– Я с тобой пойду!

– Нет, Ильич, нечего тебе попусту рисковать. И обратно я к тебе не вернусь, с матерью повидаюсь – и домой. Надоедать мне стало в Совдепии. Спасибо тебе огромное за приют и ласку, давай обнимемся на прощанье, да я и пойду.

На станции «Коломенское» в последний вагон пригородного поезда «Кашира – Москва» зашел старик-узбек в ватном халате и, опираясь на посох, пошел по проходу. По случаю праздничного дня и хорошей погоды народу в вагонах было много – жители подмосковных городов и поселков спешили потратить в Первопрестольной свои честно или нечестно заработанные деньги. На узбека пялились, некоторые, уже начавшие отмечать праздник пассажиры пытались завязать разговор. «Заблудился, дед?», «Почем халат, князь?», «Твоя моя понимай?», – неслось из разных концов вагона. Узбек улыбался, кланялся во все стороны и, не отвечая, продолжал переходить из вагона в вагон – видимо, действительно плохо понимал по-русски.

Наконец он достиг головы состава и встал у самого выхода. Пятнадцать минут, которые поезд добирался от Коломенского до Москвы, к этому времени уже истекли, и за окнами вагона показался дебаркадер Саратовского вокзала. Узбек вышел на платформу одним из первых, подошел к паровозу и стал внимательно смотреть на дышащую паром машину.

– Что, отец, интересно? – спросил у него остановившийся рядом паренек лет двадцати.

– Да, зверь машин, бежит шибко-шибко. Такой машин вся Россия меня вез, Москва привез, товарищ Калинин вот эта рука жать будет! – Узбек с гордостью продемонстрировал руку.

– Да ты, видать, на день Союза приехал?

– Да, день Союза, товарищ Калинин звал, рука жать, Кремль пойду.

– Тебя не проводить ли, знаешь, где Кремль?

– Не знаю, извозчик знает, я ему дам рубль, он везти будет, моя так Губком научил!

– Молодец твой Губком! Ну, удачи, батя! А товарищу Калинину передавай пролетарский привет от трудящихся Каширстроя!

– Передавай, передавай! – узбек улыбался.

Когда навязчивый пролетарий наконец удалился, Тараканов еще раз внимательно огляделся. Матери нигде видно не было. Зато в двадцати шагах от себя он увидел дымящего папироской Ивана Маслова…

Глава 7

Сотрудник по особым поручениям тульского ГПУ Станислав Адамович Буевич сидел у приставного столика и ел глазами начальство.

– Враги бросили нам вызов, Станислав. И мы должны им ответить. Ответить со всей пролетарской суровостью, так ответить, чтобы впредь неповадно было! – Голос начальника зазвенел, мягкий латышский акцент исчез совершенно. – Найти шпионов и покарать, беспощадно покарать – вот какая перед нами стоит задача. И если мы ее не выполним, то грош нам цена как чекистам. Не место нам тогда в органах.

Буевичу место терять совершенно не хотелось.

– Буду стараться, товарищ Матсон!

– Ты уж постарайся, пожалуйста. Все товарищи на тебя теперь смотрят, все на тебя надеются. Не подведи товарищей, Станислав!

– Костьми лягу, Герман Петрович, но найду гадов. Найду и вот этой рукой – к ногтю.

– Ну с этим торопиться не следует. Прежде чем в расход пустить, надо их поспрашивать, узнать, зачем они в Сосновку ездили, что в печке лежало, кто им помогал. А вот как все выясним, тогда можно и к ногтю.

– Кстати, по поводу печки. Сосновские говорят, что дом, где сейчас наш уполномоченный квартирует, до революции хозяину местного завода, некоему Костину, принадлежал. Богатым был человеком этот Костин. Может быть, это он чего-нибудь в печке спрятал?

– А что, мысль дельная, – задумчиво произнес Матсон. – Подготовь запрос в Москву, а я похлопочу, чтобы его побыстрее исполнили. Ну, иди, работай и о результатах докладывай немедленно!

Автомобиль нашли на следующий день мальчишки-грибники. Машина уже была объявлена в розыск и о находке тут же сообщили в Тулу. Матсон выделил машину и Буевич немедленно выехал на место. Розыскная собака привела гэпэушников к остаткам костра, метрах в двухстах от машины. Велев сотрудникам научно-технического подотдела искать пальчики, сотрудник по особым поручениям принялся копаться в пепелище. Он извлек оттуда кусок козырька и синего околыша, завернул их в газету и аккуратно положил в портфель.

Когда въехали в Тулу, сотоспор[86] приказал шоферу поворачивать на Коммунаров и остановиться у дома № 5 по этой улице. «Картузно-шляпная мастерская» была закрыта на большой висячий замок. Подергав его, Буевич приказал подчиненным искать управдома.

О своих успехах Станислав Адамович доложил Матсону, едва тот явился на службу:

– Я как кусок околыша увидел, так сразу понял, чьей работы фуражка. Есть у нас такой мастер – Шницер, у него все ГПУ фуражки шьет, потому как мастер он отличный, да и материал в дело пускает хороший, околыши у него из довоенной ткани, бархатные. Дай, думаю, спрошу, не было ли у него недавно срочного заказа. Оказалось – был. Заказывал седой мужчина, лет пятидесяти. Готовую фуражку получил вчера, точнее, уже позавчера. Шницер, после того как заказ отдал, сразу свою богадельню закрыл и домой пошел – нездоровится ему, я его больного с постели поднял. Смекнул я, что коли мастерская все это время была закрыта, то на предметах, в ней находящихся, вполне могли сохраниться отпечатки пальцев нашего клиента. Привез я Шницера в мастерскую и стал спрашивать, что этот белобандит своими лапами трогал. Он и вспомнил: «Клиент, – говорит, – хотел увидеть, как фуражка сзади смотрится, я его спиной к большому зеркалу повернул, а в руки ручное зеркало дал». Потребовал я это зеркало, ребята над ним поколдовали и нашли очень хороший отпечаток пальца, Шницеру не принадлежащий. Помчался я в губрозыск, поднял заведующего регистрационным бюро, открыли мы картотеку, а там… – Буевич сделал театральную паузу, – есть там такие пальчики! Принадлежат они некому Тараканову, который содержался в губернской тюрьме осенью восемнадцатого и был выпущен по амнистии. Скорее всего, он играл роль шофера и спрятал лицо под очками. Тот шпион, который расхаживал в форме старсотоса, на Тараканова не похож, во всяком случае ни Чуев, ни сторож Галдобин его по карточке не узнали.

– Молодец, умница! Что за тип этот Тараканов?

– Тип весьма занятный. Он каширский уроженец и с младых ногтей служил по полиции. В тысяча девятьсот шестом году принимал участие в убийстве видного большевика, за что собственно и был после революции арестован.

– Кто же эту гадину отпустил?

– В учетной карточке этих сведений нет. Я закажу в архиве его уголовное дело, как почитаю, так доложу.

– Хорошо, действуй. Связи Тараканова установлены?

– Я телеграфировал каширским товарищам, но ответа, естественно, пока не получил. Да и долго, наверное, придеться его ждать – Кашира теперь другая губерния.

– А ты не жди, ты бери мою машину и дуй в Каширу, тут всего сто верст. А в Туле у него знакомые были?

– Должны были быть – он в тысяча девятьсот восьмом году руководил у нас сыскным отделением.

– Вот что, ты займись его здешними связами, а в Каширу я другого пошлю. – Матсон позвонил и приказал явившемуся секретарю найти старшего сотрудника по особым поручениям товарища Маслова, а потом продолжил: – Возьмешь в архиве формуляры всех сотрудников сыскного, работавших в одно время с Таракановым, установишь тех, кто сейчас живет в Туле, и проведешь их проверку. Поручи своим орлам сходить по месту его последней прописки, пусть соседей порасспрашивают. Установи родственников, друзей, знакомых. В общем делай все как всегда.

Алексей Владимирович Маслов, хоть и был совсем молодым человеком – ему едва исполнилось тридцать лет, уже успел растерять почти все волосы со своей круглой, как арбуз, головы и отрастить солидное брюшко. Он носил сшитый у лучшего тульского портного форменный френч, хромовые сапоги и фуражку с залихватски изломанной тульей, словом, вид имел весьма солидный, как и подобает представителю столь серьезного учреждения.