Глава 3
Всеволод Родин прогуливался перед шеренгой плененных каннибалов, заложив руки за спину, с видом торжествующего генерала. Пока Георгий занимался перевязкой раненого Пабло, остальные путешественники с жалостью и отвращением глядели на поверженных врагов. Уродливые, одичалые, с непропорционально длинными руками, они походили скорее на пойманных животных. Большакова со свойственным ей научным азартом пыталась вытянуть у мычащих и рычащих пленников побольше информации про быт и религию людоедского племени.
– Почему человечина? – допытывалась она у одного из индейцев, чья речь была более внятной. – Это же глупо! Местные леса кишат разнообразной дичью. Если вам нравится именно этот вкус, то сырое мясо броненосца, к примеру, ничуть не хуже, чем человеческое. Я думаю, – поправилась она.
Индеец, сидящий по-турецки на земле со связанными руками, презрительно сплюнул:
– Мясо броненосца – все равно что помет тапира. В нем нет силы. В мясе человека есть сила. В мясе великого воина, – людоед покосился на Георгия, увлеченного перевязкой, – очень много силы. А в печени великого воина – секрет его храбрости, а в сердце великого воина – секрет его любви. А ты, старая ведунья, можешь есть броненосцев, жаб и кузнечиков. – Индеец еще раз смачно сплюнул на землю в знак окончания разговора.
Большакова явно опешила от такого дерзкого ответа, но ей на помощь неожиданно пришел Всеволод.
– Глупые люди! Вы надеетесь получить силу и любовь, поедая тухлое мясо! – Его громоподобный бас и титанические, по индейским меркам, габариты заставили людоедов притихнуть и уважительно прислушаться. – Наверное, вы из секты скопцов, если не знаете, откуда мужчина должен черпать храбрость, силу и любовь. Неужели вы не знаете, что, когда воин предается любви с женщиной, он отдает свою энергию, чтобы получить взамен в два раза больше. А жрать тухлую человечину по сравнению с этим – все равно что жевать помет тапира или даже тукана.
Каннибалы обиженно потупились, стараясь не смотреть никому в глаза. Самый смелый из них с вызовом посмотрел на Всеволода и злобно процедил:
– Что ты прикажешь нам делать, волосатый великан? В нашем племени мало женщин, и они настолько уродливы, что нам противно их любить. Наверное, лучше совокупиться со старой черепахой, чем с нашей женщиной. – В конце фразы индеец традиционно плюнул на землю. – Единственное соседнее племя – это племя лесных воительниц, они прекрасны, но считают нас отвратительными, поэтому мы и воюем с ними. Мы хотели брать их в плен, чтобы делать с ними любовь, но они очень гордые и всегда убивают себя прежде, чем мы успеваем добраться до них. Мы делаем любовь с ними мертвыми, это очень приятно, но дети от этого не рождаются, – последовал еще один плевок.
Всеволод расхохотался, задрав голову и выставив косматую бороду вперед:
– Да вы, братцы, видать, слепые, как кроты. Вы ничего странного в этих амазонках не видите?
Индейцы недоуменно вылупились на северного великана.
– Енька, – Всеволод обратился к брату, – ты в этих девках голых ничего не заметил странного?
Георгий подошел к пленникам.
– Да вроде нет, а что? – нахмурился он.
– Да то, что эти вертихвостки целыми днями охотятся, или спят, или песни поют. А при этом везде прибрано, еды всегда куча всякой-разной затейливой, оружие в порядке, почищено, заточено. А ты руки их видел? Да ни одна из них никогда и морской свинки себе не изжарила.
– Я думал, они сами все делают. Да, и вправду странно все это, только не пойму, к чему ты клонишь, – развел руками Родин.
– К тому, Енька, что смотришь ты всегда только вперед и вверх, а назад и вниз посмотреть брезгуешь. А оно полезно было бы тебе иногда. Ты бы тогда увидал не только стройных красавиц благородной крови, но и несчастных грязных полукровок, что им прислуживают. Видать, не каждой повезло совокупиться с белым богом, кому-то пришлось довольствоваться обычными людьми.
Все смотрели на Всеволода, разинув рты.
– Хотите на них посмотреть? Вы бы и раньше их увидели, если бы носы так высоко не задирали.
Великан направился к ближайшему оврагу, с треском ломая кусты, как матерый лось. Вся компания последовала за ним. На краю оврага Всеволод остановился. Внизу тихо сновали какие-то тени. Богатырь засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.
– Эй, бабоньки! Кончай работу! Ну-ка, покажитесь нам!
Из-за кустов робко показались индианки. Низкорослые, коротконогие, с уродливыми лицами, они совсем не походили на гордых воительниц, которым прислуживали. Женщины несли хворост и корзины с фруктами. Выглядели они смущенными и испуганными. Похоже, многие из них первый раз видели мужчин.
Если участники экспедиции смотрели на несчастных созданий с брезгливой жалостью, то людоеды, напротив, пришли в восторг и возбуждение. Они с интересом глазели на немытых прислужниц, улыбаясь и делая приветственные жесты. Женщины в ответ не знали, куда деваться от смущения.
– Вот, вот возможность прекратить войну и дать начало новому большому племени, – гордый за свое открытие, вещал Всеволод. – Отменить гадкий ритуал людоедства и жить не смертью, а любовью, – размахивал он громадными руками.
Одна из индианок от испуга уронила корзину с фруктами, и спелые плоды покатились по земле. Внезапно молодой воин из племени каннибалов вышел вперед, с некоторой робостью поднял с земли румяное манго и, широко улыбаясь, протянул его девушке. Та несколько секунд преодолевала робость, но потом улыбнулась в ответ и взяла спелый фрукт. На мгновение их руки соприкоснулись, и густая краска залила лица обоих. Вслед за ними и другие мужчины и женщины направились друг к другу.
В этот момент с деревьев раздался ликующий крик амазонок:
– Слава Золотому сердцу! Золотое сердце вернуло любовь в наши земли! Да будет великий пир!
Приготовления к торжеству, знаменующему воссоединение двух враждовавших племен, начались незамедлительно.
Большеголовые, длиннорукие людоеды помогали своим новообретенным избранницам доставлять дрова и корзины с фруктами в дом на дереве и свежевали дичь на нижних этажах. Дичи же было в избытке; с помощью петель, сделанных из лиан, наверх поднимали бесконечное количество тушек свиней-пекари, гигантских грызунов-капибар до трех пудов весом, жирных тапиров и без счету всякой птицы. Основные же заботы об угощении на несколько сотен ртов легли на узкие коричневые плечи прислужниц племени амазонок. Трудолюбивые индианки от мала до велика всю ночь запекали, фаршировали, пекли лепешки из маниоки, перетирали орехи кастанейро и коренья в ароматную пасту, заворачивали тамалес в нежнейшие молодые листья, коптили рыбу и тушили грибы. Дом на дереве напоминал работающий завод, отсвечивающий в ночи красными сполохами и дымящий ароматными запахами. Время от времени то тут, то там мелькали невысокие тени и слышался смех. Тесное общение явно нравилось обеим сторонам.
На следующий день был устроен грандиозный праздник. Фруктовая брага и кукурузное пиво лились рекой. Одних только морских свинок-койи было съедено больше, чем волос на голове у взрослого мужчины.
Нижние этажи дома на дереве превратились в зал для великого пиршества. Временно сооруженные столы были завалены жареным мясом, фаршированными лепешками вперемешку с красными плодами пальмы бурити и гроздьями ягод асаи, напоминавшими виноград. Воины племени каннибалов, те, которые не напились вусмерть браги и не страдали животами, объевшись непривычной пищи, тискали своих коротконогих подруг и совместно с ними предавались пляскам и пению. Амазонки сидели на возвышении, куда был допущен только сияющий, как медный пятак, отец Лоренцо, и держались обособленно и слегка надменно. Но в разгар праздника и они не удержались от общего веселья.
Но настоящим королем пира был Всеволод Родин. Ему соорудили отдельное ложе под стать его габаритам и потчевали только самыми изысканными яствами и напитками. Индианки вплели в бороду северного великана, подарившего им любовь, множество тропических цветов и украсили голову пышным венком. Всеволод, изображая теперь индейского Диониса с тыквенной чашей фруктового самогона в могучей руке, находился в состоянии весьма благодушном.