— Хорошо, Ли. А ты пока просто посиди.

— Ты со мной выпьешь?

— Конечно. Я сейчас.

Ли пошел на кухню и смешал ей покрепче, а затем встал около шкафчика, глядя на свое отражение в зеркале и стараясь заплакать. Это оказалось труднее, чем обычно; честно говоря, он был немного возбужден. Когда за его спиной Меррин вошла на кухню, слезы только начинали выступать у него из глаз; он нагнулся и резко выдохнул со звуком, похожим на всхлип. Сейчас заставлять себя плакать было очень тяжелой работой, вроде как выжимать воду из щепки. Меррин подошла поближе, она тоже плакала. Даже не видя ее лица, Ли понимал это по негромким прерывистым звукам дыхания. Она положила руку ему на плечо и повернула его лицом к себе как раз в тот момент, когда его дыхание стало прерываться и сменилось злыми хриплыми всхлипами. Меррин положила руки ему на затылок и притянула его голову к себе.

— Она так тебя любила, — шептала Меррин. — Ты был при ней каждый день, каждую минуту, и это значило для нее очень много.

И так далее и тому подобное, всякая такая хренотень. Ли ее не слушал.

Он был выше ее почти на фут, и, чтобы быть с ним лицом к лицу, ей приходилось пригибать его голову. Ли прижал лицо к ее груди, к расселинке между грудями и закрыл глаза, впитывая ее почти навязчивый мятный запах. Он взялся одной рукой за краешек ее блузки и потянул его вниз, туго натягивая блузку на тело, а вместе с тем приоткрывая чуть веснушчатые верхушки ее грудей и чашечки лифчика. Другая его рука лежала у Меррин на талии, и эта рука начала ползать вверх и вниз, и Меррин не сказала ему прекратить. Он плакал у нее на груди, а она ему шептала и укачивала, как маленького. Ли поцеловал верхушку ее левой груди и даже не понял, заметила ли Меррин, — лицо его было такое мокрое, что, может быть, разница и не ощущалась, — и попытался посмотреть вверх, понравилось ли ей, но она опять наклонила его голову, прижимая ее к груди.

— Давай, — возбужденно прошептала она. — Давай, давай, сейчас можно. Здесь нет никого, кроме нас. Никто не увидит.

И прижала его рот к своей груди.

У Ли затвердело в штанах, он вдруг заметил позу Меррин: ее левая нога просунута между его бедрами. Похоже, оно ее возбудило, это мертвое тело. Одно из направлений психологии считало, что присутствие трупа является афродизиаком. Труп освобождал от ответственности, давал разрешение делать сумасшедшие вещи. После того как он ее трахнет, она сможет смягчить любую вину, какую только почувствует или считает, что обязана почувствовать, — Ли, в общем-то, не верил ни в какую вину, он верил в такую организацию жизни, чтобы не было видимых нарушений социальных норм, — сказав себе, что их обоих закрутило в вихре. Он снова поцеловал ее в грудь, и снова, и она не отстранилась.

— Я люблю тебя, Меррин, — прошептал Ли; это были самые подходящие слова, и он это знал. Так было и проще, и легче и для него, и для нее.

Говоря, он держал руку на ее бедре и качнулся вперед, заставив ее прижаться спиной к стенке. Сжимая край юбки в кулаке, он вздернул ее повыше, поставил ногу между бедер Меррин и ощутил тепло ее паха.

— И я тебя люблю, — сказала Меррин каким-то отсутствующим голосом. — Мы тебя оба любим, и Иг и я.

Странное заявление с учетом того, что они в это время делали, при чем здесь Иг-то. Меррин отпустила затылок Ли, уронила руки на его талию и слегка провела ими по его бедрам. Было похоже, что она проверяет, есть ли на нем ремень. Ли потянулся расстегнуть ей блузку — если пострадает пара пуговиц, это не так и страшно, — но вдруг его рука зацепилась за крестик, висевший у нее на шее, а все его тело содрогнулось от совершенно незапланированного судорожного всхлипа. Рука Ли резко дернулась, раздался негромкий металлический звон, и крестик соскользнул в вырез ее блузки.

— Ли, — сказала Меррин, чуть его оттолкнув, — мой крестик.

Еще мгновение, и крестик оказался на полу. Меррин и Ли на него взглянули, а затем Ли нагнулся, поднял его и протянул Меррин. Крестик сверкнул на солнце и осветил ее лицо золотым сиянием.

— Я починю, — сказал Ли.

— Ты ведь уже чинил? — улыбнулась Меррин — ее лицо раскраснелось, а в глазах стояли слезы — и стала приводить в порядок блузку. Одна из пуговиц была расстегнута, а верхняя часть одной из грудей так и оставалась мокрой. Меррин потянулась вперед и вложила крестик в руку Ли. — Почини, а вернешь, когда будет готово. На этот раз можно даже обойтись без посредничества Ига.

Ли даже вздрогнул от удивления, задумавшись на долю секунды, то ли она имела в виду, что ему примерещилось. Конечно то, конечно же она знает, как он ее поймет. Многое из того, что говорила Меррин, имело не одно значение, а два: одно — для окружающих, а другое — только для него. Она долгие годы делала ему намеки.

— Сколько ты ходишь в этой одежде? — спросила Меррин, окинув его критическим взглядом.

— Не знаю. Дня два.

— Ну хорошо. Я хочу, чтобы ты все это снял и принял душ.

Сердце Ли мучительно сжалось, его разгоряченный член буквально рвался из брюк. Он бросил взгляд на входную дверь. На то, чтобы вымыться перед сексом, времени отчаянно не хватало.

— Люди же придут, — пожаловался он.

— Пока еще никто не пришел, время есть. Мойся. Я принесу тебе выпить.

Ли прошел по ведущему к ванной коридору впереди Меррин, у него стоял, как никогда еще в жизни, и он был благодарен плавкам, что они удерживают член прижатым к ноге. Он не слишком, но все же надеялся, что Меррин тоже войдет в ванную и предложит помочь ему снять джинсы, но она осталась на пороге и тихо прикрыла за ним дверь.

Ли разделся, встал под душ и стал ждать ее прихода. Из душа хлестала горячая вода, поднимались облака пара. Его сердце билось сильно и часто, бессмысленно стоящий член дергался и качался. Когда из-за занавески просунулась ее рука со стаканом — снова ром и кока-кола, — Ли было подумал, что тут же появится и она, без одежды, но как только он взял стакан, рука исчезла.

— Приехал Иг, — сказала Меррин полным сожаления голосом.

— Добрался в рекордное время, — сказал Иг, стоявший, видимо, прямо за ней. — Ну как ты там?

— Привет, Иг, — сказал Ли. Слышать сейчас Игов голос было так же малоприятно, как если бы вдруг отключили горячую воду. — Все более-менее в норме, с учетом обстоятельств. Спасибо, что ты приехал.

Это «спасибо» звучало несколько натянуто, но Ли надеялся, что Иг этого не заметит, спишет все на обстоятельства.

— Я принесу тебе какую-нибудь одежду, — сказала Меррин, и они с Игом исчезли, щелкнула дверь.

Ли стоял по щиколотку в горячей воде, ярясь, что Иг уже приехал, и гадая, не подозревает ли тот чего, — нет-нет, конечно же нет. Иг приехал так быстро, потому что знал, что нужен другу, в этом вся его сущность.

Простояв так какое-то время, Ли заметил, что его правой руке очень больно. Опустив глаза он увидел крестик; золотая цепочка, обмотанная вокруг руки, врезалась ему в кожу. Меррин, чья блузка была наполовину расстегнута, посмотрела ему в глаза и предложила свой крестик. Было ясно, что она предлагает себя, ведь в этот момент его нога была между ее бедрами. Далеко не все она решалась сказать ему прямо, но Ли понимал ее намеки, прекрасно понимал. Он накинул цепочку на головку душа и стал смотреть, как качается блестевший на солнце крестик, качается, посылая вспышками «путь свободен». Скоро Иг будет в Англии, и не нужно будет больше осторожничать, ничто уже не помешает им делать то, чего хотят и он и она.

После смерти его матери Меррин стала чаще звонить и посылать мейлы, якобы проверяя, как у него дела. А возможно, она и вправду думала, что проверяет — Ли ни в коем случае не недооценивал способности человека обманывать себя относительно того, что ему в действительности нужно. Меррин усвоила значительную часть Иговой морали, и Ли ожидал, что она пойдет только до какого-то предела, а потом ему нужно будет брать дело в свои руки. Кроме того, даже отбытие Ига в Англию не обязательно сразу расчистит путь. Меррин выработала целый набор жизненных правил для людей высокого статуса. Ее требовалось убедить, что, если она трахнется с кем-либо другим, это будет, если разобраться, в интересах самого же Ига. Ли это понимал и готов был ей помочь.