать его моложе, держал кухарку и горничную. Поселились они с год назад, хозяин назвался инженером. Супруги жили тихо, никого не принимали, но сами вечерами часто уезжали из дома, приезжали поздно и навеселе, видно, любили покутить. Квартиросъемщиком инженер был великолепным, не сквалыжничал, за носку дров давал по три рубля в месяц. Иногда он на несколько дней пропадал, уезжал в командировки. А когда из последней вернулся, велел его срочно выписать.

— Это надоть, перед самым Рождеством уехал! Я думал, мне красненькая от него на праздник очистится, а он уехал! — причитал дворник. — Сказал, дела срочные у него объявились, и дня ждать не стал.

— А обстановка?

— Всю продал управляющему. За копейки. Там мебель — как у генералов, а он за все про все три сотни получил. Наш управляющий от такой сделки весь светился. Через три дня новые жильцы заселились, так он им эту обстановку за полторы тысячи всучил, и те рады были, потому она дороже стоит.