— А был ли ей так близок ее зять, которого она знала всего год с небольшим, чтобы, узнав о его смерти, грохнуться на пол? Скажите, пожалуйста, возможное ли дело, чтобы, придя после этого в себя, девушка могла пролежать почти неподвижно, с закрытыми глазами в течение нескольких часов? Ведь она не открыла глаз и не проронила ни слова даже тогда, когда ее переносили во флигель! Это уже, согласитесь, факт из ряда вон выходящий! И главное — не задала за это время никому ни единого вопроса о случившемся. Может, тут совсем другая причина? Может быть, ночью она услышала разговор между сестрой и известным ей лицом, утром узнала о произошедшем в доме убийстве и упала в обморок из-за того, что поняла, что убийца именно это, известное ей лицо!

— Иван Ильич, мне кажется, вы сами себе противоречите. Зять не был так близок, чтобы падать из-за него в обморок, а из-за любовника сестры упала?

— А может быть, он не только любовник сестры, а и ее любовник? Или не любовник, а любовь?

— Так тогда она должна была нам сразу сообщить, кто убил ее сестру, коли она его узнала!

Иван Ильич посмотрел на Тараканова.

— Осип Григорьевич, при всем к вам уважении… Простите меня покорно, но вам не хватает опыта. Такого опыта, которому ни один Кунцевич не научит. Опыта общения с прекрасным полом. Этому искусству мы обречены учиться всю нашу жизнь, но ученье это у большинства из нас движется так плохо, что к преклонным годам мы способны понимать только самые азы этого искусства. Но тут и азов хватит. Итак: Антонина Аркадьевна ночью идет, извините, в уборную и слышит из комнаты сестры голоса. Она узнает голос любимого ею человека. Девушка настолько благородна, что подслушивать не может, она бежит дальше от этого голоса и, видимо, всю ночь мучается на своей постели. Узнав об убийстве, она понимает, что тот человек, который был у Веры, убил перед этим Тименева. Любимый ею человек — убийца! От этого известия она падает без чувств. Когда она приходит в себя, то не в состояния видеть никого, ни с кем говорить, она думает. Ей нужно решиться. Открыть ли убийцу или нет? Она лежит молча, с закрытыми глазами, думает, долго думает и, наконец, решается молчать. И тут она вспоминает о сестре. Ведь Вера утром тоже узнала о совершенном преступлении, узнала, что человек, бывший у нее, убил ее мужа. Что сделала Вера? Как она поступила? Павел Аркадьевич рассказал мне, что сестра позвала его к себе и буквально начала пытать, спрашивая про Веру. Я думаю, ее в большей мере интересовала не судьба сестры, а то, открыт ли сестрою убийца. Как только Павел Аркадьевич сказал Антонине Аркадьевне о смерти Веры, у нее началась горячка. Она поняла, что ее предмет убил не только зятя, но и ее родную сестру! От такого известия любой нормальный человек с ума сойти может. Доктор нашел состояние Антонины Аркадьевны весьма опасным — стоит угроза воспаления мозга. — Следователь тяжело вздохнул. — В общем так, Осип Григорьевич, узнаем мы, кто был предметом Антонины Аркадьевны, откроем убийцу. Простите за вопрос, но мне обязательно надо знать. Вы в обществе приняты? — Нет. Но помощник мой принят.

За время, прошедшее с момента отправки Кудревичу телеграммы о согласии занять должность главного тульского сыщика до назначения на эту самую должность, произошло множество разных событий.

Во-первых, уволили от службы самого Кудревича. Он по незнанию обобрал какого-то купца, имевшего то ли родственника, то ли друга детства в Сенате, купец пожаловался и из столицы прибыла ревизия, которая нашла в деятельности тульского полицмейстера столько нарушений, что того впору было отправлять соболей ловить. Чтобы этого не произошло, Кудревичу пришлось снять со счета в банке все свои сбережения. Он уехал к теще в Козлов и подвизался там в акцизном управлении.

Во-вторых, сменился начальник губернии. 7 октября 1908 года Государь Император подписал указ об увольнении в отставку по прошению тульского губернатора Михаила Арцимовича и переводе казанского вице-губернатора Дмитрия Кобеко на вышестоящую должность в Тулу.

В Петербурге долго не решались назначить Тараканова на должность — роль сыграла и отставка ходатайствовавшего за него Кудревича, и возраст претендента — Тараканову в ту пору только исполнился 21 год. «Как его в градоначальство-то могли на службу принять? Ведь для столичной полиции возрастной ценз в 25 лет установлен!» — возмущались бюрократы из департамента полиции.

Решающую роль в назначении Тараканова сыграл новый тульский губернатор. Ознакомившись с личным делом кандидата на должность, Кобеко узнал про активное участие Тараканова в борьбе против врагов существующего строя, учинивших в 1906 году экспроприацию в Кашире. А революционеров губернатор ненавидел не только по долгу службы, но и по личным причинам: 25 сентября 1906 года в Кобеко, проезжавшего из губернаторского дворца в Казанский кремль для приема посетителей, революционерами были брошены две бомбы, одна из них взорвалась, в результате чего вице-губернатор получил опасное ранение.

Перед вступлением в должность всех новых начальников сыскных отделений направили на краткосрочные курсы, которые длились полтора месяца, так что к своим непосредственным обязанностям глава тульской сыскной полиции смог приступить только после Рождества. В первый же день службы Тараканова срочно вызвали к прокурору окружного суда. В приемной он увидел исправляющего должность полицмейстера коллежского асессора Голунского.

— У меня к вам, господин губернский секретарь, просьба будет. Видите ли, прокурор нас вызвал по поводу одной кражи, сейчас будет спрашивать, скоро ли мы ее откроем, так вы пообещайте в ближайшее время.

— Как я могу обещать, ежели мне вообще ни про какую кражу ничего не известно?

— Вчера вечером во второй части у вдовы Гречихиной пол-обстановки вынесли. Я всю полицию на ноги поднял, и вы сейчас же, как отсюда выйдем, начинайте заниматься.

— Слушаюсь.

Прокурор встретил чинов полиции очень холодно.

— Это что же творится! Практически среди бела дня, почти в самом центре города обывателей обворовывают, а полиция и в ус не дует. Постового городового допросили?

— Так точно, ваше высокоблагородие. Не только допросили, но уже и уволили от службы за нерадение. А в чайную он, видите ли, зашел чайком погреться!

— Негодяй! Проведите дознание, надобно посмотреть, нет ли в его действиях состава преступления, это же пренебрежение службой! А это что за юноша?

— Это наш новоиспеченный начальник сыскного отделения губернский секретарь Тараканов.

— Вам сколько лет, милостивый государь?

— Двадцать два. Будет. Летом.

— Господи! А ведь я лично согласовывал вашу кандидатуру, как я мог не обратить внимания на возраст! Постойте, я вспомнил, вы же из столичной сыскной к нам прибыли?

— Да-с. Сыскной опыт имеется.

— Опыт — это хорошо. Вы уж, молодой человек, постарайтесь. А я не забуду.

На улице Тараканов спросил у полицмейстера:

— Ваше высокоблагородие, а что прокурор так за каждого обокраденного обывателя переживает?

Голунский скривился.

— Дама сердца это его. И говорят, что он полностью под ее каблуком. Видимо, досталось. И нам достанется, если не найдем вещичек мадам Гречихиной. Едем ко мне, я вам передам дознание.

Так получилось, что кражу Тараканов раскрыл в этот же день. Обедать он пошел к своей тетушке — кухаркой обзавестись еще не успел. А у той была соседка, которая в нарушение государственной монополии торговала у себя на дому водкой, распивочно и навынос. Плату принимала не только деньгами, но и вещами. Купив какую-нибудь вещь за сороковку водки, предпринимательница тут же несла ее к состоятельным соседям и продавала за половину ее настоящей стоимости. Вот и в этот день шинкарка пришла к тетке и в присутствии Тараканова, о месте службы которого она ничего не знала, стала предлагать купить бронзовую статуэтку мальчика, вынимающего занозу. А статуэтка эта входила в список похищенного у госпожи Гречихиной, с которым Тараканов уже успел самым внимательным образом ознакомиться. Начальник сыскной представился тетушкиной соседке и потребовал незамедлительно сообщить ему, кто принес статуэтку, а также выдать другие предметы, принесенные этим лицом. В случае отказа Тараканов пригрозил закрыть шинок, а саму соседку привлечь за скупку заведомо краденого. На счастье Тараканова, личность продавца шинкарке оказалась знакомой. Остальное было делом техники. Задержав обоих воров и изъяв львиную часть похищенного, губернский секретарь на извозчике привез добычу к зданию окружного суда. Наказав «ваньке» ждать, он поднялся в кабинет прокурора. Тот сначала не поверил, выбежал на улицу, даже не накинув пальто, а увидев узлы с вещами, долго жал Тараканову руку и обещал свои преференции.