– Смотрите-ка, – вздохнул Георгий, кивая на предыдущего гостя, который быстро тыкнул в альбом с фотографиями и удалился вверх по лестнице, – посетитель перед нами уже определился.

– Скромнее вас быть не прошу, не то место, – пожаловалась сама себе Мария и лишний раз утвердилась во мнении, что Родина одного на это задание отпускать не следовало.

Неожиданно двое огромных мужчин поднялись со стульев. Расцветка их одежды сливалась с обоями, потому они оказались незамеченными до того, как пришли в движение. Своими водянистыми глазами амбалы удивленно уставились на вошедшую пару, один что-то медленно дожевал и сглотнул, а второй засунул руки в карманы брюк, немного сгорбился и, наклонив голову вперед, посмотрел из-под бровей. Из-за ширмы вышла, поправляя кудрявую шевелюру, высокая, сухопарая женщина лет пятидесяти в широком золотом ошейнике.

– Добрый вечер! – она широко улыбалась и в приветствии расправила тонкие руки-палки в стороны. На ее пальцах, бликуя в огнях свечей, заблестели кольца с драгоценными камнями. Родин отметил про себя, что она довольно некрасива и попытка компенсировать этот недостаток дорогими украшениями ей не удалась. К тому же он заметил, что ошейник прикрывал большую волосатую родинку.

– Здравствуйте! – начал Георгий. – Далековато вы забрались.

– О да, – улыбнулась хозяйка. – Мы не мясная лавка, чем дальше от людных мест, тем спокойнее клиентам. Заведение у нас особое, секретность чрезвычайно важна! Мы так же надежны в хранении тайн, как и швейцарские банки. Вы – семейная пара? Да?

Родин кивнул, а Очеретина, наоборот, замотала головой. Хозяйка же понимающе улыбнулась и продолжила:

– Как же это хорошо! У нас на этот счет есть отличные предложения. Может, у вас есть пожелания? Да, и зовите меня фрау Шиллер. Рассказать вам о наших прелестницах?

– Расскажите, – заинтересованно посмотрел на стол с альбомом Георгий. Конечно, пожелания у него были. Женщины в его объятиях ахали настолько давно, что любое предложение для него являлось подарком. Возможность тратить деньги в любом количестве натягивала пружину мечты, и яркие образы любовных утех возникали кинолентой в израненной мужской душе. Непринужденная обстановка расслабляла, и невидимый запах плотской любви, пропитавший воздух, заставил его на минуту забыть об истинной цели посещения дома терпимости.

Дама раскрытой ладонью пригласила гостей на диван, крепыш принес бутылку шампанского и фужеры. Гости сели рядом, а хозяйка пододвинула к ним альбом с фотографиями раздетых девушек, и не только…

Родин перевернул лист и почувствовал укоризненный взгляд Марии, подкрепленный вдохом и жарким выдохом.

– Это вот, – начала фрау, – самая молоденькая и чудесная козочка, у нас она совсем недавно, неумелая, кроткая, но в этом весь шарм. Вот две райские птички, удивительное яркое сочетание – блондинка и брюнетка, прекрасно играют дуэтом, но, если пожелаете, и соло. А это Константинос – наш греческий герой, Геркулес, посмотрите, какая мускулатура, в свое время он слыл хорошим борцом в Афинах! Пальцы из стали, горяч как горн, силен – скажу вам, дорогуша, это титан, истинный жеребец. Ну а если желаете восточных сладостей – вот, посмотрите, какой яркий мужчина, из Японии, мастер уникального массажа, у него грудь женщины, а там, между прочим, все на своем месте и в отменном состоянии.

Очеретина сидела раскрасневшись и небольшими глотками отпивала шампанское из поданного фужера. Ей почему-то не нравилась реакция Георгия. Внутри жгло злое женское чувство, способное испортить не только жизнь, но и погубить операцию. Когда он листал альбом, рассматривал фотографии и иногда переспрашивал хозяйку, Мария с трудом сдерживала себя.

Родин с интересом слушал описания, косился то на напарницу, то на Шиллер. Кроме того, с момента их появления в заведении он не переставал следить за двумя вышибалами, те находились на своих местах и вроде бы беспечно дремали. Да, понимать расстановку фигур на шахматной доске, которая в любой момент могла превратиться в ринг, необходимо.

– Майне фрау, а нет ли у вас того, что в вашем альбоме не показано? Конечно, понимаю, что некоторые пикантные особы могут отпугнуть клиентов, потому вы наверняка припрятали что-то интересное?

– О, вы ищете кого-то конкретного?

– Мы ищем себе Домину, – и Родин мечтательно откинулся, сжав под мышкой подушку.

– О, вы понимаете толк в удовольствиях! – расхохоталась хозяйка. – Конечно же, вам нужна госпожа! В верхних этажах нашего приюта – обыкновенные земные радости. Но там, ниже, во мраке подвала, царят неземные удовольствия. Вы окунетесь в мир боли, унижения и подчинения! А если вы еще неискушенные в столь порочных забавах, мы подберем вам опытную богиню…

– Богиню нам рановато, начнем с валькирии, – кивнул Родин. – Да, мы спускаемся во мрак, правда, ради творчества. А вот чтобы по-настоящему – еще не пробовали. Проводите нас к валькирии.

– У нас все валькирии, – мадам поджала ярко накрашенные губы и чуть нервно оглянулась назад. Вышибалы, поняв, что начался деликатный разговор, послушно удалились.

– Нам необходимо с ней поговорить, – Очеретина посмотрела за спину хозяйки, где на стене висела картина с пышнотелыми купальщицами. – Мы, признаться, не совсем те, кем представились. Познакомьтесь, – это Алекс Фридрих Циммерман, он известный поэт. Я же Луиза Шмидт, пишу музыку. Возможно, вы слышали о нашем творческом тандеме – мы служим искусству, наши произведения исполняются не только в берлинских театрах, но и в Вене, и в Риме. Для создания оперы важно живое общение. Регинлейв обязательно нам поможет, и мы наконец возродим увядший сценарий. Мы хорошо заплатим. Можно ли ее позвать?..

Родин заметил, что при упоминании имени проститутки Шиллер вздрогнула. Очеретина допустила непростительную оплошность, и события сразу двинулись для них не в лучшую сторону. До последнего момента «Регинлейв» ни разу не звучало, и для фрау это послужило сигналом для начала наступательных действий. Кроме того, она создавала впечатление женщины далеко не простого происхождения и, возможно, неплохо знала театральный мир германской столицы, а Мария, придумавшая им имена, сразу забросила зернышко сомнений в изворотливый ум хозяйки заведения.

– Да, конечно же, я читала о вас в газетах, – Шиллер слегка нахмурилась. Осведомленность гостей и странная просьба не заставили долго думать. Ее рука привычно скользнула под край стола, где имелась тайная кнопка. – Безусловно, мы ее сейчас же пригласим.

Колыхнулись ближайшие портьеры, как оказалось, прикрывавшие секретный вход, и вышибалы один за другим втиснулись в комнату, сложив руки на животе. В помещении сразу потемнело и стало тесно. Очеретина с Родиным вскочили.

– Так, – щелкнула пальцами хозяйка и указала на посетителей, – эти шпики совсем обнаглели. Приходят в порядочное заведение и, не таясь, начинают выведывать наши секреты. Вот этого бравого ухажера, по говору вижу, полячишку, выпроводить за дверь. Да не церемоньтесь, угостите его хорошенько. А дамочку сдайте нашему жеребцу, пусть научит ее правильным манерам, он как раз сегодня без работы сидит, хоть разомнется.

– Беги! – крикнул Родин Марии.

Несмотря на свои крупные размеры, огромный немец резво бросился на Георгия и попытался схватить его за воротник. Второй быстро оказался у дверей и загородил их своей тушей. Для Марии, которая побежала к выходу, путь оказался отрезан, сзади ей на спину запрыгнула Шиллер и заключила шею в замок. Мария укусила ее за руку и, высвободившись, ударила коленом в живот, женщины завизжали, пустили в ход ногти. В мелькающих пальцах затемнели клочки волос.

Родин с детства хорошо бился на кулаках. Он мог стоять против двоих, а то и троих. Но громадный вес и неожиданная верткость оппонентов не давали возможности скорой победы. Вышибалы, наверняка бывшие борцы, закрывали головы огромными руками и танцевали на месте, намереваясь его схватить. Георгий безуспешно пытался нанести решающий удар, но кулаки попадали в прочные блоки или в чугунные, непробиваемые головы. Его бы обязательно сграбастали, если бы он не отбивал тянущиеся к нему руки. Толстый слой мышц и жира прошибить, казалось, было невозможно. Второй охранник, заметив, что Мария уже катается по полу в обнимку с хозяйкой и не может сбежать, начал сзади наседать на Георгия, который отступал к столу.