Грека звали Панайотис. Это был тщедушный мужчина, ниже Кунцевича на голову, с большим негреческим носом и постоянно бегающими глазами. Он прекрасно говорил по-русски. Внимательно выслушав чиновника, грек сказал:
– К губернатору я вам идти не советую. Его власть вот-вот кончится, со дня на день новое правительство поставит своего губернатора. Поступить лучше следующим образом: если те, кого вы ищите, еще в городе, то искать их следует в гостиницах. Фамилии их нам известны. Порядки у нас строгие, при вселении в любой гостинице необходимо предъявлять паспорт. Можно нанять несколько человек, которые походят по гостиницам и поищут Фекаса и Халитопуло. Раз воры при деньгах, то в Истамбуле они останавливаться не станут, пожелают более комфортных условий. Искать их надобно или здесь, в Пере, или в Галате. Гостиниц, конечно, много, но количество это не безгранично. Да и отели в Пере держат в основном мои соотечественники.
– Хм… Мысль разумная. А каковы будут расходы?
– Я думаю, лиры по две на брата. Всего надобно человек пять. Итого десять лир.
– Давайте сойдемся на лире на брата. Право слово, цена хорошая. Только у меня столько лир нет, где тут можно рубли поменять?
– Я охотно возьму рублями. Сорок два семьдесят пять, по сегодняшнему курсу, с вас причитается.
Кунцевич вынул из бумажника пятьдесят рублей:
– Получите, и сдачи не надо.
– Премного благодарен. – Грек ловко спрятал купюру.
В это время в комнату зашел Столица:
– Простите, чуть не забыл. Вчера поздно вечером мы получили на ваше имя телеграмму. Вот, прошу.
Кунцевич прочитал: «Пришла телеграмма Константинополя текст дословно я Византии Фельдберг».
Коллежский асессор долго не мог понять, что за Фельдберг в Византии и кому пришла телеграмма. Наконец он догадался:
«Господи, фамилию у портье я и не спросил. Выходит, он Фельдберг. А телеграмма, стало быть, пришла Карабасси из Константинополя. Некто пишет, что он в Византии. Портье на точках и запятых решил сэкономить. В принципе, желание понятное – каждая точка в международной телеграмме – двугривенный».
Два дня ожидая известий, Кунцевич осматривал Константинополь как заправский турист. В Галате он нанял себе гида из числа русских паломников, не пожелавшего по каким-то, только ему ведомым причинам возвращаться на родину. Донской ему компанию не составил, предпочитая хождению по улицам сон в отеле.
В сопровождении своего чичероне чиновник для поручений ознакомился с общим видом города с Галатской башни, посетил Ая-Софию, прогулялся по главным улицам Перы, зашел в городской сад des Petits Champs, поглядел на саркофаг Александра Великого в Оттоманском музее древностей, осмотрел мечеть султана Ахмеда, цистерну 1001 колонны, посетил Большой базар Чарши.
Вечером второго дня, возвращаясь на плохо гнущихся от усталости ногах в гостиницу, Кунцевич обратил внимание на идущего навстречу человека, несшего на груди и спине фанерные щиты с какой-то рекламой.
«Надо же, как в Лондоне. «Hotel de Bysance, chambres à partir de cinq francs». Отель «Византия», нумера от пяти франков. Как недорого, а я по три рубля в день плачу! «Византия». Византия!» В телеграммах не передают знаки препинания, если, конечно, сам не попросишь. За отдельную плату. Фельдберг не попросил. Отправитель телеграммы не в Византии, он в «Византии»!»
Сыщик достал блокнот, бесцеремонно остановил человека с рекламой и стал переписывать адрес.
Столица сумел добыть фотографию Фекаса, да не одну, а целых три: анфас, в профиль и в полный рост. Когда Кунцевич велел Панайотису прекратить поиски, тот сильно огорчился. Чиновник для поручений его успокоил:
– Не переживайте, денег назад я не потребую. Вам предстоит их отработать другим способом. Вот портрет мужчины. Пошлите кого-нибудь из своих людей в гостиницу «Византия», пусть осторожно поглядят, живет ли там этот человек. Если живет, то за ним надобно последить. Узнать, куда он ходит и с кем встречается. Смогут ваши люди это сделать?
– Не извольте сомневаться, в лучшем виде сделаем-с!
Вечером грек доложил, что Фекас в гостинице проживает, причем зарегистрирован под своим именем. В пять вечера он вышел из гостиницы, спустился в Галату и там посетил одну из портовых кофеен. По словам Панайотиса, место это пользовалось определенной репутацией у местных «деловых» людей и служило им своего рода клубом. Фекаса там приветствовали как завсегдатая. Из кофейни он не выходил долго. Желая выслужиться перед работодателем и не потерять уже полученные и частично потраченные рубли, люди Панайотиса проявили инициативу – пробрались в номер Фекаса и аккуратнейшим образом все осмотрели. Золота и бриллиантов им обнаружить не удалось.
– Так, так, так. – В глазах у сыщика загорелся охотничий азарт. – Или спрятал хорошо, или при себе держит.
– Скорее второе, ваше высокоблагородие, в номере их прятать практически негде, а мои люди хорошо искали.
– Значит, похищенное при нем. Его надо арестовывать немедленно. Едем!
Кунцевич позвонил и приказал коридорному бежать в номер Донского и просить его срочно прийти. Сыскной надзиратель явился через пять минут и вид имел только что разбуженного человека.
– Егорыч, ну сколько можно спать! Я прямо поражаюсь.
– Это я впрок, ваше высокоблагородие, дома вдоволь не поспишь.
– Немедленно едем, и револьвер не забудь. Будем арестовывать Фекаса.
Грек кашлянул.
– Ваше высокоблагородие! Нам втроем не справиться, даже с револьверами. Я же вам говорил, что эта кофейня – разбойничий притон. Они скорее нас всех там положат, чем дадут вывести оттуда Фекаса.
– Как же нам быть?
– Я предлагаю заручиться поддержкой турецких властей.
– А захотят ли они нам помочь?
– Я знаю местного пристава. Но понадобятся деньги на расходы.
– Рублями возьмете?
Панайотис привел русских сыщиков к какому-то невзрачному дому, над подъездом которого развевался турецкий флаг. Пристав, оказавшийся невероятно толстым мужчиной лет пятидесяти, был сама любезность. Усадив гостей за стол, он угостил их прекрасным кофе. Панайотис старательно переводил:
– Я не знаю, как благодарить Бога за ту высокую честь, которую вы изволили мне оказать своим посещением. Турция бесконечно дорожит дружбой с великой Россией и ежедневно возносит горячие молитвы Аллаху за драгоценную жизнь Белого Царя. Сегодняшние минуты останутся лучшим воспоминанием моей жизни, так как я, скромный и ничтожный раб моего Повелителя, удостоился счастья, ничем мною не заслуженного, принимать вас у себя!
Кунцевич растерялся и стал бормотать в ответ что-то бессвязное. Грек, нимало не смутившись, перевел:
– Всемилостивейший Паша, и для меня минуты, проведенные в вашем очаровательном обществе, – лучшие в моей жизни! И я благодарю Бога, что важное дело дало мне возможность обратиться к вам.
Лицо пристава расцвело. Договорились быстро. Полицейский, нимало не смущаясь, принял пятидесятирублевую купюру, сунул ее в верхний ящик письменного стола, что-то крикнул и, когда в кабинет забежал какой-то полицейский чин, отдал ему громкую команду.
Через полчаса в кабинет пристава втолкнули Фекаса. Воротник его сорочки был разорван, из верхней губы сочилась кровь. Руки у задержанного были связаны за спиной. Пристав встал, подошел к Фекасу вплотную и стал на него орать, а потом внезапно ударил по лицу. Грек упал на пол. Городовые тут же поставили его на ноги и стали ловко обыскивать. Из карманов были извлечены брошки, кольца, браслеты и огромных размеров бумажник. В его секретном отделении полицейские нашли 900 рублей и бланк банковского перевода на 8000 франков, из одесского отделения Лионского кредита в парижское отделение этого же банка. Получателем перевода был указан Николай Фекас, отправителем – некая М. Георги. Среди бумаг Фекаса нашли и таможенную квитанцию, согласно которой на таможне им был оставлен на хранение пакет с драгоценностями, оцененный в 32 000 франков.
