Маслов не думал ни секунды.
– Конечно, с вами!
– Тогда собирайтесь. У вас есть пять минут.
Незнакомец деликатно удалился. Он вышел в залу и сказал буфетчику:
– Новых гостей пока не принимай, если кто придет и условные слова скажет – говори, что мест нет. Если ЧК возьмет – держись и молчи, им тебе предъявить нечего.
– Не, я лучше с вами, – испуганно сказал буфетчик, – им завсегда есть чего нам предъявить, а не будет – так и без предъявы шлепнут.
– Смотри сам.
Когда Алексей зашел в избу в приграничной эстонской деревушке, к нему с распростертыми объятиями бросился было плотный усач, бросился, но тут же остановился.
– Это кто? – спросил усач у проводника.
– Не знаю. Гражданин пришел на явку, назвал пароль, который я сообщал вашему человеку, я его и привел. А кто он – вы сами разбирайтесь. И позвольте получить обещанное.
– Постойте! Какое «сами разбирайтесь», какое обещанное? Мы с вами о чем договаривались? Переправить в Совдепию и обратно конкретного человека. А вы? Вы кого мне привели?
– Ваш человек сообщил этому гражданину пароль, я его и привел. Одного увел, одного привел. Попрошу расчет! – Глаза проводника сверкнули так, что Маслов поежился. – Вам не кажется, милостивый государь, что место, в котором вы теперь находитесь, не располагает к спорам?
Кунцевич молча достал портмоне и отсчитал купюры. Контрабандист пересчитал деньги и сунул их в карман: «Так-то лучше».
– Я сейчас все объясню, граждане! – быстро-быстро заговорил Маслов. – Дело в том, что я приятель Осипа Григорьевича…
– Мне ваши объяснения слушать недосуг, уважаемый, – сказал контрабандист. – Если вам угодно рассказать вашему новому знакомому о своих приключениях – говорите тет-а-тет, пожалуйста. За сим, вас обоих больше не задерживаю. – Проводник поклонился и щелкнул каблуками.
Кунцевич надел пальто и, бурча что-то под нос, вышел из избы. Маслов последовал за ним.
– Я буквально умолял этого, как вы его называете, Опасного подождать еще денек-другой, но он был непреклонен. Тогда я решил один перейти границу – хотя бы для того, чтобы связаться с вами и рассказать, как обстоят дела. – Маслов чуть не плакал.
– Да-с. Значит, после Москвы вы его не видели?
– Нет, не видел.
– Плохо. И этот… – Кунцевич обернулся и выругался. – Придется мне к нему возвращаться и опять договариваться. Да и еще вас надо легализовать! Документы у вас есть?
– Есть. Заграничный паспорт Союза ССР, но без виз.
– То, что без виз, это плохо. А средствами вы обладаете?
– Кое-что имею.
– Это лучше. У меня есть пустой нансеновский паспорт, в Печорах мы вас сфотографируем и сварганим вам почти настоящий документ. С ним вы переедете во Францию, ну а там будете хлопотать о получении легального вида на жительство. Мой патрон вам в этом деле поможет. Но только при одном условии – если Осип Григорьевич справится с заданием. Так что, как только поселитесь в гостиницу, начинайте молиться о его здравии и о благополучном возвращении.
Они сидели на берегу Великой и курили.
– Чего делать-то будем, Ось? – спросил Иван, выбрасывая окурок в речку.
– Чего-чего. Попытаемся прорваться своими силами.
– Ты думаешь, у нас получится?
– А черт его знает. А ты чего предлагаешь, в Тулу вернуться?
– Нет, конечно. Может, другого проводника поищем?
– Как же мы его найдем? Объявление в газету дадим – так, мол, и так, ищу проводника для перехода госграницы. Опасного не предлагать. Так, что ли?
– Да ну тебя к дьяволу! – махнул рукой Иван.
Помолчали.
Денек, не под стать настроению, был чудесным. С речки дул теплый ветерок, светило солнышко, на небе не было ни облачка. По мосту то и дело пробегали пролетки с седоками, где-то недалеко звенел трамвай, а по Великой шел катерок, верхняя палуба которого была набита публикой под завязку.
Тараканов вздохнул полной грудью:
– Иван, а ты был прав насчет поговорки про коготок и птичку. Мне сейчас кой-какая мыслишка в голову пришла.
Маслов обернулся к товарищу:
– Чего такое? Хочешь с боем прорываться?
– Нет, не хочу, ты послушай, мысль дельная. Со мной в Северном корпусе служил один псковитянин…
– В каком корпусе?
– В Северном.
– Это какой же армии корпус?
– У Юденича я служил…
– А ты, оказывается, и правда контра! Меня, кстати, в девятнадцатом чуть не мобилизовали Питер от Юденича защищать, еле отбился. Вот бы встретились мы с тобой в бою!
– Ты слушай, не перебивай. Так вот, служил со мной один местный уроженец. До войны он на Талабских островах жил, рыбалкой промышлял. Когда красные свою власть установили, они рыбачков поприжали, да так, что им совсем невмоготу стало.
– Они тогда всех поприжали, – заметил Иван.
– Ну да, только не все сопротивлялись, а талабцы решились. Короче, свергли они большевиков. Белые из талабцев целый батальон набрали, а в ноябре восемнадцатого, когда красные Псков взяли, все талабские белогвардейцы в Эстонию на лодках ушли.
– И что ты предлагаешь? Свергнуть на этих островах советскую власть?
– Нет, я предлагаю в Эстонию на лодках уйти. Талабец мне рассказывал, что у них на островах ничего своего, кроме рыбы, нет, все привозное. Сдается мне, что с той поры ничего не поменялось – как снабжали острова припасами по озеру, так и снабжают. Стало быть, туда регулярно ходит какой-нибудь катерок. Надобно на него сесть, но только плыть не на острова, а через границу.
– А если не повезут, то мы им вот это покажем? – Маслов отодвинул полу пиджака и обнажил рукоятку револьвера.
– Совершенно верно. Пойдем на пристань, разузнаем, что почем. Только сначала на Главпочтамт заскочим, мне посылочку надо получить.
Прибывшие на смену псковским пограничникам ленинградцы в четыре часа утра 9 июля попытались задержать троих переходивших границу неизвестных. Те принялись отстреливаться и попытались скрыться. В завязавшейся перестрелке один из нарушителей был убит, второй – ранен и взят в плен, третьему удалось убежать.
На допросе плененный – гражданин Эстонии Вальтер Клемент, рассказал, что он три раза пытался нелегально перебраться в Советскую Россию, но его всегда задерживала эстонская пограничная охрана. В четвертый раз Клемент решил воспользоваться услугами профессионального проводника. Его свели с одним из жителей приграничной деревни Волково, который обязался организовать доставку во Псков за пять тысяч марок. Переправы он ждал у него в избе. Вместе с ним проводника ждал какой-то русский – человек лет пятидесяти, плотного телосложения, с роскошными усами. Вечером, накануне задержания, Клемент уснул на печке около одиннадцати часов, а когда проснулся, то в избе было несколько незнакомых ему мужчин, одного из которых присутствующие называли Опасным. Контрабандисты, видимо, считая, что Клемент спит, обсуждали между собой поведение усатого, которого к тому времени в избе уже не было. Опасный осуждал этого русского за то, что тот не хотел платить за выполненную работу. В Россию они переправлялись втроем – он, Опасный и еще один контрабандист. Именно Опасный начал стрелять. Он, Клемент, не стрелял, у него даже не было с собой оружия. Он перешел границу, так как хочет строить социализм вместе со всем советским народом, поэтому просит его отпустить.
Из допроса задержанного выходило, что Буевич с заданием не справился и те, кого он ищет, благополучно ушли в Эстонию.
Сотоспор написал рапорт и отправил его телеграфом в Москву. Вскоре он получил ответ – ему было приказано незамедлительно возвращаться.
Поезд уходил в шесть тридцать следующего дня. В гостинице не сиделось, и Буевич бесцельно бродил по городу. Настроение у Станислава Адамовича было отвратительное – он прекрасно знал, что такие ошибки у них на службе не прощаются. Хорошо, если в должности понизят и сошлют простым уполномоченным куда-нибудь далеко-далеко. А ведь могут и вовсе с места погнать или того хуже – самого вместо Тараканова в тюрьму посадить, за халатность.
