— С неба добрый час сыпалось Благодарение.

— А здорово было бы засунуть эту штуку в машину? Ну, скажем, в какую-нибудь дохлую развалину. Зуб даю, она сорвет капот. Терри говорил мне, что они изготовлены до ЗЗД.

— До чего?

— До закона о защите детей. Теперешние петарды — все равно что в лужу пернуть. Эти совсем другое дело.

— Как же их могут продавать, если это против закона?

— Против закона только производить новые, а эти еще из старых запасов.

— Так ты это и хочешь сделать? Найти какую-нибудь рухлядь и взорвать ее?

— Нет. Брат заставляет меня подождать до Дня труда, когда мы поедем на выходные на Кейп-Код. Он как раз получит нормальные водительские права и возьмет меня с собой.

— Конечно, — сказал Ли, — это не мое дело, но я не понимаю, почему его голос так уж важен.

— Я просто обязан подождать. Эрик Хеннити даже не собирался отдавать ее мне, потому что, съезжая с холма, я был в кроссовках. Он сказал, что я не был по-настоящему голый. А Терри сказал, что это дерьмо собачье, и заставил Эрика раскошелиться. Так что я перед ним в долгу. А Терри хочет обождать до Кейп-Кода.

Впервые за краткое время их дружбы Ли выглядел раздраженным. Он скривился и поерзал на своем шезлонге, словно только сейчас обратил внимание на что-то, впившееся ему в спину.

— Глупо как-то, — сказал он, — что они называются «Евины вишенки». Лучше было назвать их «Евины яблочки».

— Почему?

— Из-за Библии.

— В Библии только сказано, что они съели плод древа познания. Там нигде не сказано, что это яблоко. Могла быть и вишня.

— Я не верю в эту историю.

— Я тоже, — согласился Иг. — Динозавры.

— Ты веришь в Иисуса?

— А почему бы и нет? О Нем пишут не меньше людей, чем про Цезаря.

Иг искоса посмотрел на Ли, настолько похожего на Цезаря, что его профиль можно было чеканить на серебряных динариях, не хватало только лаврового венка.

— А ты веришь, что Он мог творить чудеса? — спросил Ли.

— Может быть. Не знаю. Если все остальное правда, какое это имеет значение?

— Я однажды сотворил чудо.

Игу это не показалось чем-то жутко замечательным Отец Ига однажды видел в невадской пустыне НЛО, это когда они пили с барабанщиком из Cheap Trick.Вместо того чтобы спросить, какое чудо Ли сотворил, Иг сказал.

— Здорово было?

Ли кивнул, его очень синие глаза смотрели в никуда.

— Я починил луну. Когда был еще совсем маленьким. И с того самого времени я все хорошо чиню. Это у меня лучше всего получается.

Ли прищурился левым глазом, вскинул правую руку к небу, схватил воображаемую луну большим и указательным пальцами, повернул и негромко прищелкнул языком.

— И все в порядке.

Игу не хотелось говорить о религии; ему хотелось говорить о разрушении.

— Я стану настоящим чудотворцем, когда подожгу запал этой штуки, — сказал он, и Ли перевел взгляд на петарду в Иговой руке. — Я непременно отправлю что-нибудь к Богу. У тебя есть предложения?

То, как Ли смотрел на петарду, напомнило Игу пьяницу, бухающего в баре и параллельно наблюдающего, как девица на сцене снимает трусики. Они дружили не слишком уж долго, но картина их отношений уже установилась — в этот момент Иг должен был сделать ему предложение, как предложил в свое время ему деньги, свои компакты и крестик Меррин Уильямс. Но он ничего не предлагал, а Ли ничего не просил. Иг говорил себе, что не предлагает петарду Ли, потому что смутил его в прошлый раз, подарив ему компакты. Истина была несколько иной: Иг ощущал завистливое желание иметь над Ли какое-нибудь преимущество, носить самому этот крестик. Позднее, когда Ли уйдет, Иг устыдится этого порыва — богатый мальчишка с собственным бассейном хвастается своими сокровищами перед мальчиком, живущим без матери в трейлерном поселке.

— Можешь засунуть ее в тыкву, — сказал Ли.

Но Иг ответил:

— Слишком похоже на индейку.

Так у них и пошло: Ли предлагал всякое, а Иг обдумывал и отвергал. Они обсудили, не стоит ли кинуть петарду в реку и посмотреть, всплывет ли оглушенная рыба, не бросить ли петарду в деревенский туалет, чтобы получился гейзер жидкого дерьма, или выстрелить петардой из рогатки в церковный колокол и послушать, как громко бухнет. У Ли было много идей.

— Ты все хочешь понять, какая музыка мне нравится, — сказал Ли. — Я скажу тебе, что мне нравится. Звуки взрывов и бьющегося стекла. Настоящая музыка для моих ушей.

Иг ждал своей очереди в парикмахерское кресло, когда услышал сзади резкий стук; он посмотрел через плечо и увидел на тротуаре Гленну, смотревшую на него, расплющив нос о витринное стекло. Она была так близко, что дышала бы ему прямо в затылок, не оседай ее дыхание на стекле. Выдохнув еще пару раз, Гленна написала пальцем; «Я ВИДЕЛА ТВОЮ П. П.» Под надписью она нарисовала карикатурно болтающийся член.

Сердце Ига упало, и он быстро оглянулся, не стоит ли рядом его мать, не заметила ли она. Но Лидия была в другом конце парикмахерской, давала инструкцию парикмахеру. На Терри, сидевшего уже в кресле, была белая накидка, он терпеливо ждал, чтобы его сделали еще более прекрасным. Подстригать лохмы Ига было все равно, что подрезать неухоженный куст. О красоте тут не могло быть и речи, в лучшем случае можно было сделать что-нибудь терпимое.

Иг снова взглянул на Гленну и яростно затряс головой: Уходи. Она тут же протерла стекло рукавом своей потрясно потрясной кожаной куртки.

Она была не одна. Дорога В Ад тоже был здесь, так же как и еще один член их компании, длинноволосый парень лет восемнадцати. Оба парня находились на дальнем конце парковочной площадки, копались в мусорном баке. Что им понадобилось в мусорном баке?

Гленна постучала в стекло ногтями. Они у нее были цвета льда, длинные и заостренные, ведьмины ногти. Иг снова взглянул на мать, но сразу же понял, что ей не до него. Лидия была полностью поглощена тем, что она говорила, рисуя рукой в воздухе идеальную прическу, а может быть, и воображаемую сферу, хрустальный шар, и в этом шаре угадывалось будущее, в котором девятнадцатилетняя парикмахерша получит большие чаевые, если ей удастся просто стоять и молчать и позволить Лидии объяснять, как ей делать свою работу.

Когда Иг вышел на улицу, Гленна отвернулась от витрины и прижалась к ней своей округлой твердой задницей. Она смотрела на Дорогу В Ад и его длинноволосого дружка. Они стояли у мусорного бака и копались теперь в каком-то мусорном мешке. Длинноволосый парень раз за разом поднимал руку и с какой-то почти что нежностью трогал лицо напарника. И каждый раз, когда он это делал, Дорога В Ад разражался громким дурацким хохотом.

— Почему ты дал Ли этот крестик? — спросила Гленна.

Вопрос буквально ошарашил Ига — надо же, чтобы она спросила именно это. Он сам уже вторую неделю задавался этим вопросом.

— Он сказал, что починит цепочку.

— Цепочка уже починена. Так почему он не отдает?

— Это не мой. Это… Это девочка уронила в церкви. Я собирался починить и отдать ей, но не смог. А Ли все сделал отцовскими инструментами, и теперь он его носит на случай, если вдруг наткнется на нее, занимаясь своей благотворительностью.

— Его благотворительность! — фыркнула Гленна. — Ты должен потребовать крестик назад. А заодно и все свои компакт-диски.

— У него нет никакой музыки.

— Он не хочетникакой музыки, — сказала Гленна. — Если бы хотел, то как-нибудь раздобыл бы.

— Я не знаю. Компакт-диски довольно дорогие и…

— Да? Ты знаешь, а ведь он совсем не беден, — сказала Гленна. — Он живет в Хармон-Гейтс. Мой отец делает у них всю работу по двору. Вот так-то я с Ли и познакомилась. Однажды папаша послал меня туда сажать пионы. У родителей Ли много денег. Это что, он сам тебе сказал, что ему не карману компакты?

Ига совершенно ошарашило, что Ли живет в Хармон-Гейтс, что у него есть человек, работающий по двору, и мать. Особенно мать.