Однако тралл, который все это время бормотал себе под нос что-то бравурное, не спешил сжигать содержимое миски. Вместо этого он высунулся из подземелья и стал подзывать кого-то с улицы. Георгий улучил момент и заглянул в корытце с ногтями. Их там оказалась целая куча! Куча желтых заскорузлых закорючек со следами крови, грязи и кусками мяса, намного больше тех двух десятков, что принадлежали Эрику.
– Ничего себе «намек на внешние вещи»! – присвистнул Родин и поспешил назад в свое убежище. – Что за странная коллекция?..
Тем временем тралл вернулся за миской и всучил ее подоспевшему на помощь коллеге, отдав тому краткое указание на непонятном языке. Затем раб скрылся в одном из закутков подземелья, а Георгий незаметно выскользнул на улицу и последовал за «курьером».
Тралл с миской ногтей долго петлял по закоулкам гарда и наконец привел своего преследователя в просторную пещеру, слабо освещаемую парочкой воткнутых в стены факелов. Посреди пещеры высился гигантский драккар цвета запущенной гангрены – землисто-синий с грязно-янтарными вкраплениями. В голове Георгия вспыхнуло воспоминание: полчища мертвецов на огромных черных кораблях стоят, повернувшись раскуроченными истрепанными лицами к солнцу. А солнце срывается с небес, ухает в воду и навсегда угасает в ледяной просоленной бездне.
«Невинные тела, по обычаю асов, сожнут с Иггдрасиля, усадят в Нагльфар из ногтей мертвецов…» – вспомнил Георгий слова песни, что пел карлик, вливая ему в глотку зелье.
Он потряс головой, отгоняя видение, но где-то вдалеке гулко застучали барабаны – викинги готовились к огненному погребению. Мозг бывалого врача, отважного искателя приключений, бесстрашного спасателя бедовых дев, по суровости духа не уступающего истинному викингу, размяк и дал сбой. Пространство исказилось, сердце подхватило ритм барабанов и постучалось в уши, в глазах замельтешил пепельный снег. Георгий прислонился лбом к холодному камню пещеры и сделал несколько глубоких вдохов, отгоняя морок. Морок ушел, а драккар остался на месте, явственно источая зло.
Родин сполз по стене и закрыл глаза, но запахи и звуки донимали его, будто такими же клещами пытались вытащить из подсознания какую-то важную мысль.
«Если мне суждено здесь умереть, – думал он, – неужели мне вот так же выдернут ногти и отправят на пылающей ладье за горизонт? И взойду я на черный драккар, и встану бок о бок со скелетами и мумиями, и поплыву навстречу Рагнароку… А может, не терять времени даром, пойти да прямо сейчас вскарабкаться на этот Нагльфар… Нагльфар! О ужас!..»
Родин вскочил на ноги, зажав рот ладонью, чтобы не закричать. Это же и есть тот самый Нагльфар! Сигурд построил его из ногтей мертвецов и вовсю готовит свой кустарный апокалипсис. Рагнароку быть, и запущен он будет именно с этого треклятого острова. Бомба «Солнце мертвых» заморозит океан, а сооруженный из ногтей корабль единственный сумеет преодолеть ледяные пустоши…
Родин рванул было к выходу из пещеры, чтобы как можно скорее предупредить Максима и девушек о надвигающейся опасности, но опоздал – его верный соратник, некогда бравый мичман Савостьянов, вошел в пещеру как к себе домой и уверенным шагом направился к траллу, который возился возле драккара. Максима было не узнать – он смыл кровь и облачился в одеяние викингов: поверх шерстяной туники у него была наброшена меховая накидка, а кожаные штаны он перетянул ремнями. Отросшие за время скитаний пшеничные волосы он обрил с висков, а те, что остались, заплел в тугую косу и украсил бусинами. Глаза его из нежно-голубых сделались хрустально-ледяными, нервической лихорадки и след простыл, и вообще – если бы не знакомый голос, Родин и не узнал бы моряка императорского флота, любителя порисоваться перед дамами и завернуть сочное морское ругательство. Раскрыв рот, Георгий наблюдал, как викинг Максим прошествовал к траллу и, размахивая лесорубным топором, заявил:
– Для достойного погребения Эрика Весельчака требуется принести жертву! Поскольку любовниц и жены у мертвеца не было, отправиться в Вальгаллу он должен в сопровождении тралла…
Тралл бросил свои дела и, не говоря ни слова, безропотно уложил голову на колоду. Топор Максима взметнулся, блеснул в свете факелов и со свистом сорвался вниз, без труда отделив голову от тела и глухо тюкнув о древесную плоть. Голова раба отскочила и покатилась, а руки стали загребать воздух, будто пытаясь поймать потерянное и приставить на место. Кровь толчками хлестала из шеи, заливая колоду, тулово дернулось пару раз и неуклюже повалилось на землю. Родин всхлипнул: стук топора жаркой болью отдался в висках. Зрелище ритуальной казни показалось ему жутче любого боя, жутче вскрытия сгнившего трупа, жутче всего, что он когда-либо видел. Тем временем Максим, не меняясь в лице, закутал тело раба в парусину, взвалил его на плечо и понес вон из пещеры. Родин ринулся за ним.
И снова по багровой кровяной дорожке, на сей раз нарисованной кровью тралла, – этот остров был насквозь пропитан человеческими соками! Георгий брел как во сне, не понимая ничего и понимая при этом одно: если он остановится и задумается, тотчас сойдет с ума. Максим приволок тело жертвы назад, к кострам возле ясеня, где уже разгоралась погребальная пирушка, и свалил ношу на землю.
Ободранное со всех сторон дерево сверху было раздвоено обугленной трещиной – следствие молнии, и только на самой макушке можно было найти пару жухлых листиков. Все пространство вокруг ясеня было изрыто жертвенными ямами, тут и там торчали из земли белые кости, а вместо завяленных туш Родин с ужасом заметил на ветвях дерева человеческие тела. Как жуткие новогодние игрушки, они раскачивались на ветру, завернутые в перепачканную кровью парусину будто в оберточную бумагу.
«О боги! – ужаснулся Георгий. – Да война же тут совершенно ни при чем! Сигурд – просто умалишенный фанатик! Он в самом деле вознамерился устроить Рагнарок. Поэтому-то ученые и не общаются между собой, иначе давно бы раскусили его планы! Каждый из них разрабатывает свою великую идею без оглядки на коллег, но никто даже не подозревает, во имя чего все это затеяно…»
Пораженный страшной догадкой, Родин напрочь забыл о безопасности. Выпучив глаза, он вышагивал туда-сюда и возмущенно бормотал:
– Эти светила науки ничего не знают о мощи глубинных бомб, которыми будут напичканы субмарины на верфях… А кто знает? Вряд ли Сигурд разбирается в этом вопросе настолько, чтобы заранее оценить ущерб от своих действий, но ведь он искренне верит, что сумеет заморозить весь океан! А вдруг эти бомбы настолько мощные, что уничтожат все живое на земле?.. Не может быть. Этого просто не может быть. Однако рисковать нельзя! Ведь погибнуть могут все, кто окажется рядом… Что же делать? На эту троицу положиться нельзя, мухоморный настой сделал из них совершеннейших болванов. И хорошо, если не навсегда…
В практике Родина бывали случаи, когда единожды отравленные грибами пациенты на всю оставшуюся жизнь оставались хихикающими троллями и только и делали, что с утра до вечера ловили невидимых мушек и слушали музыку, звучащую у них в головах.
Очевидно, что теперь для Максима и его сестер Рагнарок стал таким же желанным и предопределенным, как запоздавшая весна для северянина. Рассчитывать на их помощь было глупо и безответственно. Родин растерянно смотрел по сторонам и не мог найти, к кому обратиться. Викинги хлестали эль из перламутровых рогов, хохотали, предвкушая пир, и меньше всего были готовы все бросить только потому, что какой-то полоумный русич наплетет им небылиц.
В этот момент на плечо Родина упала тяжелая рука. Обернувшись, он увидел Максима и по его лицу сразу понял – это конец. Обветренные скулы викинга смялись складками безумного оскала, глаза углубились и потемнели, а в голосе слышался рев сорвавшегося со всех цепей волка Фенрира.
– Грядет война! – пафосно провозгласил Максим, железной хваткой сдавив плечо Георгия. – Наконец-то все мы оказались на своих местах. Мы с Юлей встанем в строй воинов и устремим свои копья против врага, вы же с Полей наварите нам пробуждающих древние силы зелий и залечите наши раны!
